Хедли, прохаживавшийся взад и вперед по комнате, обернулся к нему так резко, что тот вздрогнул.
— Джентльмены! — воскликнул Миллз. — Вы просили меня рассказать все, что я видел. Именно это я и видел. Это правда!
— Продолжайте! — приказал Хедли.
— Кажется, на нем были перчатки, хотя он и держал руки в карманах, так что я не совсем уверен. Он был высокого роста, на три или четыре дюйма выше доктора Гримо, среднего телосложения. Это все, что я могу с уверенностью сказать.
— Он был похож на того человека, Пьера Флея?
— Пожалуй, да. Так сказать, с одной стороны — похож, а с другой — не похож. Я бы сказал, что он еще выше Флея, и не такой худой, хотя за это я не ручаюсь.
Во время этого допроса Рэмпол краем глаза продолжал наблюдать за доктором Феллом. Доктор в распахнутом пальто и с зажатой под мышкой шляпой бродил по комнате, внимательно изучая ковер. Он наклонялся так низко, что пенсне едва не падало у него с носа. Фелл осмотрел также картину, ряды книг и нефритового буйвола на столе. Он наклонился, чтобы еще раз заглянуть в камин, и вновь поднял голову, чтобы рассмотреть герб. Герб вызывал у него особый интерес — Рэмпол видел это, но одновременно доктор успевал наблюдать за мадам Дюмон. Эго не укрылось и от внимания женщины. Она попыталась проигнорировать это открытие, но нервные жесты выдавали ее. Это было похоже на безмолвную схватку.
— У меня есть к вам и другие вопросы, мистер Миллз, — сказал Хедли, — в частности, о случае в “Уорвикской таверне” и об этой картине… Но они могут подождать, пока мы не выясним все остальное. Вы не сходите вниз и не попросите мисс Гримо и мистера Мэнгэна подняться сюда? А заодно позовите и мистера Дрэймена, если он уже вернулся… Благодарю вас. Одну минуточку! У вас есть вопросы, мистер Фелл?
Доктор покачал головой. Рэмпол заметил, что женщина вздрогнула.
— Ваш друг обязательно должен слоняться взад–вперед? — нервно воскликнула она, и иностранный акцепт в ее речи зазвучал уже сильнее. — Это действует на нервы! Это…
Хедли участливо пояснил:
— Я вас понимаю, мадам, но, к сожалению, это его привычка.
— Да кто вы такой, в конце концов? Вы вошли в мой дом…
— Простите, я должен был сразу представиться. Я — старший полицейский офицер Хедли из управления уголовной полиции. Это — мистер Рэмпол. А это — доктор Фелл, о котором вы, наверное, слышали.
— Да. Кажется, да, — она кивнула, потом хлопнула ладонью по столу. — Пусть так. Но все равно, не могли бы вы отказаться от вашей дурацкой привычки? И потом, мне холодно! Нельзя ли, в конце концов, затопить камин, чтобы немного согреться?
— Не советую этого делать, — сказал доктор Фелл, — во всяком случае до тех пор, пока мы не выясним, что это за бумаги были там сожжены. Там было целое аутодафе.
Эрнестина Дюмон воскликнула, теряя терпение:
— О боже! Почему вы все так глупы? Почему вы сидите здесь? Вам отлично известно, кто это сделал. Это был тот самый Флей, и вы это знаете. Так почему вы не схватите его? Почему вы сидите здесь и задаете идиотские вопросы, когда я говорю вам, что это был он?
В глазах ее мелькнула какая–то азиатская кровожадность, словно она представила, как Флей уже всходит на эшафот.
— Вы знакомы с Флеем? — спросил Хедли.
— Нет, нет! Я никогда его не видела. Я имею в виду, до этого не видела. Но Шарль мне сказал.
— Что он вам сказал?
— Этот Флей — сумасшедший. Шарль никогда не был с ним знаком, но у того была бредовая идея, что он связан с нечистой силой. У него якобы есть брат, который тоже, — она покрутила пальцем у виска, — вы понимаете? Так вот, Шарль сказал мне, что Флей должен прийти к нему сегодня вечером, в половине десятого. Шарль велел мне впустить его. Но когда я выносила из кабинета кофейный поднос около половины десятого, он засмеялся и сказал, что если этот человек до сих пор не пришел, то он уже никогда не придет. Шарль сказал: “Завистливые люди обычно пунктуальны”. Но он ошибся. Звонок зазвонил без четверти десять. Я открыла дверь. На ступеньках стоял человек. Он протянул мне визитную карточку и сказал: “Не передадите ли вы это профессору Гримо? И спросите, не примет ли он меня?”
Хедли облокотился о спинку дивана и внимательно слушал ее.
— А как насчет фальшивого лица–маски? Вам это не показалось странным?
— Я не видела, что это маска. Разве вы не заметили, что в прихожей горит только одна лампа? Позади него горел уличный фонарь, и все, что я могла видеть, — это его силуэт. Он говорил вежливо и протягивал мне карточку, так что в ту минуту я не могла и подумать, что…
— Минуточку! Вы бы узнали этот голос, если бы услышали его еще раз?
— Не знаю… Пожалуй, да… Но он звучал искаженно, его заглушала маска, теперь я это понимаю… Ах, почему здесь такие мужчины? — Она откинулась в кресле, и из глаз ее брызнули слезы. — Я женщина, но я знаю! Если кто–то нанес вам обиду, то вы его выследите и убьете, а потом ваши друзья придут в суд и присягнут, что вы в это время были в другом месте. Но вы не будете надевать размалеванную маску, как старик Дрэймен с детворой в ночь перед Рождеством, вы не будете вручать карточку, как этот выродок, подниматься, убивать человека в его кабинете, а потом скрываться через окно! Это похоже на страшные истории, которые я слышала в детстве… — ее терпение иссякло, и началась истерика. — О боже, Шарль! Бедный, бедный Шарль! — причитала она.
Хедли спокойно ждал. Эрнестина Дюмон быстро взяла себя в руки и вновь стала холодной и отчужденной, как картина, стоящая напротив. Лишь грудь тяжело вздымалась и слышался скрип ногтей о подлокотники кресла.
— Значит, этот человек сказал, — напомнил Хедли, — что, мол, не передадите ли вы карточку? Хорошо. А мистер Мэнгэн и мисс Гримо, насколько я понимаю, находились в это время в гостиной недалеко от входной двери?
— Странно, что вы меня об этом спрашиваете. Интересно, почему? Да, они, кажется, были там, я не обратила внимания.
— Вы не помните — дверь комнаты была открыта или закрыта?
— Не знаю. Но мне кажется, что она была закрыта, иначе в прихожей было бы светлее.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Значит, этот человек дал мне карточку, и я уже хотела сказать: “Входите, пожалуйста, я сейчас узнаю”, когда я вспомнила! Я не рискнула остаться один на один с сумасшедшим и решила подняться и позвать Шарля вниз. Поэтому я сказала ему: “Подождите здесь, я спрошу”, и быстро захлопнула дверь у него перед носом, так что замок защелкнулся, и он не мог зайти. Потом я подошла к лампе и взглянула на карточку. Она до сих пор у меня, и я могу показать ее вам. Она была чистой!
— Чистой?
— На ней ничего не было напечатано или написано. Я пошла наверх, чтобы показать ее Шарлю и попросить его спуститься вниз. Но бедняга Миллз уже рассказал вам, что случилось дальше. Собралась постучать в дверь и услышала, что кто–то поднимается по лестнице за мной. Я обернулась, и это был он, тощий и длинный, прямо за моей спиной! Но я могу поклясться на распятии, что заперла эту дверь внизу! Однако я не испугалась! Нет! Я спросила, что все это значит? И опять же, поймите, я не могла видеть фальшивое лицо, потому что яркий свет лестничного пролета был у него за спиной. Он ответил мне по–французски: “Мадам! Вы не имеете права так обращаться со мной”, потом опустил воротник пальто, снял лыжную шапочку и сунул ее в карман. Я открыла дверь, чтобы позвать Шарля, но Шарль уже стоял на пороге. Только тогда я увидела маску, она была бледно–розовая, почти как настоящее тело. И прежде чем я успела что–нибудь сделать, он заскочил в комнату, захлопнул за собой дверь и повернул ключ в замке.
Она замолчала и перевела дыхание.
— А потом?
Она грустно сказала:
— Я ушла, как велел Шарль, не поднимая шума. Но ушла недалеко: чуть–чуть спустилась по лестнице так, чтобы не терять из виду дверь, и не покидала своего поста до тех пор, пока не услыхала выстрел. Я была там, когда Стюарт кинулся к двери и начал колотить в нее, когда вы все начали подниматься по лестнице. Но уже не могла ничего сделать. Я знала, что там произошло. Почувствовав, что силы оставляют меня, я едва успела дойти до своей комнаты на втором этаже, и мне стало плохо. У женщин это бывает, — губы у нее задрожали, — но Стюарт был прав: никто не выходил из этой комнаты, и господь свидетель, что мы говорим правду. Не знаю, как это чудовище вышло отсюда, но только не через дверь… А сейчас — я прошу, я умоляю вас — разрешите мне уйти. Мне нужно в больницу, к Шарлю…
Ей ответил доктор Фелл. Он стоял спиной к камину на фоне скрещенных рапир и геральдического щита и в окружении полок со старинными книгами и белыми мраморными бюстами выглядел как барон эпохи феодализма. Его пенсне на носу хищно блеснуло, он откусил кончик сигары и аккуратно бросил его в камин.
