Я кое-как его успокоил и поволок обратно к дому, предоставив полицейским внимательно исследовать территорию. Было их теперь четырнадцать или пятнадцать, в каждых воротах торчал по меньшей мере один. Одри должна была явиться, как только ее освободят, поэтому я хотел быть на месте, чтобы сразу взять ее в оборот. Мы имели неплохие шансы задержать похитителей, прежде чем они куда-нибудь смоются, если только девушка сможет нам что-нибудь о них рассказать.
Вернувшись домой, Гейтвуд присосался к бутылке, а я закрутился как белка в колесе, одним ухом прислушиваясь к телефону, другим — к дверному звонку. О'Тар и Тод звонили каждые полчаса, чтобы узнать, нет ли вестей от девушки. Сами они пока ничего не вынюхали.
Они приехали в резиденцию Гейтвудов в девятом часу вместе с Люском. Женщина в черном оказалась мужчиной, который давно успел скрыться.
За запертой дверью черного хода в одном из доходных домов нашли женскую юбку, длинный плащ и шляпу с вуалью — все черное. Расспросив жильцов, полицейские выяснили, что тремя днями раньше одну из комнат снял молодой мужчина, записавшийся под фамилией Лейтон. Разумеется, его дома не застали. В комнате обнаружили множество окурков, пустую бутылку и больше ничего, кроме того, что там было до вселения Лейтона.
Выводы были очевидны. Он снял комнату, чтобы иметь доступ в меблирашку. Переодетый в женщину, он вышел на свидание с Гейтвудом через запасной вход, который оставил открытым. Потом он вбежал в дом, закрыл дверь на задвижку, сбросил женскую одежду, прошел здание насквозь и вышел через парадный вход, прежде чем мы успели забросить свою, как выяснилось, дырявую сеть. Возможно, во время бегства он вынужден был раз-другой прятаться в подъездах от автомобилей О'Тара и Хода.
Лейтон, как оказалось, был мужчиной лет тридцати, худым, с черными волосами и темными глазами. Рост — метр семьдесят, может быть, метр семьдесят пять. На соседей, которые видели его раза два, он произвел впечатление приличного молодого человека, выглядевшего весьма элегантно в своём коричневом костюме и бежевой фетровой шляпе.
Оба детектива, так же, как и инспектор Люск, абсолютно исключали, что Одри хотя бы какое-то время держали в комнате, снятой Лейтоном.
Пробило десять, а от девушки все еще не было никаких вестей.
Гейтвуд растерял свою беспардонную агрессивность; казалось, он вот-вот раскиснет. Он плохо выносил длительное напряжение, а алкоголь ему в этом отнюдь не помог. Я не питал к нему какой-либо симпатии — ни на основании того, что я о нем слышал, ни на основании личных контактов, но теперь мне стало его жаль.
Я позвонил в агентство и спросил относительно донесений детективов, проверявших знакомых Одри. Оказалось, что последней ее видела некая Эгнис Дейнджерфилд. Одри шла одна по Маркет-стрит в районе Шестой улицы между восемью пятнадцатью и восемью сорока пятью вечера. Их разделяло довольно большое расстояние, к тому же Одри шла по другой стороне улицы, так что Эгнис с ней не разговаривала. Кроме того, наши парни выяснили, что Одри — совершенно невыносимая и разнузданная девица, которая водит дружбу с подозрительными особами и легко может попасть в руки профессиональных преступников.
Наступил полдень, а Одри все не было. Мы дали распоряжение газетам, чтобы они опубликовали подготовленные материалы, дополненные описанием событий последних часов. Гейтвуд, совершенно сломленный, застыл в кресле, подперев голову руками и глядя в пол. Я как раз собирался выйти, осененный внезапной догадкой, когда он поднял на меня взгляд. Я не узнал бы его, если бы перемены с ним не происходили у меня на глазах.
— Как вы думаете, что могло ее задержать? — спросил он.
У меня не хватило духу ответить ему, какой вывод напрашивается теперь, когда выкуп уплачен, а девушка не появляется. Я отделался парой общих фраз и вышел.
Я поймал такси и попросил отвезти меня в торговый центр. Я ходил из одного магазина в другой, задерживаясь во всех секциях, торгующих товарами для женщин — от туфель до шляп, и расспрашивал, не покупал ли в последние дни какой-нибудь мужчина с внешностью Лейтона одежду для молодой женщины с фигурой Одри Гейтвуд. Побывав в пяти магазинах и не получив нигде подтверждения, я поручил проверку остальных городских магазинов парню из нашего агентства, а сам на пароме переправился на другую сторону залива, чтобы прочесать универмаги Окленда. И в первом же из них мне повезло.
Не далее как вчера мужчина, который вполне мог быть Лейтоном, покупал женские вещи размеров Одри. Он купил множество вещей, от белья до плаща, и мало того, — я не верил своей удаче — приказал отослать приобретенные вещи мистеру Т. Оффорду на Четырнадцатую улицу.
В подъезде доходного дома, находившегося по этому адресу, я нашел возле номера квартиры 202 нужную мне фамилию. Теодор Оффорд.
В этот момент отворилась входная дверь. На пороге стояла толстая немолодая женщина в ситцевом домашнем халате и с интересом разглядывала меня.
— Вы не знаете, где живет смотритель? — спросил я.
— Это я.
Я подал ей визитную карточку и вошел в квартиру.
— Я из отдела поручительств Североамериканского страхового общества, — повторил я ложь, напечатанную на моей фальшивой визитке. — К нам поступило заявление о поручительстве за мистера Оффорда. Не могли бы вы помочь мне составить о нем мнение? Тот ли это человек, на которого можно положиться?
Я сказал все это со слегка озабоченным выражением лица — такая мина подходит тому, кто выполняет необходимую, но не столь важную формальность.
— Поручительство? Очень странно! Мистер Оффорд завтра уезжает.
— Я не знаю, о каком поручительстве идет речь, — ответил я небрежно. — Мы получаем только фамилии и адреса в целях предварительного знакомства. Может, поручительство потребовалось его теперешнему работодателю, а может, это кто-то, к кому мистер Оффорд намеревается поступить на работу. Некоторые фирмы обращаются к нам, чтобы мы провели разведку в отношении лиц, которых они намереваются пригласить на работу. Хотят застраховаться от финансовой ответственности за работников.
— Ну, что я могу вам сказать… Мистер Оффорд — очень милый молодой человек, — сказала она. — Но он живет тут всего лишь неделю.
— Неделю? Да, это недолго.
— Они приехали из Денвера. Должны были остаться здесь надолго, но приморский климат не пошел миссис Оффорд на пользу, поэтому они возвращаются.
— Вы то^но знаете, что они приехали из Денвера?
— Ну… так они мне сказали.
— Это большая семья?
— Нет, их только двое. Это молодые люди.
— И какое они на вас произвели впечатление? — спросил я, стараясь тоном дать ей понять, что свято верю в ее проницательность.
— Они производят впечатление очень милой молодой пары. Временами можно подумать, что их целыми днями нет дома, так тихо они себя ведут.
— Они часто выходят?
— Не могу вам сказать. У них есть собственный ключ от входной двери. Иногда, когда они входят или выходят, я их встречаю…
— Значит, вы могли бы и не знать, если бы они однажды вечером не вернулись ночевать?
Она смерила меня подозрительным взглядом — мой вопрос не стыковался с делом, которое я выдвинул в качестве предлога. Но это уже не имело значения. Она покачала головой:
— Ну… разумеется, могла бы и не знать.
— Они часто принимают гостей?
— Не могу сказать. Мистер Оффорд не…
Она не закончила фразу, потому что с улицы вошел мужчина. Он прошел за моей спиной и двинулся к лестнице.
— Боже мой! — шепнула она. — Надеюсь, что он не слышал! Это мистер Оффорд.
Худощавый мужчина в коричневом костюме и бежевой шляпе — он вполне мог оказаться Лейтоном! Я видел его только со спины, и он меня — тоже. Он спокойно поднимался по лестнице. Если он слышал, как женщина назвала его фамилию, то воспользуется поворотом лестницы, чтобы бросить на меня взгляд. Он это сделал. Я постарался ничем не обнаружить, что узнал его. Это был Жмот Квайл, аферист, который года четыре тому назад бесчинствовал в западных штатах. Он не выдавал себя ни жестом, ни взглядом, но я знал, что он тоже меня узнал. Хлопнула дверь на втором этаже.
Я направился к лестнице.
— Загляну наверх поговорить с мистером Оффордом, — уведомил я смотрительницу.
Я тихо подошел к двери квартиры 202 и некоторое время прислушивался. Изнутри не доносилось ни малейшего шума. Для колебаний не было времени. Я нажал кнопку звонка.
Один за другим, быстро, как три удара пишущей машинки под пальцами опытной машинистки, только куда громче, прозвучали три револьверных выстрела. И в двери квартиры 202 на высоте пояса появились три отверстия. Я был бы уже увесистым трупом с тремя пулями в брюхе, если бы в давние времена не научился становиться сбоку от двери, в которую звоню, когда наношу непрошеный визит в незнакомую квартиру.
