Я бы последовал за ней хоть на край света, а лучше — на ближайший диван. Но мы просто поднялись по узкой винтовой лесенке, и вид ничем не скрытых бедер, покачивающихся у меня прямо перед глазами, довел меня до исступления. Хорошо, что лестница была очень короткой. Мы остановились на площадке, и я глубоко вздохнул, будто поднялся на Килиманджаро.
— Мадемуазель Фабер ждет вас в спальне, — улыбнувшись, сказала горничная.
— В спальне? — недоверчиво переспросил я.
— Да. Мсье, кажется, испугался?
— Мсье кажется, что он еще не проснулся, — передразнил я ее. — На случай, если мне понадобится алиби, ты можешь сказать, как тебя зовут?
— Можете смело звать меня Мари, — прощебетала пташка. — Мы, француженки…
Тут я не выдержал и взорвался.
— Вы француженки, а? Из Парижа в Индиане?
Она подмигнула так, будто уже стояла на Эйфелевой башне.
— Мы, француженки из Индианы, живем за счет нашего акцента, красавчик. Где еще горничная может заработать двести баксов в неделю и к тому же иметь кучу шмоток, которое хозяйка надела всего один раз?
— Обожаю «француженок», особенно из Индианы, — примирительно произнес я.
— Тогда держи язык за зубами, — предупредила она. — Я не хочу, чтобы Сузи Фабер разочаровалась в моем акценте. Договор?
— Это будет нашим табу, — пообещал я.
— Спасибо, дружок. — Она прищурилась и повнимательней осмотрела меня. На секунду я почувствовал себя старым автомобилем, выставленным на продажу. — Ладно! Когда стриптизерка тебе надоест, приходи ко мне — не пожалеешь. Со мной ты узнаешь, что такое настоящий секс.
Она помахала рукой и пошла вниз по лестнице.
Несколько секунд я стоял в нерешительности напротив закрытой двери, затем глубоко вздохнул и постучал. Ничего не произошло. Тогда я вошел в комнату и… мне показалось, что моя нижняя челюсть отвалилась до пола, устланного голубым ковром, таким пушистым, что в нем можно было спрятаться, как в джунглях. Это была спальня на все времена. Посередине стояла кровать, похожая на трон. Балдахин, расшитый золотыми нотами, позволял думать об этом чуде если не как о симфонии, то уж точно как о самом виртуозном джазе. Я смотрел на нее во все глаза, когда вдруг ниоткуда раздался мелодичный голос.
— Рик, сладкий, это ты?
— Это я! — вскрикнул я нервно. — А ты где, черт возьми?
— Я здесь, — нежно пропел голосок. — Видишь дверь с золотым сатиром?
Такую махину трудно было не заметить. Я подошел к двери , и нажал на самую интимную часть золотого фавна, вылепленного посреди панели. Она отодвинулась с глухим рокотом, словно скала.
Какую-то секунду я думал, что очутился прямо среди разнузданной оргии. Размышляя, что мне делать — извиниться и уйти или окунуться в нее с головой, я заметил, что все обнаженные фигуры навечно застыли в позах любви. Это были скульптуры! Они украшали не только стены. Голые гипсовые женщины и мужчины лежали и стояли на мозаичном полу вокруг огромного овального бассейна, из которого мне улыбалась живая голая Венера — бесподобная Сузи Фабер.
— Привет, Рик! — Она звонко рассмеялась. — Ты что так побледнел? Уверяю тебя — я не привидение!
— Теперь я понял, для чего жил так долго, — сказал я. — Но ответь мне, прежде чем я окончательно сойду с ума! Зачем тебе лезть в бассейн, если ты весь рабочий день принимаешь ванну?
Она показала острые белые зубки, созданные специально для того, чтобы нежно покусывать ими мочки ушей.
— На съемках они добавляют в воду крем для бритья. Создают пену. У меня потом чешется кожа и кое-где появляются красные пятнышки. Вот, посмотри!
Она вытянула передо мной умопомрачительную — без единого пятнышка — аппетитную ляжку.
Раздался странный, скрипучий звук — оказывается, это я закашлялся.
— Хочешь выпить, Рик? — заволновалась Сузи.
— Нет-нет, не сейчас, — торопливо проговорил я.
— Да это рядом, у тебя за спиной. — Ножка махнула в направлении скульптурного ансамбля, центром которого была фигура Бахуса. — Налей и мне бокал рома.
Я послушно пошел к «бару», как вдруг быстро отпрыгнул в сторону. Ну и дурак, позволил коварной стриптизерке заманить меня в ловушку! Я услышал веселый смех Сузи и понял, что голый Лерой не собирается нападать на меня. Он был вылеплен из гипса.
— Отлично, да? — хохотала Сузи.
Приглядевшись к статуе, я задал естественный вопрос:
— А почему Лерой тут с конским хвостом? Намек на то, что он жеребец?
— Скульптура символизирует влечение, — объяснила Сузи. — Это сатир, сын Пана. По-моему, неплохо подходит Лерою.
Я нашел наконец бокалы и нужные ингредиенты для коктейлей. Наливая ром из бутылки, я услышал всплеск воды рядом с бассейном. Повернувшись, застыл… Зрелище Венеры, поднимающейся из пены и пара, на момент лишило меня дара речи! Голая Сузанна Фабер, ступая по блестящему мозаичному полу, приближалась ко мне так запросто, будто я был ее сестрой. Или что-то в этом роде. Я залпом выпил стакан рома, но но смог угасить внутренний огонь. Ее полные, большие груди мягко подпрыгивали, бедра покачивались, будто в такт неслышной мелодии, что наигрывал хитрый Пан. Она подошла к бару, взяла свой бокал и рассмеялась мне в лицо.
— О чем ты думаешь? Что я русалка, или колдунья какая-нибудь?
Все слова застряли у меня в горле. Я лишь мотал головой и сжимал в трясущихся руках пустой бокал.
— Ну ладно, — сжалилась Сузи. — Иди в спальню и ложись на кровать.
Через минуту я нежился на мягкой, как пух, постели под золотым балдахином. Сузи появилась передо мной в чем-то голубом и прозрачном.
— Эй! — воскликнул я. — Что это у тебя за туника? Ты на охоту собралась?
— Охота получилась удачная! — рассмеялась Сузи. — Лерой, покажи ему, на что ты способен!
— Лерой? — встрепенулся я. — Ты имеешь в виду — с хвостом? Гипсовый жеребец?
Тут я замолчал, потому что могучая рука вцепилась мне в горло, а из-за занавески выпрыгнул Лерой. Не голый, а в джинсах. И без хвоста.
Остальное я плохо помню, потому что Лерой сразу врезал мне по левой почке, а еще через секунду — по правой. Густой туман застлал мне глаза.
Сильные руки швырнули меня в голубые джунгли ковра и по нему я покатился, как раненый олень. Из тумана выплыло перекошенное злобой лицо Лероя. Он смотрел на меня сверху, будто с небес, но на его голове не было венчика из цветов, как на гипсовом боге. Это был живой Лерой — из крови и плоти. И плоть его вздымалась буграми мускулов. Железные пальцы душили меня так, что я не мог даже пикнуть.
— Так-то лучше! — взвизгнула Сузи. — Теперь мы с ним поговорим.
— Ты хорошо слышал, Хольман? — зарычал Лерой. — Ты слышишь, козявка?
— Хр-р-р, — прохрипел я, когда он чуть ослабил нажим на моя голосовые связки.
— Он глухой, наверное, — бросила Сузи. — Ну-ка, вылечи его, Лерой.
Мне было трудно оценить терапевтическое воздействие, которое оказывает сокрушительный удар по печени, потому что я надолго потерял сознание.
«Какая приятная смена!» — подумал я, увидев вместо злобного сатира прекрасную нимфу, покачивающуюся перед моими сбитыми с фокуса объективами. Сузи Фабер выплыла из тумана — запретная мечта, эротический сон.
— Мы ведь предупреждали тебя. — Ее голос оказался не столь приятным. Им можно было загонять гвозди в бетон. — Тебе же сказали, что Секс мертв, вот и оставь его в покое! Так нет, ты строишь из себя умника. Напал на Лероя, когда он этого не ожидал…
— На этот раз я был готов! — горделиво произнес Лерой. — Слабачок он! Дуну — рассыпется.
— Посылает мне пленки по почте, — горько продолжала Сузи. — Что придумал, сволочь! Решил запугать меня? Но выйдет, дорогой! Я тебе не пятилетняя девчушка. Любой, кто будет шантажировать Сузи Фабер, сильно пожалеет.
— Где они? — И лицо Лероя возникло, будто из кипящей лавы. — Пленки, мерзавец! Где пленки?
— Откуда же я знаю? — раздался издалека мой собственный голос.
Остроносый ботинок вонзился мне под ребра.
— Пленки у тебя, гад, — настаивал Лерой. — Мы хотим получить их.
— Я тоже пытаюсь найти пленки! — крикнул я. — Почему, черт возьми, вы считаете…
— В бассейн его, котик, — нежно попросила Сузи. — Прополощи умнику мозги, а то с ним трудно разговаривать. Хорошенько искупай, постарайся и волоки обратно.
— Конечно. Я торопиться не буду, если ты но возражаешь, беби. — Лерой аж засопел от предвкушения. — Хочу вернуть должок. Этот хлюпик мне заплатит за вчерашнее!
— Желаю удачи, пупсик, — лениво протянула Сузи. — Но смотри, чтобы он еще соображал, когда ты доставишь его снова сюда. Иначе мамочка рассердится! Главное, развязки ему язык, а на остальное мне наплевать.
— Он у меня заговорит. — пообещал Лерой. — Он запоет у меня, как Синатра.
Лерой бесцеремонно схватил отданную ему на растерзанно игрушку и понес в купальню. Дверь захлопнулась за нами, и я ощутил состояние близкое к невесомости. Рука Лероя уже не держала меня — я летел птицей по воздуху, пока не шлепнулся в воду, взметнув облако мыльных пузырей. В ушах еще гремело эхо всплеска, а потом раздался голос Лероя: