— Нет, — ровным голосом возразила она. — Ничего подобного.
Я посмотрел на портрет отца Дэна в серебряной рамке — тогда он был еще достаточно крепок, чтобы флиртовать с бесчисленными девицами из команд болельщиц. Теперь же Дэн-старший лежал где-то наверху, слушал, как капает лекарство из его капельниц, грохот танцев и музыку Боба Уиллса, от которых содрогался пол, и пытался вспомнить собственное имя. Затрудняюсь назвать чувство, которое я к нему испытывал, но это не была жалость.
— Какого дьявола здесь происходит? — сказал кто-то за моей спиной.
— Дэнни, — ответила миссис Шефф, и мне показалось, что у нее сжалось горло. — Я думала, мы договорились…
Смокинг изменил внешность Дэна-младшего. От шеи и ниже он выглядел элегантным, чистым и выглаженным — шнурки завязаны, в руке бокал с бурбоном вместо бутылки пива. Но выше шеи все осталось по-прежнему: покрасневшие глаза, болезненно-бледное лицо, светлые пряди волос торчат в разные стороны, ему не удалось одержать над ними безоговорочную победу. Он выглядел более трезвым, чем я, но едва ли это имело позитивное значение.
— Ты сказала, что мы поговорим позже, — заявил Дэн. — Но я хочу сейчас знать, что происходит. Проклятье, речь идет о моей компании, мама.
— На самом деле это часть проблемы, — сказал я. — Компания тебе не принадлежит.
Дэн уставился на меня. Кэнди уставилась на меня. Келлин стоял за спиной Кэнди, и на его лице эмоций было не больше, чем у шкафа. Он смотрел в пространство.
— Меня заинтересовало, каким образом компания «Шефф констракшн» сумела получить заказ на строительство «Центра Трэвиса» в 1985 году, — объяснил я. — Вы находились на грани банкротства, и вдруг за один вечер снова обрели силу. Даже для партнеров, которые помогли вам получить контракт, ваша компания не могла выглядеть надежным вложением капитала. Кроме того, я не понимал, почему Терри Гарза считал, что он имеет право давить на семью Шеффов. Ведь он всего лишь был верным клерком. И тогда я проверил файлы на вашем персональном компьютере, миссис Шефф.
Кэнди застыла в полнейшей неподвижности. Дэн слегка раскачивался, глядя на меня сверху вниз.
— Я тебя не понимаю? — пробормотал он.
— «Шефф констракшн» больше не твоя компания, Дэн. С 1985 года она не принадлежит Шеффам — твой отец наделал столько долгов, что сам уже не мог исправить положение. Вашу компанию без лишнего шума выкупили, и она перешла к новому владельцу. С тех пор вы заработали кучу денег для ее нового хозяина и его партнеров — возможно, мафии — на контрактах, полученных от города. Мои поздравления, Дэн. Ты унаследуешь титул почетного председателя совета директоров в оплату права использовать твое имя и, если будешь хорошо себя вести, достойное ежегодное содержание. Ты всего лишь наемный работник, вроде Мораги и Гарзы. Как и твоя мать.
Между тем оркестр закончил исполнение очередной песни, и раздались аплодисменты, за ними последовало объявление о том, что открыт новый ящик с шампанским.
Дэн Шефф начал раскачиваться чуть сильнее, словно собирался упасть, но не мог решить, в какую сторону падать. Его голубые глаза совершенно ничего не выражали.
— Мама? — В голосе даже не слышалось гнева.
Скорее он просил, рассчитывая, что мамочка произнесет речь, и все снова будет в порядке.
Однако Кэнди молчала, и я подтолкнул к ней выцветшее розовое письмо.
— Насколько я понимаю, вы лишь однажды сказали моему отцу правду. «Шефф констракшн» использовали. Но вовсе не Дэн-старший избавился от Рэндалла Холкомба, изображенного на фотографиях шантажиста. Ни один человек с болезнью Паркинсона — даже в самом ее начале — не в состоянии всадить между глаз пулю 22-го калибра почти в полной темноте. И вовсе не семья Шеффов приказала Гарзе платить шантажисту, а Мораге — похитить Лилиан, чтобы она никому ничего не рассказала. Вы защищали не вашего сына или мужа, миссис Шефф. Вы защищали человека, который владеет вами.
Когда Дэн начал падать назад, Келлин моментально оказался рядом, и помог ему устоять на ногах, и поддержал руку Дэна, чтобы тот смог сделать несколько глотков бурбона из бокала.
Кэнди затрясла головой.
— Я лишь хотела, мистер Наварр, чтобы вы ушли. Мой сын унаследует компанию. Он вернет Лилиан без вашей помощи или помощи полиции. Потом он на ней женится.
Она произнесла эти слова так, словно читала книгу доктора Суса,[180] и мне вдруг стало смешно.
— Я не могу это так оставить, — сказал я.
Дэн попытался что-то возразить, но взгляд Кэнди заставил его замолчать.
— Спокойной ночи, мистер Наварр, — сказала она и кивнула Келлину.
Хорошей драки не получилось. Даже будь я трезвым, на стороне Келлина была быстрота, и ему хотелось свести со мной счеты. Он дважды ударил меня в живот, и уже в следующий момент я лежал на антикварном ковре килим[181] и смотрел в потолок. В голове у меня возникло странное теплое ощущение. Думаю, это был башмак Келлина.
Мы вышли из кухни через заднюю дверь. Келлин тащил меня так, что я смог по полной программе насладиться керамическими плитками Сальтильо.[182] Молоденький официант попытался вернуть мне мусорный бак, парочка поваров обменивалась шутками на испанском, но, когда мы проходили мимо, замолчали.
Когда Келлин приволок меня во двор, я увидел Фернандо Асанте. Член городского совета прибыл на вечеринку в сопровождении одетых в атлас херувимов и бизнесменов в смокингах. Сам Асанте демонстрировал всем присутствующим ярко-зеленый галстук.
— Вы нас покидаете, мистер Наварр?
Кто-то немного нервно рассмеялся.
Келлин протащил меня еще несколько футов и поставил на ноги.
— Ничего личного, — сказал он, познакомил мое лицо с гравием подъездной дорожки и зашагал прочь.
Мне пришлось тридцать минут ждать детектива Шеффера, прежде чем он появился в коридоре с чесночным бубликом в руке. Шеффер выглядел еще более усталым, чем обычно, словно утро в убойном отделе выдалось напряженным.
— Нет времени, — сказал он. — Нужно разобраться с трупом. Хочешь со мной?
Через несколько минут мы ехали в сторону Ист-Сайда на «Олдсмобиле» такого густого коричневого цвета, что какой-то паршивка с чувством юмора написал на нем краской при помощи распылителя: «ЭТО НЕ ПОЛИЦЕЙСКАЯ МАШИНА» — с одной стороны по-английски, с другой — по-испански.
— Больше машин не было, только патрульные, — проворчал Шеффер.
Однако мне показалось, что ему нравится этот автомобиль. Несколько минут мы молча ехали по Коммерс.
— Ну, и что тебя ко мне привело?
— Думаю, нам нужно поговорить.
— Я предлагал тебе это два дня назад.
— И еще мне нужна услуга.
— Замечательно.
Шеффер связался с диспетчером, и тот сообщил ему, что фургон уже на месте и ждет возле дома. Шеффер выругался и высморкался в огромную красную салфетку, в которой принес бублик.
— Они ждут возле дома, — повторил он. — Замечательно.
— Чтобы запах оставался внутри, — сказал я.
Шеффер фыркнул — нечто вроде неохотного согласия.
— Твой отец был полицейским.
Мы свернули на юг, на Нью-Браунфелс, потом налево, где вдоль обочины стояли маленькие домики с земляными дворами.
— Ну, давай, я слушаю, — подтолкнул меня Шеффер.
Накануне — даже не знаю, в какой именно момент, — я решил рассказать Шефферу все. Наверное, около трех часов ночи, когда закончил очищать от гравия лицо, и так долго смотрел в потолок, что начал видеть мертвые лица на белой штукатурке. Возможно, они показались мне слишком хорошо знакомыми. Или я вспомнил, что вот-вот выйдет газета со статьей Карлона. А может быть, мне захотелось, чтобы Ларри Драпиевски и Карл Келли мной гордились. Так или иначе, но я ввел Шеффера в курс — со всеми подробностями.
Когда я закончил, он кивнул.
— Все?
— Вам нужно больше?
— Просто я хочу убедиться, что ты перестал пороть чепуху. Это все?
— Да.
— Хорошо. Дай подумать.
Я кивнул, и Шеффер снова вытащил салфетку.
— Может быть, когда я немного успокоюсь, мне расхочется надавать тебе пинков за глупость.
— Вам придется встать в очередь, — сказал я.
Я не понимаю, как Шеффер умудрялся вести машину одной рукой, прижимая другой здоровенную салфетку к лицу, но он сумел сделать все необходимые повороты, ни разу не сбросив скорость ниже тридцати миль в час и ни на кого не наехав. Мы остановились возле патрульных машин, припаркованных рядом с двухэтажным бирюзовым домом на Сальвадор. Как я и предполагал, все ждали снаружи. Тех, кто недавно побывал внутри, можно было сразу отличить от остальных по ярко-желтым лицам. Группа соседей, главным образом пожилых мужчин в халатах, начала собираться возле крыльца ближайшего дома.
— Однажды я непременно выясню, почему все решают умереть именно в одиннадцать часов. Видит бог — это час пик для трупов.
