Усмехнувшись, он уставился на дорогу. Надавил на газ еще сильнее. Полицейский «Шевроле» разогнался до ста с лишним. Затем Финлей повернулся и на протяжении трехсот ярдов смотрел мне прямо в глаза.
— Трус, — наконец сказал он.
Пройти через металлоискатели аэропорта с дубинкой, ножом и большим пистолетом довольно трудно, поэтому я оставил камуфляжную куртку у Финлея в машине, попросив переложить ее в «Бентли». Он прошел вместе со мной в зал вылета и снял большую часть семисот долларов, имевшихся у него на карточке, на билет до Нью-Йорка и обратно авиакомпанией «Дельта». Затем Финлей отправился искать мотель в Алабаме, а я прошел к самолету, улетавшему в аэропорт «Ла-Гардия».
В два часа с небольшим самолет поднялся в воздух, затем я тридцать пять минут ехал из аэропорта на такси и прибыл в Манхэттен в половине пятого. Я был здесь в мае, и тогда все было почти так же, как в сентябре. Летняя жара окончилась, и город снова приступил к работе. Такси провезло меня по мосту Триборо, повернуло на запад по 116-й улице, обогнуло парк Морнингсайд и остановилось у главного входа Колумбийского университета. Я вошел внутрь и нашел службу охраны. Постучал в стеклянную дверь.
Полицейский, сверившись с листом бумаги, впустил меня. Провел в отдельную комнату и указал на профессора Кельвина Кельстейна. Я увидел перед собой старика, крохотного и сморщенного, с густой копной седых волос. Он был в точности похож на уборщика на третьем этаже тюрьмы Уорбертон, но только был белым.
— Латиноамериканцы возвращались? — спросил я у полицейского.
Тот покачал головой.
— Я их больше не видел. Секретарша профессора ответила им, что встреча отменяется. Быть может, они уехали.
— Надеюсь, — сказал я. — А пока вам придется некоторое время присматривать за стариком. Скажем, до воскресенья.
— В чем дело? Что происходит?
— Я сам точно не знаю. Надеюсь, старик меня просветит.
Охранник проводил нас в кабинет Кельстейна и оставил одних. Это было небольшое помещение, беспорядочно заваленное до самого потолка книгами и толстыми журналами. Кельстейн сел в старое кресло и жестом предложил мне сесть в такое же напротив.
— Что случилось с Бартоломью? — спросил он.
— Точно не знаю. Полиция Нью-Джерси считает, что его зарезали перед собственным домом грабители.
— Но у вас остаются сомнения?
— Мой брат составил список людей, с которыми связывался, — объяснил я. — К настоящему времени в живых остались только вы.
— Мистер Джо Ричер был вашим братом?
Я кивнул.
— Его убили в прошлый четверг. Я стараюсь узнать, почему.
Кельстейн отвернулся к грязному окну.
— Не сомневаюсь, вам это известно, — сказал он. — Мистер Ричер был следователем. Очевидно, он был убит при проведении расследования. На самом деле, вы хотите узнать, что именно он расследовал.
— Вы можете это сказать?
Старый профессор покачал головой.
— Только в самых общих чертах. Относительно подробностей я ничем не смогу вам помочь.
— Джо их с вами не обсуждал?
— Он использовал меня как тестовый полигон для своих идей, — усмехнулся Кельстейн. — Мы с ним рассуждали вслух. Я получал несказанное удовольствие. Ваш брат Джо обладал даром стимулировать работу мысли. У него был очень острый ум, и еще мне нравилось то, как четко он излагал свои мысли. Работать с ним было одно удовольствие.
— Но подробности вы не обсуждали? — снова спросил я.
Кельстейн сложил руки пригоршней.
— Мы обсуждали все. Но не приходили к каким-либо выводам.
— Ну, хорошо, — сказал я. — Быть может, мы начнем с самого начала? Вы обсуждали вопросы, связанные с изготовлением фальшивых денег, так?
Кельстейн склонил голову набок. Усмехнулся.
— Естественно. А что еще могли обсуждать мы с мистером Джо Ричером?
— А почему вы? — прямо спросил я.
Старый профессор скромно улыбнулся, затем нахмурился. Кончилось все иронической усмешкой.
— Потому, что я являюсь крупнейшим фальшивомонетчиком в истории, — сказал он. — Я собирался сказать, одним из двух крупнейших фальшивомонетчиков, но после печальных событий, произошедших вчера ночью в Принстоне, я остался один.
— Вы с Бартоломью были фальшивомонетчиками? — удивился я.
Старик снова улыбнулся.
— Не по своей воле. Во время Второй мировой войны судьбы таких молодых людей, как мы с Уолтером, складывались весьма причудливо. Командование решило, что мы с ним принесем больше пользы в разведке, чем в бою. Нас призвали в военную разведку, бывшую, насколько вам известно, прообразом ЦРУ. Одни сражались с врагом пушками и бомбами. Наша работа состояла в том, чтобы сражаться экономическими методами. Мы разработали план подрыва экономики нацистской Германии, состоящий в обесценивании бумажных денег. В рамках нашего проекта было выпущено несколько сотен миллиардов фальшивых рейхсмарок. Их разбрасывали над Германией бомбардировщики. Они падали с неба, словно конфетти.
— Это дало результаты? — спросил я.
— И да и нет. Разумеется, германская экономика была подорвана. Валюта стремительно обесценивалась. Но, конечно же, нацисты широко использовали рабский труд. Раба нисколько не интересует, стоит ли что-нибудь содержимое чужого кармана. Кроме того, естественно, были найдены другие средства платежа. Шоколад, сигареты и тому подобное. В целом успех был лишь частичным. Но мы с Уолтером стали крупнейшими фальшивомонетчиками в мировой истории. Конечно, если измерять все только общим объемом. Не могу сказать, что у меня был особый талант в технической стороне дела.
— Значит, Джо использовал ваши мозги?
— Мы с Уолтером превратились в фанатиков, — сказал Кельстейн. — Мы изучали историю фальшивых денег. Их начали печатать в тот самый день, как только появились бумажные купюры. Это не прекращается и по сей день. Мы стали специалистами своего дела. И сохранили свой интерес и после окончания войны. Мы поддерживали связь с правительственными ведомствами. В конце концов, несколько лет назад подкомитет сената попросил нас подготовить доклад. Без лишней скромности могу утверждать, что он стал своеобразной библией борцов с фальшивыми деньгами. Естественно, ваш брат был с ним знаком. Вот почему он встречался со мной и Уолтером.
— Но о чем вы говорили?
— Джо был новой метлой. Его пригласили, чтобы решать застаревшие проблемы. Он действительно был очень талантливым человеком. Его задача состояла в том, чтобы искоренить производство фальшивых денег. Так вот, эта задача невыполнима. Мы с Уолтером прямо сказали ему об этом. Но ваш брат почти добился успеха. Он долго думал и, в конце концов, нашел решение, ошеломляющее своей простотой. Он практически полностью положил конец печатанию фальшивых денег на территории Соединенных Штатов.
Я сидел в маленьком захламленном кабинете и слушал старого профессора. Кельстейн знал Джо лучше меня. Был посвящен в надежды и замыслы Джо. Радовался за его успехи. Переживал за неудачи. Они долго беседовали, оживленно, заводя друг друга. А я последний раз разговаривал с Джо после похорон матери. Мы обменялись лишь парой слов. Я даже не спросил, чем он занимается. Я не смотрел на него как на своего старшего брата. Я смотрел на него просто как на Джо. Я не знал правды, не знал, что мой брат высокопоставленный государственный чиновник, в подчинении у которого сотни людей, которому Белый Дом доверяет решение важных проблем, который может произвести впечатление на такого умного старика, как Кельстейн. Я сидел в старом кресле, чувствуя себя отвратительно. Я потерял что-то такое, о существовании чего даже не догадывался.
— Его система была просто гениальной, — продолжал Кельстейн. — Он точно определил, куда нанести удар. Целью стали бумага и краска. В конце концов, все ведь сводится к бумаге и краске, разве не так? Стоило только кому-нибудь купить бумагу или краску, пригодные для изготовления фальшивых банкнот, как люди Джо уже через несколько часов узнавали об этом. В считанные дни фальшивомонетчиков накрывали. Он сократил объемы производства фальшивых денег на территории Соединенных Штатов на девяносто процентов. А оставшиеся десять процентов преследовал так рьяно, что накрывал их до того, как фальшивки успевали распространить. Я был просто поражен.
— Так в чем была проблема? — спросил я.
Кельстейн взмахнул своими белыми сморщенными ручками, словно откладывая один сценарий и принимаясь за следующий.
— Проблема находится за границей. Не в Соединенных Штатах. Там ситуация совершенно иная. Вы знаете, что за пределами Штатов наличных долларов вдвое больше, чем в стране?
Я кивнул. Повторил вкратце то, что говорила мне Молли. Доверие и надежность. Опасения внезапного крушения привлекательности доллара. Кельстейн кивал, будто я был студентом, и ему нравились мои тезисы.
