— Ведите сюда! — приказал гауптман.
Вскоре задержанный был доставлен. Пономаренко вскочил на ноги в глубоком волнении. Перед ним, истерзанный, избитый, с залитым кровью лицом, стоял капитан Кент! Он встретился взглядом со своим русским товарищем и раздвинул в горькой улыбке разбитые вспухшие губы.
— Я не мог улететь без вас, дружище… Хотел помочь. Чертовски не повезло. Можете вы простить меня?…
— Кто это такой? — спросил гауптман.
Кент молчал. Он, не отрываясь, глядел в лицо Пономаренко.
— Кто вы? — заорал гитлеровец.
Кент шевельнул плечом, но снова не удостоил ответом немецкого офицера.
— Американец, — объяснил один из солдат. — Подкрался и пытался стрелять.
Пономаренко подошел к Кенту, обнял его, заботливо вытер с лица кровь. Потом он обернулся к гауптману.
— Как видите, разные бывают американцы… Не так ли?
Кента увели. Гауптман продолжал прерванный разговор.
— Вы, — сказал он, вновь усаживаясь на камень, — будете слушать меня внимательно, если, конечно… хотите жить. Вы мне нужны, капитан, как, впрочем, и я вам. Налицо обоюдная заинтересованность, то есть то, что требуется для сделки. Я и предлагаю вам сделку. Вы получаете свободу и можете убираться к своим. Больше того, я даже помогу вам перейти линию фронта. Ну, согласны?…
Пономаренко не ответил, и гауптман по-своему истолковал его молчание.
— Я думаю, что согласны. Какой дурак захочет умереть, вместо того чтобы жить! Но и вы должны оказать мне услугу. Я ничего не делаю даром… Так вот, будем откровенны. Немцы проиграли войну. Скоро все кончится, я понимаю это. Несомненно, русские займут всю Германию. А я хочу жить, и жить хорошо. Вы должны помочь мне в этом. Вы явитесь к своему командованию и подробно расскажете об обстоятельствах вашего чудесного спасения. Вы не пожалеете для своего рассказа красок. Моя фамилия — Векслер, Гюнтер Векслер. Запомните хорошенько. И — не беспокойтесь: никто из тех, что попали вместе с вами в плен, не смогут вам повредить. Эти люди будут уничтожены здесь же, при вас. Давайте руку!
Пономаренко несколько секунд сидел неподвижно. Потом он встал, стиснул кулаки и, наклонившись вперед, двинулся на Векслера. Гауптман попятился, расстегивая кобуру.
Сделав несколько шагов, пилот остановился. Силы оставили его. Он зашатался и опустился на землю.
7
21 апреля 1945 года советские войска начали бои за Берлин. В эти дни в своем бетонном логове под зданием новой имперской канцелярии принял яд Адольф Шикльгрубер — Гитлер.
30 апреля в 14 часов 25 минут над зданием берлинского рейхстага взвилось алое Знамя Победы.
2 мая пала столица фашистской Германии, в боях за овладение которой Советская Армия взяла в плен свыше 300 тысяч немецких солдат и офицеров.
8 мая в одном из пригородов Берлина представители немецкого главнокомандования подписали акт о безоговорочной капитуляции. А на следующий день в столице братской Чехословакии — Праге, освобожденной советскими войсками, прогремел последний выстрел Второй мировой войны.
Наш народ, которым руководит Коммунистическая партия, одержал величайшую в истории человечества победу. Закончилась Великая Отечественная война.
В этот день по улицам одного небольшого городка, расположенного на западе Германии, в сверкавшем лаком автомобиле ехал полковник Джордж Гаррис. Его лицо, осанка, блеск глаз, парадная форма, многочисленные орденские ленточки на груди — все это свидетельствовало о преуспевании и благополучии, об отличном настроении. Еще бы! Только несколько дней назад он получил это новое чудесное назначение, став военным комендантом не очень крупного, но весьма важного промышленного района Германии. Да, черт возьми, его звезда разгорелась ярко и все выше поднимается на этом небосводе бизнеса и славы! Гаррис довольно ухмыльнулся и, расправив плечи, огляделся вокруг.
Машина шла по центральной улице, сплошь застроенной высокими, в дымчато-черной штукатурке зданиями. Нижние этажи домов, занятые конторами и магазинами, были зашторены гофрированным металлом — деловая жизнь города еще не была восстановлена.
Автомобиль обгонял группы немцев. Они несли какие-то кошелки, свертки; иные катили груженые детские колясочки. Военный комендант выехал к центральной площади города и тут понял, куда направлялись жители. На площади стояла толпа. Здесь была организована барахолка и шел оживленный торг. Американцы обменивали пачки сигарет, консервы и желтые коробки со стандартными продовольственными пайками на различные вещи, отдавая предпочтение часам, фотографическим аппаратам и золотым безделушкам. Голодные немцы были сговорчивы, и коммерсанты делали неплохие дела.
К площади подкатывали виллисы и доджи, из которых выпрыгивали все новые группы предприимчивых спекулянтов.
Гаррис усмехнулся. Каждый заботится о своем бизнесе, как может. Такова природа янки: при любых обстоятельствах они остаются деловыми людьми. И этим только можно гордиться.
На следующей улице два изрядно подвыпивших солдата тащили в дом какую-то девушку, визжавшую и отбивавшуюся. Парни в лихо сдвинутых набок пилотках хохотали и шаг за шагом преодолевали сопротивление молодой немки.
Гаррис кашлянул и отвернулся. В радостные дни, подобные тем, какие переживает сейчас каждый американец, не следовало вмешиваться в такие дела. К тому же ничего с этой девчонкой не стрясется. А солдаты заслужили это маленькое развлечение.
Машина въехала в широкие позолоченные ворота, прошуршала шинами по аллее и затормозила возле большого красивого дома. Полковник выбрался из автомобиля и взошел по ступеням крыльца в просторный холл. Здесь, перед массивной темной дверью, сидел капрал с глазами навыкате — будто он был чем-то испуган. Капрал вскочил, с грохотом свалив стул.
— Что нового, Динкер? — спросил Гаррис.
Капрал Динкер доложил, что все в порядке, если не считать небольшого происшествия: возле колонны боевых машин задержан немец.
— Немец? — переспросил Гаррис. — Давайте его сюда.
И он прошел в кабинет. Это была большая, отлично меблированная комната. Дальний ее угол занимал массивный письменный стол с таким же креслом. Возле одного из окон стоял столик с радиостанцией, за которым работала Патти Джонсон.
Гаррис круто обогнул стол и с размаху опустился в кресло. Патти подала ему расшифрованную телеграмму. Она начиналась словами: «Военному коменданту», и Гаррис дважды перечитал их, крякнув от удовольствия. В самом деле, это не шутка — быть военным комендантом района, в котором сосредоточено столько заводов, рудников и прочих приятных вещей! Повозиться здесь годик, другой, не потратить времени зря, и потом… Предвкушая это «потом», Гаррис зажмурился от удовольствия и что-то замурлыкал, отчего сделался похож на огромного рыжего кота. Затем он открыл глаза и оглядел стоящую перед ним радистку.
— Ого! — сказал Гаррис. — Вы принарядились сегодня, девочка! Счастлив тот, кто подцепит такую жену. Вы не думаете еще о подобных вещах? Война окончена, и теперь каждый может позаботиться и о себе.
Патти печально опустила голову.
— Вы все еще не можете забыть того капитана, все еще верны ему? — воскликнул Гаррис. — Конечно, жаль Кента, но — что делать? Его давно нет в живых. Господь принял душу этого храброго пилота.
Полковник вздохнул и возвел очи горе. Патти стояла, готовая расплакаться. В эти дни все празднуют победу. Такая радость у каждого. А она!… Кент, Кент, как любила его Патти! Какой это был преданный друг… Ей очень жаль и того русского — Пономаренко с его экипажем, мужественных русских воинов, настоящих рыцарей…
Девушка не выдержала, поднесла платок к глазам и, сгорбясь, отошла к окну.
Стало не по себе и полковнику. Он тяжело завозился в кресле, зажег трубку, кашлянул. Все-таки много горя причинили людям эти нацисты. Но мертвых не воскресишь, а живые должны жить.
— Да, должны жить, — проговорил Гаррис вслух. — Патти, советую вам жить. Идите и постарайтесь развеселиться. Я не терплю печальных лиц.
