Гилд нахмурился.
— Нет. А что?
— Он был там — с Мириам — и хотел устроить мне взбучку, но ему не дали.
— А зачем это ему вдруг понадобилось?
— Не знаю. Может, Мириам сказала ему, будто я помог убрать Нанхейма — вам помог.
Гилд произнес:
— А-а. — Ногтем большого пальца он почесал подбородок и посмотрел на часы. — Кажется, мы слегка припозднились. Что если вы выберете время и заглянете ко мне завтра — точнее, сегодня?
Я сказал: «конечно» вместо того, что собирался сказать, кивнул ему и Энди и вышел в гостиную.
Нора спала на диване. Мими отложила книгу, которую читала, и спросила:
— Секретное совещание закончилось?
— Да. — Я подошел к дивану.
— Пусть она немного поспит, Ник, — сказала Мими. — Ты ведь задержишься до тех пор, пока не уйдут твои полицейские друзья, верно?
— Ладно. Я хочу еще поговорить с Дороти.
— Но она спит.
— Ничего. Я ее разбужу.
— Но…
В гостиную вошли Гилд и Энди, пожелали нам доброй ночи, Гилд с сожалением посмотрел на спящую Нору, и они ушли.
Мими вздохнула.
— Я устала от полицейских, — сказала она. — Помнишь этот рассказ?
— Да.
Вошел Гилберт.
— Они и правда думают, будто это сделал Крис?
— Нет, — сказал я.
— А кого они подозревают?
— Я мог ответить на этот вопрос вчера. Сегодня уже не могу.
— Но это же смешно, — запротестовала Мими. — Они прекрасно знают, и ты прекрасно знаешь, что ее убил Клайд. — Когда я ничего не ответил, она повторила еще более резким голосом: — Ты прекрасно знаешь, что ее убил Клайд.
— Он не убивал, — сказал я.
В глазах Мими засветились торжествующие огоньки.
— Теперь понятно: ты все же работаешь на него, да? Мое «нет» отскочило от нее, как от стенки горох.
Вопрос Гилберта прозвучал не так, словно он собирался вступить в дискуссию, а так, будто он просто хотел знать ответ:
— А почему он не мог убить?
— Он мог, но не убивал. Иначе разве стал бы он писать эти письма, наводящие подозрение на Мими — единственного человека, который помогал Клайду тем, что скрывал главную улику, свидетельствующую против него самого?
— Но, может, он не знал об этом. Может, он думал, будто полиция просто сообщает в газеты не все, что ей известно. Они ведь часто так поступают, верно? Или, быть может, отец хотел скомпрометировать мать, чтобы полиция не поверила ей, если…
— Вот именно, — сказала Мими. — Именно этого он и хотел, Ник.
Я сказал Гилберту:
— Ведь ты не думаешь, будто Джулию убил Уайнант.
— Нет, я не думаю, будто это сделал он, однако, меня интересует, почему вы так не думаете… понимаете… ваш метод.
— А меня интересует твой.
Он слегка покраснел, в улыбке его сквозило некоторое смущение.
— О, но я… Дело тут в другом…
— Он знает, кто убил Джулию, — стоя в дверях, проговорила Дороти. Она все еще была одета. Девушка пристально смотрела на меня, словно боялась взглянуть на кого-либо из остальных. Лицо ее побледнело, а тонкий свой стан она держала неестественно прямо.
Нора открыла глаза, приподнялась, опершись локтем о диван, и сонным голосом спросила:
— Что?
Никто ей не ответил. Мими сказала:
— Ну же, Дорри, давай не будем устраивать здесь идиотских драматических представлений.
Дороти произнесла:
— Можешь побить меня после того, как они уйдут. Уверена, ты так и сделаешь. — Она сказала это, не отрывая взгляда от моего лица.
Мими попыталась сделать вид, будто не имеет представления, о чем говорит ее дочь.
— Кто же, по мнению Гилберта, убил Джулию? — спросил я.
Гилберт сказал:
— Дорри, ты ведешь себя как последняя дура, ты…
Я перебил его:
— Оставь ее. Дайте ей сказать то, что она хочет сказать. Кто убил Джулию, Дороти?
Она бросила взгляд на брата, опустила глаза, плечи ее сгорбились. Уставив глаза в пол, она едва слышно проговорила:
— Я не знаю. Он знает. — Она опять подняла взгляд на мое лицо и задрожала. — Неужели вы не видите, что я боюсь? — Она заплакала. — Я боюсь их. Заберите меня отсюда, и я все вам расскажу. Я их боюсь!
Повернувшись ко мне, Мими рассмеялась.
— Ты сам на это напрашивался. Так тебе и надо!
Гилберт покраснел.
— Это так глупо, — пробормотал он.
Я сказал:
— Хорошо, я заберу тебя, но мне хотелось бы, чтобы ты объяснилась теперь, пока мы все в сборе.
Дороти покачала головой.
— Я боюсь.
— Не стоит так с ней нянчиться, Ник, — сказала Мими. — Она от этого делается только хуже. Ей…
— Что скажешь? — спросил я у Норы.
Нора встала и потянулась, не поднимая рук. Порозовевшее лицо ее было прекрасным, каким бывало всегда в первые минуты после пробуждения. Она сонно мне улыбнулась и заявила:
— Поехали домой. Мне не нравятся эти люди. Собирайся, Дороти, бери шляпу и пальто.
— Дороти, иди спать, — приказала Мими.
Зажав пальцами левой руки рот, Дороти глухо прорыдала:
— Не позволяйте ей бить меня, Ник!
Я наблюдал за Мими: на лице у нее играла спокойная улыбка, однако ноздри ее вздымались и опускались в такт дыханию, а дышала она так громко, что я отчетливо это слышал.
Нора подошла к Дороти.
— Пойдем, тебе надо умыться и…
Мими издала гортанный звук, напоминающий рычание, мышцы ее шеи напряглись, она вся подобралась словно для прыжка.
Нора встала между Мими и Дороти.
Когда Мими двинулась вперед, одной рукой я поймал ее за плечо, другой обвил из-за спины ее талию и приподнял Мими над полом. Она завизжала и принялась лупить меня кулаками и наносить мне болезненные удары по ногам твердыми, острыми, высокими каблуками своих туфель.
Нора вытолкнула Дороти из комнаты и стала в дверях, наблюдая за нами. Лицо ее было весьма оживленным. Это я видел ясно и отчетливо: все остальное поплыло словно в тумане. Когда на мои плечи градом посыпались слабые, неуклюжие удары, я обернулся и увидел наносящего их Гилберта, однако видел я его как сквозь пелену и почти не почувствовал соприкосновения в тот момент, когда отпихнул его в сторону.
— Прекрати, Гилберт. Мне бы не хотелось делать тебе больно. — Я отнес Мими к дивану, бросил ее на спину, уселся на ее колени, а руками сжал ее запястья.
Гилберт снова набросился на меня. Я попытался ногой ткнуть его в коленную чашечку, однако прицел был взят слишком низко, и мой удар угодил Гилберту в ногу, лишив его равновесия. Он повалился на пол. Я вновь брыкнул ногой в его сторону, промахнулся и сказал:
— С тобой мы можем подраться и после. Принеси воды.
Лицо Мими побагровело. Глаза ее — огромные, остекленевшие, безумные — вылезали из орбит. Сквозь плотно сжатые зубы со свистом вырывалось дыхание, у рта пузырилась слюна, а вены и мышцы на побагровевшей шее — как и на всем ее извивающемся теле — вздулись настолько, что, казалось, вот-вот лопнут. Из-за пота, выступившего на ее горячих запястьях, мне было трудно удерживать ее руки.
В такой обстановке было приятно увидеть, появившуюся рядом со мной со стаканом в руке Нору.
— Плесни ей в лицо, — сказал я.
Нора плеснула. Мими разжала зубы, судорожно вдохнула воздух и закрыла глаза. Она принялась отчаянно мотать головой из стороны в сторону, однако силы в ее извивающемся теле поубавилось.
— Еще раз, — сказал я.
После второго стакана воды Мими протестующе принялась отплевываться, и стремление к борьбе окончательно ее покинуло. Она, полностью расслабившись и тяжело дыша, неподвижно лежала на диване.
Я разжал, сжимавшие ее запястья, руки и встал. Гилберт, прислонившись к столу, стоял на одной ноге и потирал другую, ту, которую я ушиб. Бледная Дороти с вытаращенными глазами маячила в дверях и никак не могла решить, следует ли ей войти в комнату или же убежать подальше и спрятаться. Нора, стоя рядом со мной с пустым стаканом в руке, спросила:
— Думаешь, с ней все в порядке?
— Конечно.
Наконец, Мими открыла глаза и заморгала, пытаясь избавиться от попавшей в глаза воды. Я вложил ей в руку носовой платок. Она вытерла лицо, судорожно вздохнула и села на диване. Затем, все еще часто моргая, обвела взглядом комнату. Увидев меня, Мими слабо улыбнулась. Улыбка ее была виноватой, однако ничто в ней хотя бы отдаленно не напоминало угрызений совести. Мими неуверенной рукой коснулась своей прически и сказала:
— Я чуть было совсем не утонула.
— В один прекрасный день, — сказал я, — ты впадешь в такую истерику, прекратить которую будет уже невозможно.
Она перевела взгляд на своего сына.
— Гил, что с тобой случилось? — спросила она.
Он торопливо отдернул руку от своей ноги и опустил ступню на пол.
