С покупками в кармане я отправился обратно к дому Лилиан Шан. Не доезжая до дома я остановил машину, расплатился с шофером и отпустил его. Остальную часть пути я проделал пешком.
Дом был погружен в темноту.
Стараясь вести себя как можно тише, я при помощи фонаря прочесал весь дом от подвала до чердака. Кроме меня, в нем никого не было. В кухне я опустошил холодильник и запил съеденное молоком. У меня было сильное желание выпить кофе, но он слишком пахнет.
Поужинав, я уселся поудобнее на стуле между кухней и входом в остальные помещения. С одной стороны от меня находилась лестница, ведущая в подвал, с другой — лестница наверх. Я находился в центральной точке, откуда при полностью открытых дверях мог слышать все.
Прошел час — в полной тишине, не считая шума машин, проезжавших по дороге, расположенной в трехстах метрах от дома, и океанского прибоя. Я жевал табак, заменяя им сигареты, и пытался подсчитать, сколько времени в своей жизни провел, сидя или стоя, в таком вот ожидании.
Зазвенел телефон.
Я не стал снимать трубку. Это могла быть и Лилиан Шан, нуждавшаяся в помощи, но нельзя было рисковать. Более вероятным было, что какой-нибудь бандит пытается выяснить, есть ли кто дома.
Прошло еще полчаса; со стороны океана повеял легкий бриз, зашелестели листвой деревья.
Внезапно до моего слуха донесся звук, который не был ни ветром, ни шумом прибоя.
Что-то скрипнуло у окна, но я не мог понять, у какого именно. Выплюнув жвачку, я вытащил револьвер и фонарик.
Снова послышался скрип, на этот раз более громкий.
Кто-то возился с окном. Звякнула оконная ручка, и что-то стукнуло в стекло. Меня пытались ввести в заблуждение: кто бы это ни был, он мог разбить стекло, не поднимая такого шума.
Я встал, но остался на месте. Номер с окном призван был отвлечь мое внимание от того, кто, возможно, уже находился в доме. Я перестал обращать внимание на шум и попытался заглянуть в кухню, но там было слишком темно, чтобы что-нибудь рассмотреть. Ничего не видно и не слышно.
Из кухни повеяло влажным воздухом.
На это стоило обратить внимание. Оказывается, у меня появился компаньон, причем более ловкий, чем я, умеющий открывать двери и окна перед самым моим носом. Нехорошо.
Я отодвинулся от стула и, перенеся тяжесть тела на каблуки, стал пятиться назад, пока не коснулся спиной двери, ведущей в подвал. Мне все меньше нравилась эта игра. Я предпочитаю равное или более чем равное участие в расходах и доходах, а здесь этим и не пахло.
Поэтому, когда тонкий, дрожащий луч света, падавший из кухни, скользнул по стулу, стоявшему в проходе, я находился уже на третьей ступеньке лестницы, ведущей в подвал.
Луч на несколько секунд задержался на стуле, затем осветил коридор и заглянул в комнату. Я видел только его и ничего больше.
Вслед за этим послышались новые звуки: шум автомобильных двигателей возле самого дома, со стороны дороги, осторожные, мягкие шаги на кухонном крыльце, потом по линолеуму пола — шаги многих ног. Я ощутил запах, не оставлявший никаких сомнений, — запах немытых китайцев.
После этого я перестал интересоваться ими — у меня нашлось множество работы под рукой.
Владелец фонаря очутился у края лестницы, ведущей в подвал. Я не мог его рассмотреть — мои глаза устали от беспрерывного глядения на свет.
Первый тонкий луч, направленный вниз, скользнул в нескольких сантиметрах от меня; у меня нашлось время кое о чем подумать. Если этот тип среднего роста, то его голова должна находиться в каких-нибудь сорока пяти сантиметрах выше источника света.
Луч начал шарить по сторонам и упал на мою ногу.
Я прицелился в заранее выбранную в темноте точку. Его выстрел опалил мне щеку. Он протянул руку, чтобы схватить меня, но я увернулся, и китаец нырнул в подвал, блеснув золотыми зубами.
Дом наполнился криками и топотом ног.
Мне пришлось покинуть свое укрытие, иначе меня могли бы столкнуть вниз.
Внизу меня подстерегала западня, поэтому я решил вернуться в проход возле кухни. Там кишели немытые тела. Чьи-то руки и зубы принялись рвать на мне одежду. Ах ты черт! Я во что-то вляпался, но во что?
Я очутился посреди дикой сутолоки невидимых тел, которые дрались друг с другом, боролись, возились, хрипя и стеная. Вихрь драки вынес меня на кухню. Поддавшись ему, я тоже принялся изо всех сил молотить кулаками, бить головой, пинать ногами.
Писклявый голос выкрикивал по-китайски какие-то команды.
Втиснутый на кухню, я скользнул плечом по дверному косяку, изо всех сил сопротивляясь невидимым врагам, но боясь прибегать к оружию, которое по-прежнему держал в руке.
Я был лишь частью общей неразберихи. Достаточно одного выстрела, и я превращусь в ее центр. Ошалевшую банду охватила паника. Стоит обратить на себя внимание, и меня растерзают на кусочки.
Итак, я поддался общему потоку, пиная всех и вся и получая пинки. Под ноги мне угодило ведро, и я повалился на пол, увлекая за собой ближайших соседей. Перекатившись через чье-то тело, я почувствовал на своем лице чью-то ногу, освободился от нее и оказался в углу кухни. Жестяное ведро по-прежнему сильно мне мешало.
Благослови Господи это ведро!
Я хотел, чтобы эти люди убрались. Неважно, кто они такие, если они мирно удалятся, я прощу им все грехи.
Засунув револьвер внутрь ведра, я выстрелил. Раздался страшный грохот, как будто бросили гранату.
Я выстрелил еще раз, и тут мне в голову пришла другая идея. Сунув в рот два пальца левой руки, я свистнул как можно громче, одновременно выпаливая в ведро оставшиеся патроны.
Что за чудесный грохот!
Когда у меня в револьвере кончились патроны, а в глотке — воздух, я был один, очень радуясь этому обстоятельству. Я понял наконец, почему мужчины иногда уходят из дома и живут в одиночестве в пещерах. Я не осуждал их за это!
Сидя один, в темноте, я зарядил револьвер. Потом, ползя на четвереньках, выглянул в кухонную дверь. Окружавшая меня темнота ничего мне не сказала. Со стороны залива по-прежнему доносился плеск волн. С другой стороны дома послышался шум моторов. Я надеялся, что мои друзья готовились к отъезду.
Повернув ключ в замке, я включил свет. Кухня была не так сильно разгромлена, как я ожидал. На полу валялись несколько кастрюль и один сломанный стул, а в воздухе стоял запах немытых тел. И это было все, если не считать голубого хлопчатобумажного рукава посреди кухни, соломенной сандалии рядом с дверью в коридор, в возле неё — клока коротких черных волос со следами крови.
В подвале я не обнаружил посланного мною туда человека. Открытая дверь указывала на путь его бегства. Там валялись также его и мой фонари и виднелись следы его крови.
Я поднялся наверх и вышел из дому. Входная дверь была распахнута, ковры скомканы. На полу лежала разбитая голубая ваза. Стол был сдвинут с места, несколько стульев опрокинуто. Я нашел старую, засаленную фетровую шляпу коричневого цвета, без подкладки и ленты, а также испачканную фотографию президента Кулиджа, явно вырезанную из какой-то китайской газеты, и шесть папиросных гильз.
Наверху ничто не свидетельствовало о том, что мои гости туда заглядывали.
Было уже половина третьего утра, когда я услышал шум подъезжавшего автомобиля. Я выглянул из окна спальни Лилиан Шан на втором этаже и увидел, что она прощается с Джеком Гартхорном.
Пройдя в библиотеку, я стал ее поджидать.
— Ничего не случилось? — Это были ее первые слова, и звучали они почти умоляюще.
— Случилось, — ответил я. — И предполагаю, у вас были проблемы с автомобилем.
Я думал, что она солжет, но она утвердительно кивнула головой и медленно опустилась в кресло, утратив свою обычную сдержанность.
— Меня тут навестила большая компания, — сказал я. — Правда, не могу похвастаться, что много о ней знаю. По правде говоря, я откусил больше, чем мог проглотить, и должен радоваться уже тому, что смог прогнать всю шайку.
— Вы не звонили шерифу? — спросила она каким-то странным тоном.