В моем сознании вновь зазвучал голос Лили:
«Ты должен оставить последнюю пулю для себя, потому что нет ничего хуже, чем попасть в руки врага живым, особенно к женщинам».
Я перелез через подоконник и шагнул в комнату.
Расположение квартиры ничем не отличалось от той, что я изучал на втором этаже. Сначала гостиная, затем кухонька, ванная комната и кладовка. Однако здесь все стены и штукатурка сохранились. Горели два светильника. В гостиной у стены поставили складную кровать. И два жестких стула. Больше ничего. В кухне имелись две параллельные стойки и стенной шкаф. Крошечное замкнутое пространство. Лиля и Светлана стояли рядом, бедро к бедру. Светлана слева, Лиля справа. На Светлане было коричневое домашнее платье, на Лиле – свободные черные брюки с большими накладными карманами и белая футболка из хлопка. Брюки из немнущегося нейлона. Наверное, такой материал должен шуршать при движении. Как и прежде, ее красота поражала воображение – длинные темные волосы, ярко-голубые глаза, превосходная кожа и насмешливая полуулыбка. Причудливая сцена. Словно модный фотограф решил снять свою лучшую модель на фоне городских окраин.
Я направил на них МР5, черный и жуткий. Еще горячий после стрельбы. От него пахло порохом, смазкой и дымом.
– Положите руки на стойку, – сказал я.
Они молча выполнили мой приказ, и я увидел четыре руки: две коричневые и узловатые, две бледные и изящные. Они лежали, как морские звезды, – две неуклюжие и коротковатые, две удлиненные и тонкие.
– Сделайте шаг назад и наклонитесь вперед так, чтобы опираться на руки.
Они повиновались. Теперь им будет труднее сделать неожиданное движение. Опасность стала меньше.
– Вы не мать и дочь, – сказал я.
– Совершенно верно, – ответила Лиля.
– Так кто же вы?
– Учитель и ученица.
– Хорошо. Мне бы не хотелось убить дочь на глазах у матери. Или мать на глазах у дочери.
– Но ты готов застрелить ученицу на глазах учителя?
– Возможно, сначала учителя.
– Ну, так давай.
Я стоял неподвижно.
– Если ты собираешься это сделать, сейчас самое время.
Я наблюдал за их руками. Ждал напряжения, движения сухожилий, увеличения давления на пальцы. Искал признаки того, что они собираются пошевелиться.
И ничего не видел.
У меня в кармане завибрировал телефон.
В тихой комнате звук был едва слышен: жужжание, легкое гудение, ритмичная пульсация. Телефон дергался и гудел у моего бедра.
Я посмотрел на руки Лили. Ладони неподвижно лежали на стойке. Никакого телефона в них не было.
– Может быть, тебе стоит ответить, – сказала Лиля.
Я перебросил МР5 в левую руку и вытащил телефон. «Номер не определен». Я открыл его и поднес к уху.
– Ричер? – сказала Тереза Ли.
– Что? – ответил я.
– Проклятье, где ты был? Я уже двадцать минут пытаюсь тебе дозвониться.
– Я был занят.
– Где ты?
– Откуда у тебя этот номер?
– Ты ведь мне звонил на сотовый, помнишь? Твой номер остался в памяти.
– Почему твой номер не определяется?
– Я звоню из участка. По городскому телефону. Проклятье, где ты?
– В чем дело?
– Слушай меня внимательно. Ты получил неполную информацию. Люди из Министерства национальной безопасности снова с нами связались. Один человек из отряда Лили Хос опоздал на их встречу в Стамбуле. Он прилетел сюда через Лондон и Вашингтон. Всего их было двадцать человек, а не девятнадцать.
Лиля Хос пошевелилась, и из ванной комнаты вышел двадцатый боевик.
Ученые измеряют время даже пикосекундами – это одна триллионная доля секунды. Они считают, что за этот крошечный интервал могут случиться самые разные вещи: рождаются вселенные, ускоряются частицы, расщепляются атомы. Со мной, за первые несколько пикосекунд, произошло сразу несколько событий. Во-первых, я уронил телефон, который все еще оставался открытым. К тому моменту, когда он находился на уровне с моим плечом, в сознании у меня вспыхнули целые строчки из разговоров с Лилей. Мы беседовали по этому телефону несколько минут назад, когда я еще находился на Мэдисон-авеню.
«У тебя осталось всего шесть парней», – сказал я.
Она собралась ответить, но в последний момент передумала. Лиля хотела ответить: «Нет, у меня осталось семеро». Как в прошлый раз, когда она сказала: «Ты не так уж близок ко мне». Фрикативный согласный звук. Однако она промолчала. Она кое-чему научилась.
На этот раз она не выдала ничего лишнего.
А я слушал недостаточно внимательно.
К тому моменту, когда телефон находился на уровне моего пояса, я сосредоточился на двадцатом парне. Он выглядел как предыдущие четыре или пять и мог быть их братом или кузеном, вполне возможно, между ними действительно существовали родственные связи. Во всяком случае, он был на них похож. Маленький, жилистый, темные волосы, морщинистое лицо, быстрые агрессивные движения. А еще темные брюки от трикотажного спортивного костюма и темная трикотажная куртка. Правша. В руке он держал пистолет с глушителем, который описывал длинную дугу. Двадцатый боевик наводил его на цель, собираясь выстрелить мне в грудь, и его палец уже начал нажимать на спуск.
Я держал МР5 с пустым магазином в левой руке. Последний патрон уже находился в стволе, и я понимал, что его следует израсходовать правильно, и хорошо было бы поменять руку. Не хотелось делать последний выстрел со слабой стороны.
Но выбора у меня не было. Мне бы потребовалось полсекунды, чтобы сменить руку. Пятьсот миллионов пикосекунд. Слишком долго. Правая рука двадцатого боевика уже почти заняла нужное положение. К тому моменту, когда телефон находился на уровне моих колен, моя правая рука легла на дуло. Я повернулся и выпрямился, и рукоять автомата оказалась у меня на уровне груди. Правая ладонь сжала дуло, а левый указательный палец с каким-то преувеличенным спокойствием нажал на спусковой крючок. Лиля, которая перемещалась влево от меня, шагнула в комнату. В этот момент мой указательный палец закончил движение, раздался хлопок, и последняя пуля ударила боевику в лицо.
Телефон упал на пол. С таким же звуком рухнул замок. Громкий деревянный стук.
Последняя гильза вылетела из затвора и покатилась по полу.
Двадцатый боевик упал, потеряв способность владеть руками, ногами и пистолетом. Пуля пробила основание черепа, и он умер еще до того, как его тело коснулось половиц.
Выстрел в голову. Попадание. Неплохо для левой руки. Вот только целился я в центр масс.
Лиля, продолжая двигаться, стремительно и изящно наклонилась вниз.
И тут же выпрямилась, держа в руке пистолет убитого парня. Еще один Р220 с глушителем.
Швейцарского производства.
Со сменной обоймой на девять патронов.
Если Лиля бросилась за пистолетом, значит, другого оружия в квартире нет. В таком случае из него стреляли в потолок не менее трех раз.
Значит, осталось шесть патронов.
Шесть против нуля.
Лиля навела на меня пистолет. Я наставил на нее свое оружие.
– Я быстрее, – сказала она.
– Ты так думаешь? – поинтересовался я.
– От твоего автомата пользы никакой, – сказала Светлана, все это время остававшаяся на месте.
– Ты говоришь по-английски? – спросил я, посмотрев на нее.
– Довольно прилично.
– Я перезарядил наверху.
– Чепуха. Я вижу отсюда. Ты переключил его на стрельбу очередями по три. Однако сделал только один выстрел. Значит, это был последний патрон.
Мы стояли друг напротив друга довольно долго. Рука Лили с пистолетом казалась твердой, как скала. Нас разделяло пятнадцать футов, у нее за спиной истекал кровью мертвец. Светлана оставалась на кухне. Воздух был полон самыми разными запахами, из открытого окна тянуло свежим воздухом. Получился легкий сквозняк из-за открытой двери на лестницу и распахнутого люка, ведущего на крышу.
– Положи автомат, – сказала Светлана.
– Вы ведь хотите получить флешку.
– У тебя ее нет.
– Но я знаю, где она находится.
– Мы тоже.
Я не ответил.
– У тебя ее нет, но ты знаешь, где она. Значит, ты воспользовался дедукцией. Ты полагаешь, что твой талант уникален? Что другие так рассуждать не могут? Нам известны те же самые факты, и мы способны прийти к таким же выводам.
Я молчал.
– Сообщив нам, что ты знаешь, где флешка, ты заставил нас задуматься, – продолжала Светлана. – Ты нас пришпорил. Не нужно так много болтать, Ричер. Теперь ты больше никому не нужен.
– Положи автомат, – сказала Лиля. – Веди себя достойно, не стой, как идиот, с пустым автоматом в руке.
Я не шевелился.
Лиля опустила пистолет градусов на десять и выстрелила в пол между моими ногами. Она оказалась превосходным стрелком и попала в точку, равноудаленную от носков моих ботинок, – не самый простой выстрел. Пуля расщепила половицу, и я слегка отступил. Глушитель у «ЗИГа» был не таким надежным, как у «Х и К», и у меня возникло ощущение, будто кто-то со злостью швырнул трубку на рычаг. Над тем местом, где пуля прожгла дерево, поднимался завиток дыма. Гильза описала дугу и со звоном откатилась в сторону.
