— Тогда можно считать, что я нашел еще один предлог выгнать его из отеля…
— Нет, — возразил Джонни. — Здесь я смогу следить за ним. В противном случае от него у меня будут сплошные неприятности…
— Но вы же сказали, что он букмекер, — заметил Пибоди, — а может, и того хуже…
— Поэтому я и не хочу упускать его из виду.
Джонни еще раз посмотрел по сторонам.
— Возможно, Воллера убил Мори. Я в этом не уверен, но если я прав, значит, он совершил убийство либо по принуждению, либо за деньги более влиятельного лица.
Пибоди осторожно огляделся и спросил:
— Вы… напали на след этого… заказчика?
Джонни многозначительно кивнул:
— Я иду за ним по пятам, мистер Пибоди, и почти достиг цели. Еще немного и…
— Вы будете меня держать в курсе?
— Если вы обещаете никому об этом не рассказывать. Кстати, сегодня сюда приезжает отец Воллера…
— Я знаю, — сказал Пибоди. — Он прислал телеграмму с просьбой забронировать номер. Он хочет… поселиться в том же номере, где жил его сын.
— Я собираюсь побеседовать с ним, мистер Пибоди, возможно неоднократно. Он — важное действующее лицо в этой истории. Вилли писал ему письма, отправлял какие-то посылки и документы. — Джонни сделал паузу. — Мне придется пригласить его на обед и, возможно, немного развлечь. Не могли бы вы дать мне еще немного денег?..
Сэм Крэгг зажал рукой рот, с трудом подавив восклицание. Джонни невозмутимо обернулся:
— В чем дело, Сэм?
Продолжая держать ладонь у рта, Сэм отчаянно замотал головой.
— Все в порядке, Сэм, — успокоил его Джонни. — Мистер Пибоди никому ничего не скажет. Он так же заинтересован в этом, как и мы…
Увидев появившуюся в руке Пибоди пачку банкнотов, Джонни предупредил его:
— Полагаю, двадцати долларов будет достаточно.
Пибоди дал ему двадцатку и попросил Джонни:
— Не забывайте, пожалуйста, в каком положении нахожусь я, а также мой отель.
— Не беспокойтесь. Я вас никогда не подведу.
Пибоди расстался с Джонни, скрывшись за дверью своего кабинета. Подошедший к другу Сэм был готов дать волю эмоциям, но Джонни жестом успокоил его.
— Тебе опять удалось вытянуть из него деньги, Джонни! — все-таки не сдержался Сэм.
— Это было нетрудно, — сказал Джонни, — я лишь сосредоточился на главном. Из его поведения в прошлый раз явствовало, что он порядком напуган. Он боится, что отель потеряет доброе имя, а он лишится работы…
— Мне тоже страшно, Джонни. Я боюсь того, о чем говорил букмекер Мори, — признался Сэм, устремив на Джонни внимательный взгляд. — Что, если Пибоди поговорит с Мори и скажет, что ты обвиняешь его в убийстве Вилли Воллера?
— Возможно, он и есть убийца. — Джонни пожал плечами. — Пока этого нельзя исключить.
Он посмотрел на рукопись, которую держал в руке.
— Может быть, то, что я наговорил Пибоди, — сущая правда. Возможно, эта музыка — как раз то, что ищут битники. Может, эта песня в самом деле стоит полмиллиона долларов и именно из-за нее погиб Вилли Воллер, — сказал Джонни и добавил: — Мы с тобой отстали от жизни, Сэм.
— А мне «Фруктовая ириска» нравится, — уверенно заявил Сэм.
— Возможно, ты прав, Сэм, а я ошибаюсь.
Тут Джонни принял неожиданное решение:
— Пойду-ка я и послушаю кое-что из этой новой музыки, Сэм. Прямо сейчас, — заявил он.
— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
— Если пожелаешь.
— Нет. Сказать по правде, у меня голова раскалывается. Я, пожалуй, приму пару таблеток аспирина и отдохну.
— Действуй, Сэм. Увидимся через полчаса или около того.
Сэм направился к лифту, а Джонни вышел из отеля.
Проходя по Бродвею, Джонни заметил маленький магазинчик, расположенный на Седьмой авеню между Сорок пятой и Сорок шестой улицами. И когда шум движения на мгновение утих, он услышал музыку, доносящуюся из динамика, висевшего над его входом. Хозяин крутил записи не столько для развлечения гуляющих по Таймс-сквер, сколько для привлечения покупателей.
Джонни остановился у перехода и стал ждать зеленого света. Наконец он зажегся, и, когда Джонни стал пересекать улицу, из динамиков донеслось: «Я люблю леденцы на палочке…»
Продолжение песни потонуло в реве моторов. Джонни резко остановился, и такси, которое в эту минуту поворачивало на Бродвей, чуть не сбило его. Водитель бросил вслед ему несколько грязных ругательств, но Джонни, не обращая на него внимания, двинулся дальше. Выйдя наконец к магазину, он стал вслушиваться в слова. Голос продолжал: «Я люблю леденцы на палочке, сладкие и липкие, сладкие и липкие, леденцы на палочке».
Джонни вошел в магазин. К нему тут же подбежал продавец:
— Чем могу помочь?
— «Я люблю леденцы на палочке…» — как пароль процитировал Джонни начало песни.
— Конечно, сэр, — сказал продавец, заметно огорчившись.
Он вернулся к прилавку, который занимала высокая стопка пластинок. Взяв одну из них, он назвал цену:
— Один доллар девяносто пять центов…
— Можно хоть сначала ее послушать? — спросил Джонни.
— Конечно, — ответил продавец и тяжело вздохнул. Подавая пластинку Джонни, он сказал: — Можете прослушать ее в любой из этих кабинок, но, если вам не трудно, прикройте за собой дверь.
— А вы разве не любите музыку? — удивился Джонни.
— В том-то и беда, что люблю, — грустно отозвался продавец пластинок.
— Может быть, вы не считаете это за музыку?
— Я здесь работаю, и моя обязанность — продавать пластинки, — объяснил он. — Раз в две недели мне случается продать хорошую вещь. Обычно же у меня только и покупают, что рок-н-ролл вроде того, что попросили вы.
Джонни усмехнулся. Устроившись в кабинке, он внимательно рассмотрел конверт, на котором значилось: «Музыка и слова Эла Доннелли. Исполняет Элвин Ли». Установив проигрыватель, Джонни посмотрел на продавца сквозь толстое стекло кабинки. Тот внимательно следил за ним. Джонни закрыл звуконепроницаемую дверь и включил воспроизведение.
«Я люблю леденцы на палочке, сладкие и липкие, сладкие и липкие, леденцы на палочке», — тут же зазвучал низкий голос.
Джонни достал из кармана текст песни, написанный покойным Вилли Воллером, и стал сверять его с тем, что пел исполнитель. Слова «фруктовая ириска» были заменены по всему тексту на «леденцы на палочке», в остальном же песни ничем не различались.
Джонни дослушал пластинку до конца, снял ее с проигрывателя и положил обратно в конверт. Выйдя из кабинки, он поймал на себе вопросительный взгляд продавца.
— Отлично! — воскликнул Джонни с показным восторгом. — Песня станет хитом.
— Это уже хит, — сообщил ему продавец. — Она появилась на прошлой неделе и теперь занимает первое место по продажам.
— А вы продаете ноты к песням? — спросил Джонни. — Хочу попробовать сыграть ее на своем инструменте.
Продавец прошел к одному из стендов и достал из толстой пачки лист с нотами. Джонни взглянул. «Я люблю леденцы на палочке. Музыка и слова Эла Доннелли» — было написано сверху. Далее было указано: «Издательство „Лэнгер“».
— Что у вас появляется раньше: пластинки или ноты? — спросил Джонни.
— Откуда мне знать? Я здесь просто работаю, — пожав плечами, сказал продавец.
— Здесь указано имя исполнителя: Элвин Ли. На ваш взгляд, у него хороший голос?
— Как у зазывалы!
Выйдя из музыкального магазина, Джонни заглянул в табачную лавку на углу и нашел по справочнику адрес фирмы «Дэйзи рекордс». Она оказалась на Пятой авеню.
Он прошел по Сорок шестой улице, пересек Шестую авеню и добрался до Пятой. В двух кварталах от него возвышался сверкающий небоскреб из стали и бетона. Указатель внутри гласил, что «Дэйзи рекордс» занимает два этажа — двадцать первый и двадцать второй. Руководство располагалось на двадцать втором.
Когда Джонни вышел из лифта на двадцать втором этаже, ему показалось, что он попал в сумасшедший дом. Приемная была забита музыкантами, коммивояжерами, певцами, композиторами, другими странными людьми. Многие из присутствовавших были бородаты. Большинство женщин были худощавы. Платья некоторых из них были сшиты словно из мешковины, одежда же других представляла собой бесформенные разноцветные изделия, какие носят на Гавайских островах.
В углу настраивала инструменты группа музыкантов. За столом в приемной возвышалась очень худая секретарша за сорок. Джонни отметил ее накладные ресницы и фиолетовую помаду.
— Я к боссу, — сказал ей Джонни.
— Сгинь, — бросила секретарша.
Джонни расплылся в широкой улыбке:
— Скажи боссу, чтобы он перестал резвиться. К нему пожаловал Джонни Флетчер для важного разговора.
— Кто такой Джонни Флетчер?
— Смеешься?