– Да.
– И вы ничего об этом не знали?
– Когда я выходил во двор, он лежал на груди убитого, а теперь его там нет.
Он повернулся и стал говорить со своим начальником по-французски, остальные же с волнением прислушивались.
– Кто оставался у трупа во время вашего отсутствия?
– Слуга и священник.
– Где священник? Вмешалась мадам.
– Вероятно, он в своей комнате. Ваши люди найдут его там.
Молодой офицер повернулся к Марселю. Он задал ему несколько беглых вопросов и затем снова обратился ко мне.
– Слуга говорит, что он ничего об этом не знает, он не видел, кто взял кинжал. Он не знал, что его нет на месте. Но он говорит, что свет не горел примерно десять минут.
– Это правда.
Неожиданно Сю сказала:
– Она там! Шпага опять находится на часах!
Все сразу стали туда смотреть. Я бросил на нее взгляд. Это был очень беглый взгляд, но я понял. Я сразу понял, что оказался прав! Она сама вымыла этот кинжал и вернула его на прежнее место, а когда не оставалось другого выхода, – привлекла к нему внимание.
Она нерешительно посмотрела на меня, и я поспешно отвернулся, чтобы не встретить ее взгляда. В этот момент над моим ухом раздался звон, и я посмотрел на часы. Маленький бронзовый солдат снова держал в руке свою стальную шпагу, которая, обагрившись кровью, получила, наконец, боевое крещение. Лицо мадам Греты не выражало никаких чувств, лицо Ловсхайма оставалось лоснящейся маской, а глаза Марселя горели. Опять полилась французская речь, и я напряг слух в поиске знакомых слов.
Вскоре молодой офицер вновь обратился ко мне:
– Мсье должен остаться здесь, чтобы быть в распоряжении полиции. Будет проводиться следствие.
Комиссар знал это слово по-английски, и оно нравилось ему. Он подхватил его и повторил зловещим тоном:
– Ха! Следствие! Да, мсье! Да, мсье, следствие!
Его взгляд, обращенный на меня, не предвещал ничего хорошего.
– Вы понимаете? – добавил он по-французски. – Дознание.
Я кратко ответил, что понял. В конечном счете они не собирались запереть меня в тюрьму на основании одного подозрения. А это, насколько мне известно, было в правилах французской полиции.
Молодой офицер взял шпагу из руки солдата и старательно завернул ее в носовой платок. В это время в коридоре послышался шум. Он усиливался, Марсель и молодой офицер пошли к дверям, чтобы узнать, в чем дело. Затем они посторонились и пропустили в комнату нескольких полицейских, маленькую темноволосую горничную, горько плачущую, отца Роберта и, наконец, груду шалей. Поверх них торчал какой-то предмет, который я принял за кочан подгнившей капусты. Я спросил:
– Бог мой, неужели вы хотите провести судебное следствие здесь, в моей спальне? Разве во Франции человек лишен права на уединение? Сначала у моей двери происходит убийство, затем покушение на мою жизнь, а теперь...
– Tc-c – сказала Сю Телли. – Не ожесточайте их. Голоса и возня заглушали ее шепот.
– Они настроены к вам благожелательно из-за того, что вы рассказали о кинжале. Правда, один из них думает, что это просто хитрый ход с вашей стороны с целью вызвать должный эффект. Но они все еще сомневаются. Вам следует быть осторожнее. Я знаю Францию лучше вас.
– ...подняли меня с кровати и поволокли по холодным коридорам. Я требую объяснения этим странным действиям. Мадам, что это значит?
Груда шалей оказалась миссис Бинг, а кочан капусты был огромным кружевным чепцом, надвинутым почти до ее густых черных бровей. Ее нос имел еще более воинственный вид, чем всегда, голос перекрывал голоса остальных, и она явно находилась в настроении, не допускавшем ни малейших вольностей. Маленькая темноволосая горничная давилась от рыданий. Отец Роберт, с его высокой фигурой в черной сутане и ярко-рыжей бородой, казался необычным представителем своего сана. Миссис Бинг кричала:
– В ночной одежде подняли меня с постели! Что делают здесь эти люди?
Я задал себе вопрос, неужели она имеет привычку спать, закутавшись в пять или шесть шерстяных шалей, и решил, что это возможно. А мадам Грета резко сказала:
– Это полиция, мадам!
Молодой офицер подошел к ней и, взяв ее под руку, повернул лицом к коридору. Непонятным образом она не заметила трупа, который все еще лежал там. Возможно, кочаноподобный чепец заслонил от нее это зрелище. Однако теперь труп был хорошо освещен и она его увидела.
Зрелище, действительно, было неприятное. Даже мне было не по себе, когда я смотрел на труп и удивлялся, почему до сих пор его не убрали. Но на миссис Бинг оно произвело потрясающий эффект. Мне не было видно ее лица. Я видел только, как ее шали опрокинулись назад, причем речь ее внезапно прервалась, точно ей заткнули рот. Затем она издала отчаянный вопль и повернулась. Своими одетыми во фланель руками она крепко обхватила шею комиссара и упала на его грудь.
Я злорадствовал. У меня появилось идиотское желание пристально посмотреть комиссару в глаза и сказать: "Ха! Будет следствие, дознание!"
Комиссар побагровел, его брови шевелились, одной рукой он коснулся шали с видом человека, дотронувшегося до горячей плиты, другой он бессильно размахивал. Глаза его в ярости метали молнии поверх колыхавшегося кочана. Молодой офицер тоже покраснел, но отнюдь не от злости. Рядом я отчетливо слышал хихиканье Марселя. Однако, когда я оглянулся, лицо его застыло в серьезной мине.
– Вам лучше уложить ее, – сказала Сю.
– Только не на мою постель, – вмешался я.
Сю подошла к шалям. Молодой офицер, едва сдерживающийся, чтобы не прыснуть от смеха, помог своему начальнику освободиться от объятий миссис Бинг. Общими усилиями кое-как удалось вывести ее в коридор, причем молодому офицеру ситуация показалась куда менее забавной, когда рука во фланели обвилась вокруг его шеи. Мадам Ловсхайм и Сю поддерживали ее сзади, маленькая горничная побежала за горячей водой, а миссис Бинг по временам издавала слабые стоны.
Комиссар вытер лоб платком. Теперь он выглядел уже не гак напыщенно, и я мысленно благодарил миссис Бинг, так как комиссар внезапно решил поскорее закончить это предварительное дознание. Он задал священнику ряд коротких вопросов, и отец Роберт без запинки ответил на них, к явному удовлетворению всех присутствующих. Откуда-то появился человек небольшого роста, в штатском (очевидно, врач). Он бегло осмотрел тело. Затем труп унесли, и раньше, чем я успел опомниться и поверить в свою удачу, все стали уходить. Правда, комиссар уже из коридора обернулся и, посмотрев на меня угрожающе, сказал: "Следствие! Дознание!" Однако это был пустяк по сравнению с тем, что я мог ожидать. Потом, к моему удивлению, коридор опустел. Внизу во дворе виднелось несколько фигур в касках, свет горел в холле и нескольких занавешенных окнах, но моя комната и коридор были пусты.
Вздохнув с облегчением, я обнаружил в своей комнате Марселя, который, помешав дрова в камине, поднялся с колен.
– Я пойду теперь, – сказал он. – Мсье ничего не желает?
– Ничего, Марсель, только уснуть и спокойно провести остаток ночи. Но скажи, кто взял кинжал с груди мертвеца и вложил его в часы?
Его блестящие черные глаза скрывали многое, в этом я был уверен.
– Я не знаю, мсье, – ответил он любезнейшим тоном. Но дойдя до двери, он обернулся и серьезно посмотрел на меня.
– Мсье, – медленно сказал он, – отважный, но очень глупый человек.
С этим ласковым замечанием он оставил меня одного.
– Наконец-то один! – утомленно подумал я. Я надеялся, что уже никто больше не помешает мне, и хотел запереть свою дверь. Однако Сю оказалась права: не было ни ключа, ни задвижки. Поглядев на опустевшую руку бронзового солдата, я пожалел, что не смогу запереться. Вплотную к двери я пододвинул стол, надеясь, что проснусь от шума, если кто-либо попытается войти.
Затем я лег в постель. Смутно помню, как подумал, что утро уже почти наступило, и посмотрел на часы. Убедившись, что минуло только три, я удивился, но не надеялся заснуть. Я ожидал, что ужасные, невероятные события этой ночи будут безумно витать в моем сознании, оживляя тысячи мелочей. Мне казалось, что я буду до утра обдумывать линию своего поведения и искать выход из своего сложного положения. Но от усталости я быстро заснул.
Проснувшись, я тотчас вспомнил, где я нахожусь и что произошло. Где-то, в этом пустующем крыле дома, послышались звуки, и, вероятно, в тот момент я снова заснул, так как утром у меня сохранилось об этом лишь смутное воспоминание.
Утро было холодное, и все еще дул ветер. Я встал поздно. Позвонил и, когда Марсель принес кофе, спросил его о новостях.
– Ничего, мсье, – ответил он. Выглядел он утомленным, под глазами были круги, но в глазах все еще горело возбуждение.
– Полицейские снова приходили, но уже ушли. Они ведут дознание.
