Ознакомительная версия.
Обливаясь потом, я потребовал соединить меня с Детройтом. Мне захотелось разнести все вдребезги, когда в телефоне ответили:
— Его нет в Детройте.
Я заорал в трубку:
— Где он, черт возьми? Это срочно и очень важно. Я должен с ним связаться.
Спокойный голос из Детройта ответил:
— Кто знает, где он может быть? У него дела по всей стране. Вы пробовали Чикаго?
Я в ярости перечислил все города, в которые уже звонил: «Новый Орлеан, Чикаго, Хот-Спрингс, Детройт».
Спокойный голос спросил:
— А как насчет Джерси?
В самом деле, почему я не подумал о Джерси? Какой я болван! Он мог быть на другой стороне реки.
Почти не контролируя себя, я набросился на оператора и выкрикнул в трубку номер телефона в Джерси. Солли сообщил, что его там нет. Черт, что это за конспирация? Никто не хотел мне сказать, где Фрэнк. Кто-то должен был знать, где он находится, или хотя бы назвать номер, по которому с ним можно поговорить. Майами? Один шанс из тысячи, чтобы он был там в это время года. Я позвонил в Майами.
Смеющийся голос ответил:
— А что ему тут делать? Заведение закрыто.
Отчаяние продержало меня у телефона всю ночь. Я обзвонил все Западное побережье. Я звонил в Мексику. Я звонил в Канаду.
Все без толку. Начинало светать, и у меня больше не было телефонных номеров. Я чувствовал себя опустошенным. В горле пересохло, голос стал хриплым, как у Фрэнка. В ушах звенело. Меня тошнило от усталости, когда я в последний раз позвонил на коммутатор и попросил разбудить меня в восемь.
Телефонный оператор сказал:
— Вы знаете, что наговорили за эту ночь на четыреста долларов?
— А вам-то что за дело? — накинулся я на него. — Выставите счет.
Я с грохотом бросил трубку. Я опустошил на треть бутылку виски и погрузился в тяжелый сон.
Меня разбудил телефон. Телефонистка на коммутаторе сказала:
— Доброе утро, уже восемь часов.
Я пробормотал: «Спасибо» — и повесил трубку.
Я был взвинчен, меня мучила головная боль. Я взял бутылку и сделал большой глоток. Мне потребовалось несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Что у меня там запланировано на сегодня? Ах да, я должен пойти в банк, закрыть свой счет и взять деньги из депозитного хранения.
Я быстро оделся, достал из шкафа большой саквояж и вышел из номера. Я посмотрел на часы — двадцать минут девятого, слишком рано, чтобы идти в банк. Я зашел в «Автомат» и просидел там некоторое время, выпив подряд несколько чашек черного кофе.
Я взял такси и поехал в Публичный национальный банк. Он еще не открылся. Минут пять я ходил взад-вперед по улице. Почему я так нервничаю? В банке я оказался первым посетителем. Закрывая свой счет, я подозрительно оглядывался по сторонам.
Без всякой необходимости я сообщил кассиру:
— Собираюсь уехать из города по важным делам.
Он улыбнулся:
— Какими купюрами?
Я ответил:
— Сотнями.
Я даже не пересчитал деньги, торопливо укладывая пачки в саквояж. Стоявший рядом посетитель посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.
Я грубо спросил:
— На что уставился?
Он поспешно отвернулся.
Я спустился по лестнице в депозитный зал. Охранник поздоровался со мной и открыл дверь. Я быстро вошел, вытряхнул содержимое своих депозитных ящиков в саквояж и поднялся наверх.
Я шел по улице с деньгами, нервно озираясь и ускоряя шаг. Мне казалось, что все прохожие смотрят на меня и каждый из них знает, что я несу в саквояже. Было бы очень глупо, если бы шайка каких-нибудь грабителей напала на меня в эту минуту и отобрала все мои деньги. Такой куш порадует кого угодно — целых двести штук.
И что мне тогда делать — сослаться на профессиональный иммунитет, заявив: «Руки прочь, ребята, я занимаюсь тем же, что и вы?»
Господи, я схожу с ума. Никто не знает, что у меня в саквояже. Или знает?
Рядом со мной появился высокий мужчина. Я переложил тяжелый саквояж в другую руку и полез в брючный карман. Я сжал нож. Я встретился с ним взглядом и посмотрел на его руки. Холодная дрожь прошла у меня по спине и подняла волосы на затылке. Он сунул левую руку в карман пальто. Карман был оттопырен. В нем выпирало что-то похожее на ствол. Мы шли по улице плечом к плечу. Он начал вытаскивать предмет из кармана. Я не выдержал.
Я рванул его к себе и прошипел в ухо:
— Еще одно движение, и твоя голова покатится в канаву.
Ошарашенный парень застыл на месте и пробормотал:
— Господи, на этой Деланси-стрит все чокнутые.
Я оглянулся на него — он стоял, держа в руках банан.
Махнув очищенным бананом, он крикнул мне на идиш:
— Meshuggeneh merder![36]
Саквояж становился тяжелее с каждой минутой. Я прикинул, сколько он может весить. У меня получилось не меньше сотни фунтов. Я сделал глупость, не взяв такси, но идти было совсем недалеко.
Вдруг я подумал: а зачем мне класть все яйца в одну корзину? Действительно. Я разделю деньги. Я как раз проходил мимо «Бэнк оф Юнайтед Стэйтс». Это очень хороший, надежный банк. Я вошел в здание. Лучше сделать вклад на вымышленное имя. Я открою два счета. Положу пятьдесят тысяч на имя Евы Макклейн, еще пятьдесят — на имя Джона Макклейна, а оставшуюся сотню спрячу в хранилище. Когда я уходил, мне пожимали руку все служащие банка, начиная с президента.
Я был рад, когда наконец добрался до «Толстяка Мо».
За столом сидел один Патси и пил виски.
Он приветствовал меня взмахом бокала:
— За удачное начало дня, Лапша. — Он взглянул на мой саквояж. — Вижу, ты притащил свои сбережения. А вот мои.
Он показал на саквояж, стоявший под столом. Я кивнул и налил себе бокал.
Патси небрежно спросил:
— Значит, тебе не нравится это дело с ограблением Федерального банка, Лапша?
Я ответил:
— А тебе?
Патси пожал плечами:
— Макси всегда знает, что делает. Последнее ограбление прошло без запинки. Думаю, что и с этим будет все в порядке.
Я безнадежно махнул рукой:
— Будем надеяться.
Патси потер руки со счастливой улыбкой на лице:
— Миллион баксов — это миллион баксов, и тут не о чем спорить. Макс знает, что делает. У него всегда припасен какой-нибудь фокус.
— Будем надеяться, — повторил я.
Мое мнение не изменилось. Какой фокус может придумать Макс, чтобы обмануть автоматы, нацеленные на нас сквозь стену? Нас перестреляют, как уток в загоне. Эта мысль заставила меня вздрогнуть. Она напомнила мне о нашей поездке в Чикаго и том, как мы нашпиговали пулями тех ребят. Я налил себе еще виски. Дверь открылась. Вошли Макс и Косой, оба с саквояжами. Макс был в хорошем настроении.
Поприветствовав нас, он взял бутылку и налил себе и Косому.
Он поднял бокал:
— Le’chayim.[37]
— Le’chayim, — ответили мы.
Он облизал губы.
— Есть повод выпить. — Взяв бутылку, он налил всем четверым. Потом поднял бокал с довольной улыбкой. — Завтрашний день войдет в историю, — сказал он.
— Ты уже все подготовил к завтрашнему дню? — восхищенно спросил Патси.
— Да, будем действовать по графику. Я расскажу вам все детали. Но сначала уберем отсюда эти шкафы. — Макси прошелся вдоль ряда шкафов, открывая их один за другим. — Ладно, ребята, делайте свой выбор. — Он подошел к двери, ведущей в бар, и крикнул: — Эй, Мо, закрой эту дверь! Мы не хотим, чтобы нас здесь беспокоили.
Мо ответил:
— Хорошо, Макс.
Мы взяли свои саквояжи и подошли к стоявшим в шкафах сейфам. Косой нацелился на тот же шкаф, что и я.
Я сказал:
— Хорошо, бери этот. Я возьму другой.
Он отошел к другому шкафу, пробормотав:
— Мне не нужны твои одолжения.
Я вскрыл конверт, который был привязан к ручке сейфа, и вынул листок с напечатанной на машинке комбинацией цифр. Я покрутил рукоятку, набирая нужные номера, и открыл дверцу. Раскрыв саквояж, я стал перекладывать деньги в сейф. Краем глаза я видел, что остальные делают то же самое. Это было странное зрелище — четверо людей, быстро перекладывающих пачки денег из саквояжей в сейф.
И тут зазвонил телефон. Макс громко сказал: «Проклятье» — и подошел ответить.
Я продолжал укладывать деньги в сейф.
Макс отошел от телефона и сказал:
— Это из главного офиса. Сегодня днем мы должны сопровождать большой груз спиртного в Уэстчестер.
Я невольно подумал: «Господи, если бы нас только арестовали во время эскорта груза». Через минуту у меня вспыхнула новая идея — надо этим воспользоваться. Поступок скверный, но лучше просидеть восемнадцать месяцев за нарушение сухого закона, чем идти на верную смерть в безумной авантюре с Федеральным банком. Конечно, противно это делать, но я должен всех нас заложить, сообщив в полицию о грузе. Да, я заложу нас и стану стукачом. Я пойду в их офис и скажу, где они смогут взять нас вместе с грузом.
При хорошем поведении нам дадут не больше двенадцати месяцев, и мы легко отмотаем такой срок. По крайней мере, мы будем живы, а за время отсидки Макс, может быть, придет в себя и забудет про свою чертову идею. Это единственный возможный выход. Правда, если Синдикат когда-нибудь узнает, что я настучал в полицию и лишил их груза шотландского виски стоимостью пятьдесят штук, то меня быстренько похоронят в «цементной рубашке». Но откуда они об этом пронюхают? Им и в голову не придет, что я мог настучать сам на себя. Надо только выбрать момент и сообщить обо всем в полицейский отдел, занимающийся сухим законом.
Ознакомительная версия.
