Дороти Иден
Тайна Иерихонской розы
В тот июньский день 1851 года, когда я в сопровождении вышколенного моряка сошла на берег с парохода, дул резкий ветер. Моряк поставил мои чемоданы рядом со мной, быстро кивнул и поспешил назад, обслуживать тех, кто еще оставался на пароходе.
Я нервно поправила свою голубую шляпку и подумала: «Наконец-то Сан-Франциско!»
Вот я и на самом деле здесь. Слишком многое случилось со мной за прошедший год, и я не могла противиться желанию покинуть Нью-Йорк. Все-таки я правильно сделала, что поехала, несмотря на все возражения обеспокоенных друзей.
Я осмотрелась, и мне вдруг пришло в голову, что теперь настроение мое должно улучшиться. Ведь перед смертью отца мы с ним планировали эту поездку, но всегда возникала какая-нибудь причина, но которой она откладывалась.
Я поместила объявление в газетах уже через месяц после того, как у отца неожиданно отказало сердце, не обращая никакого внимания на удивленные и осуждающие взгляды, которыми меня одаривали окружающие. С чего бы это дочери мистера Сидни Стюарта искать работу, когда ей оставили приличное состояние? Им никогда не понять, что ей скучно, что ей хочется делать в жизни что-нибудь еще, кроме как устраивать вечеринки, посещать онеру и вести праздную жизнь, которая всегда была ей, но карману.
Конечно, я никогда не была особенно нужна отцу, в доме я всегда была так, «для мебели», декоративным украшением. Теперь же, впервые в жизни я намеревалась заняться чем-нибудь полезным и хотела быть нужной кому-то.
Тогда мне даже не приходило в голову, какое впечатление произведут на меня следующие несколько месяцев в Уайт-Холле, и как круто изменят они мою жизнь.
Стоя на пристани, я была взволнована, полна ожиданий и очень благодарна некоему мистеру Джону Дьюхауту, который откликнулся на мое объявление. Ему нужен был учитель для его восьмилетнего сына Пити. Я немедленно ответила, нисколько не задумываясь о такой незначительной детали как деньги.
И вот я стояла, притопывая ногой, любуясь разнообразием красок и наслаждаясь новыми картинами и звуками большого города. Я поворачивала голову то туда, то сюда, чувствуя какой-то магнетизм в воздухе и захваченная всем этим. Здесь были люди, каких я раньше никогда не видела — одетые в ярко красные рубашки, высокие черные сапоги, щедро украшенные пылью и грязью, с огромными охотничьими ножами, продетыми за широкие ремни.
Мимо меня постоянно сновали люди. Они шарахались от повозок, телег и обтрепанных собак, то обнимались, то ругались и снова, растворяясь в толпе, спешили с пристани подальше от нестерпимого шума.
Как это было просто и красиво, и какое удовольствие доставит мне исследовать все это! Я с интересом оглядывалась, пока глазам не стало больно от яркого солнечного света, и я не опустила их на доски пристани. Я заметила, как мимо провозили груз сухих шкур, чуть не зацепив мои юбки, и отошла. Через несколько мгновений мне снова пришлось посторониться и дать дорогу двум огромным усатым мужчинам, которые уносили с пристани овощи в длинных деревянных ящиках.
Мои ноги начинали уставать.
«Ведь наверняка Дьюхаут пришлет за мной..» — думала я. Но пока ко мне никто не подходил, и даже не было видно никого, кто искал бы молодую девушку с блестящими волосами цвета красного дерева, с ног до головы одетую в голубое и с голубым вышитым бисером ридикюлем. Я начала пробираться через груды багажа в направлении какой-то потрепанной повозки и уже собиралась нанять ее, когда высокий — кожа да кости — человек коснулся моей руки.
— Извините, мисс, — его голос доносился откуда-то из-за высоких впалых скул, что почти испугало меня. — Вы случайно не мисс Габриэла Стюарт из Нью-Йорка?
Я кивнула.
— А я — Абвер, мисс. Мистер Дьюхаут послал меня за вами.
Он спросил меня о багаже, я показала и удивилась, насколько его сила не соответствовала возрасту. Он подал мне коричневую, со вздувшимися венами руку, покрытую серебристыми волосками, и я забралась в коляску и устроилась.
Он не пытался заговорить, и я все свое внимание уделила зданиям вокруг. Я восхищенно воскликнула, когда мы проезжали отель «Сан-Фрэнсис» и еще, когда увидела ресторан с вывеской на французском и большой очередью. Потом мы проехали мимо библиотеки из темного красного кирпича, очень современной и новой; за ней последовала серия маленьких магазинчиков, продающих одежду, с яркими вывесками, рекламирующими их продукцию. Постепенно мы все это оставили позади; дорога стала неровной, и меня, в коляске кидало то туда, то сюда. Теперь мы проезжали жилые кварталы, и домов становилось все меньше и меньше.
Вдруг Абвер резко повернул налево и чуть не сбросил меня на пол коляски.
Мы находились в районе богатых ферм. Показался маленький каркасный домик, аккуратно обсаженный рядом белых, пурпурных и красных флоксов. С одной стороны он был обнесен белым частоколом, с другой — замечательной апельсиновой рощей, которая простиралась насколько хватало глаз. Мы ехали вдоль нее, пока она не кончилась и Абвер не свернул на обсаженную деревьями дорогу. Здесь земля была мягкая, покрытая травой, на которую бросали тень огромные дубы с ярко-зелеными кронами.
Мое внимание привлек дом — трехэтажное здание, целиком построенное из белого дерева с зелеными ставнями на окнах над огромным портиком. На северной стороне была веранда, окруженная садом, полным всяческих сочетаний красного, розового, пурпурного и желтого. Чуть повернув голову, с другой стороны можно было увидеть выцветшие здания, абсолютно лишенные
цвета, за исключением отдельных зеленых деревьев и рощиц. А над всем этим было голубое с белыми облаками безмятежное небо и мягкий ветерок, спасающий от жарких лучей солнца.
Я выбралась из коляски, закрыла глаза, вдохнула чудесный воздух, который казался роскошью для моего городского организма, и улыбнулась.
В этот момент массивные зеленые двери распахнулись, и я машинально повернулась к человеку, который стоял на пороге. Он был гладко выбрит, высок и строен. На нем был темный костюм и парчовый жилет с красной вотканной полоской. Он шагнул ко мне.
— Мисс Стюарт, — он протянул мне руку, и его голубые глаза блеснули. — Мы сомневались, что вы прибудете сегодняшним пароходом. Абвер… — Высокий кучер вынул мой багаж из коляски и отнес его в дом.
— Я Эмиль Дьюхаут, — сказал он, провожая меня в дом. — Должно быть, вы устали после поездки и захотите отдохнуть. Джон обрадуется, что вы наконец-то приехали. Он придержал дверь, и я зашла в прихожую.
— Как красиво! — прошептала я.
Он согласно улыбнулся.
Было совершенно очевидно, почему это место назвали Уайт-Холлом[1] он действительно искрился белизной. Прямо посередине зала была белая мраморная лестница, плавно переходящая наверху в галерею. Я стояла в голубых дорожных туфлях на белом мраморном полу, с которым гармонировали белые стены с тоненькими золотыми полосками. На стенах ничего не было, кроме шести бра с лепниной внизу и огромного зеркала в позолоченной раме над небольшим мраморным столиком слева.
Я остановилась в дверях и могла бы стоять там очень долго. Все это так отличалось от тех ярмарок фарфора и картин, которые обычно можно было увидеть в усадьбах. Простота этого дома подкупала.
— Мой отец построил дом так, как хотела мать, до последней детали, — пояснил Эмиль Дьюхаут, заметив мой интерес. Он проводил меня в маленькую гостиную. — Брата сейчас нет дома, так что моя жена позаботится о вас. Устраивайтесь поудобнее.
Я ходила но квадратной комнате, поправляя шляпку и от души желая, избавится от нее; жара была невыносимой.
Это навело меня па смелую мысль, что хорошо было бы и это теплое платье тоже снять и надеть что-нибудь более легкое и короткое. Я быстро покраснела и огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно было занять мысли. Все здесь выглядело приевшимся, обычным.
На круглом столе у окна в маленьком аквариуме лениво плавали три золотые рыбки.
Несколько минут я наблюдала за их бесцельными движениями и, в конце концов, заключила, что они нисколько не сняли мою нервозность перед первой беседой.
Дом был тих, как забытая могила.
Наконец я села на стул, набитый конским волосом, очень похожий на тот, что был у нас с отцом в нашем доме в Нью-Йорке. Он до сих пор стоял там, одинокий и накрытый простыней.
Я подумала о бледных кремовых стенах с цветочным узором в той знакомой комнате и закрыла глаза. Все, хватит. Я услышала шаги, приближающиеся к двери и встала в нетерпении.
Вошла женщина, чуть-чуть выше меня и на год-два старше. Свои каштановые волосы она собрала на затылке, а темно-бордовая роза, приколотая к ним сбоку, подчеркивала ее необыкновенную красоту. Она была настолько хороша собой, что я почувствовала себя полной дурнушкой. От нее доносился легкий аромат духов, которыми, как я узнала позже, она всегда пользовалась, но так никогда и не могла различить их.
