не упала. Любовь, впившаяся горячими пальцами в руку дочери, горящими глазами сверлила лицо председателя судейской коллегии и, кажется, от волнения не слышала и не понимала, что он читал, да и не на было – потому что самое главное ждет в конце….
– Признать виновными, – добрался председательствующий до последних строк, – по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР, пункт… – Тут судья на мгновение запнулся, разбирая им самим только что сделанные на приговоре пометки, но быстро продолжил: – Пункт 12, а именно: укрывательство и пособничество всякого рода преступлениям, предусмотренным в статьях 58.2–58.11, не связанным с непосредственным совершением означенных преступлений или при неосведомленности о их конечных целях…
Два человека в зале облегченно выдохнули, а все остальные на этой фразе приговора недоуменно подняли головы и принялись слушать особенно внимательно. Председатель суда продолжал:
– Однако суд, имея в руках неопровержимые, представленные Главным управлением госбезопасности НКВД Союза ССР, доказательства того, что гражданки Вагнер при совершении своего преступления действовали по мотивам, лишенным корысти или иных низменных побуждений, а также под влиянием угроз и принуждения со стороны дипломатов известной страны, находясь в состоянии сильного душевного волнения, сопряженного с их личным невежеством, и вызванным в значительной степени случайным стечением обстоятельств, а также принимая во внимание, что гражданка Вагнер Марта Германовна является беременной, что подтверждается соответствующей справкой из медицинского учреждения, суд счел возможным применить к подсудимым меры снисхождения, предусмотренные статьей 48, пунктами «в», «г», «д», «е», «ж», «з», «и» и приговорить их, – судья перевел дух и рванул тесный воротничок мундира, – к высылке из столицы нашей родины города Москвы в город Кострому сроком на три года и лишению избирательных прав на тот же срок!
Председательствующий тяжело опустился на свое место, Марта Вагнер закричала что-то неразборчивое, ее мать потеряла сознание и медленно опустилась на пол у ног дочери, а Арсений Чен, надев шапку и на ходу накидывая шинель, поспешил к выходу.
Чтобы суд окончился таким неожиданным решением, с начальником Особого отдела пришлось провести не один и не два разговора. Марейкис и сам не знал, почему он решил вступиться за мать и дочь Вагнер, упрашивая, да что там – умоляя начальство найти возможность помочь чуть было не сбежавшим с японскими разведчиками женщинам. То, что Вагнер пришла пора отстранить от работы, стало понятно еще по ходу развития «дела о двух чемоданах», как теперь, после перехвата беглянок, стали в открытую называть эту историю те немногие чекисты, кто был посвящен в содержание расследования. Но отстранить и списать в расход – совсем не одно и то же. Чен убеждал комиссара, что сам во многом оказался виноват, не обратив вовремя должного внимания на психологическое состояние Вагнер, на ее истерики и срывы, а главное, на отчаянную возню вокруг женщины и ее дочери, устроенную Накаямой и Курихарой. Поначалу комиссар слушал Чена невнимательно, да и непонятно было, выживет ли Любовь Вагнер вообще. В Москву ее доставили, перевязанную бинтами из аптечки станции Негорелое, с проколами в теле, оставленными шилом Синичника, и, казалось, уже мертвую. Женщина потеряла много крови, испытала нервный шок, и надежды на то, что она придет в себя, почти не оставалось. И все же Любовь Вагнер сумела встать на ноги и на всех допросах держалась на удивление стойко, тщательно, в деталях рассказывая о заговоре японских разведчиков, пытавшихся организовать вывоз ее и Марты через границу столь экзотическим способом. Она даже вспомнила, что однажды Курихара успокаивал ее, говоря, что его начальнику «в старые времена», вскоре после революции, удалось таким образом переправить какого-то особо ценного агента из Владивостока в Японию. Сотрудники консульства упаковали тогда бывшего белогвардейца в чемодан и погрузили на пароход, идущий в Цуругу вместе с другим багажом. Узнав об этом, Чен напряг память и действительно припомнил похожий эпизод, только окончившийся позорной неудачей для японской разведки. В самый ответственный момент, когда багаж краном переносили на борт парохода, несколько тюков с поклажей и тот самый злосчастный чемодан провалились сквозь большую дыру в сетке и рухнули на пристань. Оглушенного падением незадачливого агента чекисты задержали. А теперь, после показаний Любови Вагнер, выходило, что это могла быть не единственная операция такого рода. В любом случае, подтверждение Ченом правдивости ее рассказа помогло. Ей поверили. Следствие, сопоставляя ее данные с рассказами дочери, которая отделалась во время задержания легким испугом, а чего-то внятного и толкового могла рассказать куда меньше, чем ее мать, очень быстро полностью восстановило картину заговора. Дело пора было направлять в суд, а Чен, уже приступивший к решению новых загадок, постоянно напоминал начальнику Особого отдела о том, что женщины не так сильно виноваты в своих поступках, как это может показаться со стороны, в том числе и со стороны стола судебных заседателей.
В конце концов комиссар не выдержал и вместе с Марейкисом направился к Ягоде. Как в предыдущий раз, их встреча была коротка, а разговор сух и конкретен. Генеральный комиссар госбезопасности выслушал доклад начальника Особого отдела, его подчиненного и задал только один вопрос:
– Вы можете гарантировать, что в случае… если они останутся живы, до конца жизни будут держать язык за зубами? Обе. И мать, и дочь.
Комиссар промолчал, стиснув зубы и играя желваками, а Чен, к которому подошел Ягода и в упор посмотрел на него снизу вверх, дернул подбородком и выдавил:
– Да. Обещаю. Гарантирую. Не выдадут. Я сам с ними поговорю.
Нарком невесело усмехнулся, но ничего не ответил. Вернулся в свое кресло и в задумчивости принялся барабанить пальцами по столу. Посмотрел на Чена, на его шефа и резко бросил:
– Свободны. Оба. Я решу сам.
До самого суда Арсений мучался, не зная, сделает ли всесильный нарком хоть что-то для спасения женщин. То, что это было возможно и находилось целиком и полностью во власти Ягоды, Чен понимал, как отчетливо понимал и то, что принять обратное решение – уничтожить мать и дочь Вагнер было куда проще и с точки зрения службы даже правильнее. На этом месте рассуждений чекист никак не мог выйти из создавшихся в голове сумятицы и хаоса. Логика не помогала. Ведь и начальник Особого отдела отказался поручиться за очевидных, хотя и раскаявшихся, пособниц японских шпионов. А он – лейтенант госбезопасности Арсений Чен поручился. Зачем? Почему? Ни при каких обстоятельствах он не мог бы сам себе поверить, что эти женщины никогда и никому не расскажут о «деле двух чемоданов». Какое-то время да, будут молчать,
