— С радостью. Легенда о кристалле Сил, Камне Откровения, бередит человечество с самых первых его шагов. По преданию, на него были нанесены не просто знаки и буквы, а заветы самого Творца. Но писать на камне совсем необязательно. Вы же не царапаете алфавит на дисплее. Кристалл Сил мог улавливать и концентрировать солнечный свет, излучения Космоса и мысли людей. «Изумрудные скрижали» Гермеса Трисмегиста и скрижали Моисея тоже представляли собой кристалл. На гранях их имелись начертания главных законов бытия. Я полагаю, что люди древности умели трансформировать гигантскую энергию, собранную кристаллами, и передавать ее на любое расстояние. Информация, записанная на подобный носитель, может сохраняться вечно. Существуй такой камень в действительности, он вполне бы мог стать основой биологической цивилизации, космического человечества будущего. Славяно-руссы, наследники Гипербореи, тысячелетиями хранили память о магическом кристалле, камне Алатыре…
— Значит, если бы удалось отыскать Алатырь-камень, то… — далее не шли даже самые необузданные фантазии следователя.
— …Ну вот, вы сами открыли второй ключ к разгадке… Юрий мечтал отыскать нечто мистическое, заветное, отодвинуть хронологию Руси на несколько тысячелетий в глубину. Я сам заразил его этой изыскательской лихорадкой. Сразу после войны я уехал с археологической экспедицией в Приильменье. Еще лежала в развалинах Новгородская София, а мы уже пытались проверить и опровергнуть «норманнскую» теорию возникновения русской государственности. Считалось, что первыми сюда пришли «варяги». И действительно, в глубоких слоях мы находили предметы скандинавского происхождения, северные рунические надписи и прочее. Но стоило копнуть поглубже, и вновь возникал «славянский» период и являлись неоспоримые свидетельства древнейшего славянского владычества в этом крае. Кстати, чем глубже доктор Шлиман уходил в археологические слои Трои, тем более высокую культуру ему удавалось обнаружить… Позднее мне довелось работать на Перыни, вблизи Великого Новгорода. Наша группа реконструировала «Перунов круг» — древний огненный жертвенник, ландшафтное святилище на крутом песчаном холме, где доныне шумит великолепная сосновая роща. «Ее насквозь пронизывает солнце, ей моет корни Волхов-говорун…» Это место и поныне дышит могучей силой. Святорусское жречество хранило магический опыт Гипербореев. Неудивительно, что все перынские находки, говорящие о могучей истории славяно-руссов, бесследно исчезли в спецхранах. Местный рыбак, этакий былинный Садко, рассказал мне легенду о Лытырь-Камне. «Камень заклят, что у края мира лежит», по народной легенде, есть спаситель и охранитель Руси. Действительно, любое нападение на Русь с севера таинственным образом погибало. Например, в 1918 году под Архангельском бесследно исчез английский десант. Отряд в три сотни человек, с обозом. Не говоря уж о том, что всякое нашествие на Русь в первую же зиму получало страшный удар небывалого русского мороза. Так вот, этот рыбак утверждал, что до войны промышлял пушнину где-то под Архангельском. Однажды он заблудился в метели. Но был чудесным образом спасен и перенесен кем-то в стойбище оленных людей. Он говорил, что видел нечто, очень похожее на светящийся кристалл, видел в зимней тайге каких-то светловолосых людей в белых прозрачных одеждах. Хотя, с большой долей вероятности, я могу утверждать, что это был предсмертный сон замерзающего охотника.
— А кто же спас его?
— Сие загадка… На Перыни я вновь побывал несколько лет назад… Месторасположение древнего святилища разорено, грунт срезан бульдозером, сокровище славянского мира заросло сорной травой, превращено в неудобье, помойку.
— Кто же это сделал? Кто допустил?
— А, это уже третий ключ к разгадке вашего следствия. Имя ему «неутихающая война».
Вадим Андреевич забеспокоился, похоже, старый профессор немного спятил от одиночества и заброшенности.
— На месте языческого жертвенника несколько столетий существует Перынский Скит. Но отнюдь не борьба христианства с язычеством дала начало «неутихающей войне». Исток многих событий столь глубок и занесен, так сказать, песком времен, что вновь необходимо обратиться к истории Атлантического периода, который мы не имеем права называть доисторическим. Чистый расовый тип «борейца», северного человека, очень скоро оказался размыт и безнадежно испорчен смешением с существами низшего порядка — звероподобным населением экваториальной зоны. Вослед за чистотой крови арии утратили духовное и умственное главенство в древнем мире. С этого момента арии — уже не нация, арии — это миссия в истории.
— Спасибо, Викентий Иванович, все это очень интересно, но далеко от темы моего расследования…
— Гораздо ближе, чем вы полагаете, молодой человек.
Вадим осторожно огляделся: густая пыль дремала поверх древнего вздора, коим были уставлены профессорские полки; странные заблудившиеся вещи, сметенные ураганом времени на бесплодную равнину одинокой старости.
— Я слышал, что волшебный камень упал с Ориона. Это правда, профессор?
Заволокин снисходительно улыбнулся.
— Ну, зачем же столь прямолинейно? Действительно, камень — Держитель Мира — был связан со звездой Бетельгейзе, самой яркой в созвездии Ориона. Хранился он в священном городе тогдашнего человечества Золотом Уре… Да-с, Семивратный Ур, оплот человечности, град Богов и Героев, наследник Посейдонии… Издавна хранителями Алтаря были гиперборейские жрецы. Именно потому при раскопках в Уре Халдейском, что был лишь поздним напоминанием об Уре Золотом, были найдены северные сани. Семь врат Великого Ура — это семь посвящений всех времен и народов.
— Мне думается, профессор, здесь какая-то шифровка… Может быть, «Семивратный Ур» — это черепная коробка человека, в ней тоже семь отверстий. А Алтарь — мозг, я читал, что он тоже сродни кристаллу, — чем не камень-Алатырь, прямой канал богообщения и так далее?..
— Великолепно, авантюрно, дерзко! Ну, стало быть, можно открыть вам и последний ключ. Имя ему «Север». Уста Севера запечатаны великой тайной…
Профессор умолк, склонив по-птичьи голову к плечу. За окном вечерело, но света не зажигали. В этот смутный час комната профессора выглядела печальной и заброшенной. Сияющие дали арийского материка, его грозные и величественные ландшафты свернулись до пропыленной сумеречной скорлупы стариковского жилища.
Вадим Андреевич заерзал в кресле: «Вот, мамонт примороженный, чуть не забыл!» Накануне он пробил по всем видам учета пропавших студентов и обрел неожиданный материал для следствия. Влад Вавилов оказался чист, как стеклышко, а вот Реченко — завзятым дебоширом. В местном отделении на него было заведено профилактическое дело, за полгода три привода за драки и даже сопротивление, во время которого Реченко сорвал погон у сержанта, проводившего задержание. При этом громко декламировал лермонтовское: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…»
— Да… А скажите, Викентий Иванович, что за страсти-мордасти кипели в общежитии, где жил Юра? Драки, приводы, как-то не вяжется с его интеллигентным обликом.
— Страсти? Нет, милейший, там глобальный конфликт назревал, когда людям тесно не только в одной комнате, но и на одном земном шарике.
— И с кем шла война за обладание шариком? Имя, фамилия?
— Помнится, Юра его называл «лев с птичьей фамилией». Так что звали его Лев…
— Простите, профессор, сейчас я тороплюсь, придется еще раз воспользоваться вашим гостеприимством.
— Всегда рад. После того, как пропал мой последний и самый любимый ученик, мне и поговорить-то не с кем. Вот я и навалился на вас…
* * *
Первый свободный вечер Вадим потратил на обыск собственной комнаты: опытной рукой рылся в шкафу, шуровал лыжной палкой на запущенных антресолях, перебирал чемоданы, но заветная вещица точно в воду канула. Как бывший житель таежного края, Вадим Андреевич знал, что для поимки матерого зверя иногда достаточно добыть надежную, слегка протухшую приманку. Для Каштеляна такой приманкой могло стать оружие, которое он, по непроверенным данным, давно коллекционировал. Наконец откуда-то вывалился пыльный сверток, по-деревенски увязанный пестрыми тесемками. Вадим разорвал путы и высвободил давний гостинец. В коробку были уложены великолепный промысловый нож, ремень и легкий сверток из рогожи. Из свертка сыпались пожелтевшие иглы, обугленные временем веточки, пересохшая смола. Слабый запах соснового бора и дурманного багульника растекся по комнате. Вадим грустно перебирал памятные предметы.
Восемь лет назад он уехал из родной Кемжи. Мать натолкала полный баул гостинцев да еще подпихнула сухих ломких хвощинок. «Да верес, это верес… Силу большую эти веточки имеют. Как лихоманка привяжется, сила черная по твою душу явится, женщина разлюбит или сглазит кто, так можжевелышком горьким головушку окури, как рукой сымет… Да, вот еще, чуть не забыла, старая: дядя Евстафий тебе на память свой промысловый нож и армейский ремень отказал; пусть, говорит, Дема возьмет, у него работа военная».
