— Что там? — с досадой спросила виконтесса.
— Солдат столкнулся с носильщиком, оба свалились на землю, а содержимое чемоданов вывалилось, — рассказал я.
— Интересно, как они теперь разберутся в чужих вещах? — хмыкнула Элен.
Я увидел, как носильщик поднял с земли небольшую полоску материи с кисточкой. В лучах заходящего солнца серебро сверкало зловеще.
— Heus-Deus! — выкрикнул я, выбежал из комнаты и рванул вниз по лестнице.
Носильщик с сундучком уже поднимался навстречу.
— Мистер! — крикнул я. — Вы положили в сундук чужую вещь!
— Какую чужую вещь? — насторожился он.
— Я видел, как вы столкнулись с гвардейцем и растеряли вещи, — объяснил я. — А когда собирали их, по ошибке положили в сундук чужую вещь. Откройте сундук, я покажу.
— Никак невозможно.
Носильщик попытался обойти меня, но я перегородил ему путь. Он испуганно взглянул на кого-то за моей спиной. Раздался капризный голос:
— Что вы там стоите?! Несите сюда мои вещи!
Я повернулся и увидел толстушку, стоявшую в открытых дверях номера. На меня смотрела сытая ряха. Ее обладательница, очевидно, задалась целью хоть как-то облегчить жизнь веснушкам — тем не хватало места на физиономии.
— Простите, мисс, — обратился я к ней. — Я граф Воленский.
— Что вам угодно, мистер Воленский? — спросила девица, протянув мне руку.
Я приложился губами к пухленькому запястью.
— Случилась глупая история, — промолвил я. — В ваш сундучок попала чужая вещица.
— Вы копались в моем сундучке? — Зеленые глаза барышни округлились от возмущения.
— Миссис Паркер, это недоразумение! — вмешался носильщик.
Он бросил на меня ненавидящий взгляд. Послышались шаги, кто-то еще поднимался по лестнице, возможно, капитан Годен. Нельзя было терять ни минуты.
— Идите сюда! — приказал я.
Не церемонясь, я отстранил толстушку и прошел в ее номер. Носильщика я притянул за собою.
— Поставьте сундук! — приказал я слуге.
Он поставил ношу на комод. И я, не дав никому опомниться, открыл сундук.
— Это же не ваше, — я указал на серебряную полоску с кисточкой.
— Нет, — подтвердила девушка и накинулась на слугу: — Как эта вещь попала в мой сундучок?
— Вы позволите? — спросил я и, не дождавшись ответа, сжал в кулаке полоску материи и поклонился. — Честь имею.
Я выглянул в холл — там никого не было. Я выскользнул из номера, оставив незнакомую толстуху разбираться с прислугой, а сам быстро прошел в комнату Элен де Понсе. Шагнув внутрь, я перевел дух, разжал кулак.
На открытой ладони лежала нашивка от мундира лейтенанта Феклистова.
— Что случилось? — спросила виконтесса. — Куда ты умчался очертя голову?!
— Элен, мне нужно немедленно бежать в полицию, — процедил я, переводя дыхание.
— В полицию? — изумилась мадемуазель де Понсе.
— Элен, я все понял. Артемия Феклистова убил капитан Годен.
— О чем ты говоришь? — Виконтесса решительно ничего не понимала.
— Теперь все ясно. Вот почему он не возражал, когда я предложил ехать в Ярмут! Я хотел избежать ловушки, а ловушка с самого начала сопровождала нас!
— Андрэ, что ты говоришь? Ты несешь какую-то чушь! Если бы сэр Оливер участвовал в заговоре, мы бы не доехали до Ярмута!
— Действительно, это странно, — задумался я.
— Но почему… почему ты решил, что Годен виноват в смерти твоего друга?
— Помнишь, что рассказывал гвардеец о коллекции капитана Годена?
— Собирается из вещиц убитых…
— Да!
Я показал ей полоску серебристой материи.
— Это нарукавная нашивка от мундира лейтенанта Феклистова.
Мадемуазель де Понсе протянула руку, но в последнюю секунду отдернула ее.
— Ты уверен? — спросила она, глядя на меня с испугом.
Я кивнул. Элен посмотрела по сторонам, словно искала ответ на мучившие ее вопросы.
— Это какая-то несуразица, — проговорила она. — Зачем капитану Годену убивать твоего друга?
— Чтобы ограбить нас, — ответил я.
Голос мой прозвучал неуверенно. Элен подняла на меня глаза, покачала задумчиво головой и спросила:
— Тогда почему он не ограбил нас?! — и немного помолчав, сказала: — Глупость! Простое совпадение. Эта нашивка принадлежала еще кому-то. Не забывай, что сэр Оливер Годен — боевой офицер.
Я подошел к окну и уставился на улицу, опершись о подоконник. Солнце село, на улице горели фонари. Но я ничего не видел перед собою. Я воображал, какими будут похороны Артемия. Перед мысленным взором стоял гроб, а в гробу лежал лейтенант Артемий Савельевич Феклистов в мундире, у которого не хватало нашивки.
Вдруг я увидел в отражении, как белый продолговатый предмет взметнулся вверх у меня за спиной. Я быстро обернулся, но тяжелый удар обрушился на мою голову, и я потонул в кромешной темноте.
Очнувшись, я увидел скорбные лица на гобеленах. Потомственные рыбаки смотрели так, словно сельдь была их проклятием, а не средством к существованию.
Я лежал на узкой кровати, так близко приставленной к окну, что рисковал разбить голову о подоконник, если б неосторожно вскочил. Однако подниматься я не спешил, хотел обдумать случившееся.
Скосив глаза вбок, я увидел синее платье и нежные кисти, лежащие на коленях. Уж не Бекки ли, подумал я?
В голове проносились смутные образы, обрывки каких-то разговоров, — в единую картину они не складывались, но оставляли чувство длительного беспомощного состояния. И я решил, что нет смысла таиться. Не для того же уложили меня в постель и оставили под присмотром сиделки, чтобы еще раз ударить по голове, как только приду в себя.
Я приподнял голову, но лицо девушки осталось скрыто за медным кувшином, стоявшим на столике подле кровати.
— А где фарфоровый кувшин? — еле слышно спросил я.
— Мосье граф, вам лучше? — обрадовалась сиделка.
Ее голос будил неясные воспоминания. Она наклонилась надо мною, белокурый локон коснулся моей щеки.
— Николь, — прошептал я.
— Мосье граф, вам лучше? — еще раз спросила она. — Я пошлю за врачом. Доктор Руиз велел позвать его, как только вы придете в себя!
— Обожди! Обожди! — Я схватил ее за руку, приподнялся и все-таки ударился о подоконник.
— Дева Мария! — вскрикнула Николь. — Лежите, прошу вас, лежите.
Стукнулся я несильно, но подоконник пробудил мои чувства: оказалось, и без него меня мучила тупая головная боль. Но ладошку Николь я не выпустил. Впрочем, теперь она и сама не пыталась высвободиться, решив, что нельзя оставлять меня без присмотра даже ради того, чтобы вызвать доктора.
— Так где же фарфоровый кувшин? — повторил я, оглядев помещение.
— Вы разбили его, — ответила девушка.
— Разбил, — хмыкнул я, припомнив, как отражение кувшина взметнулось вверх над моей головой. — Ну, можно и так сказать…
— Вам уже лучше. Я вижу, вам значительно лучше, — улыбнулась девушка.
— Это я понял. — Губы слушались плохо, но я выдал кривую ухмылку. — Но что здесь произошло? Где мадемуазель де Понсе? А капитан Годен? Где он? Где сэр Оливер Годен?
— Я не знаю, — пожала плечами Николь. — Где капитан Годен, не знаю. А госпожа виконтесса села на корабль и уплыла в Санкт-Петербург. Вам было плохо, и вас оставили здесь. И нас оставили присматривать за вами.
— Вас? — спросил я.
— Меня и Жана, — кивнула Николь.
— Мосье Каню! — обрадовался я. — Но где он? Где? Позови его немедленно!
Я обрадовался потому, что решил, будто от камердинера добьюсь большего толка.
— Где он? Позови его! — потребовал я.
— Мосье граф, Жан ушел в город. Думаю, он вернется с минуты на минуту.
— Ну, хорошо, подождем.
Я прикрыл глаза, полагая, что самое лучшее — это дождаться возвращения камердинера. В голове кружились мысли и предположения — одно несуразнее другого. И не было сил у меня ни связывать их в ясную картину, ни гнать прочь. Я хотел поскорее увидеть Жана или хотя бы вздремнуть до его возвращения. Так прошло с четверть часа.
— Где же Жан? — не выдержал я.
— Должен прийти, — повторила Николь. — Давайте я налью вам стакан воды.
— Изволь, — согласился я.
Я опустошил стакан и почувствовал себя намного лучше.
— Вода утоляет жажду, но не любопытство, — констатировал я. — Не знаю, сколько еще ждать каналью! Расскажи-ка ты мне все, что знаешь.
— Что же тут знать-то, мосье? — встряхнула локонами Николь. — Мы прибыли сюда на прусском судне. Правда, в порт корабль не впустили, он встал на якоре, и мы с Жаном отправились на берег на шлюпке.
— И что? Что было здесь? — поторопил я Николь.
— Ничего. — Девушка пожала плечами. — Вам было плохо. Вы ударились головой…
— Что значит — ударился головой?! — не выдержал я. — Как это — ударился? Как это случилось? Кто-нибудь говорил?
