Я качала часами на цепочке перед глазами моей визави, а она все глубже и глубже погружалась в гипнотическое состояние.
— Люба, ты слышишь меня?
— Да, — ответила она безжизненным голосом.
— Что делал с тобой человек с пегими волосами?
— Он поил меня сладким вином, а потом мне становилось горячо и весело. Я не замечала, что он сутул и некрасив — он был для меня самым лучшим на свете.
— Что было дальше?
— Он зажигал пахучие палочки, становился на колени напротив меня и молился на странном языке.
— Ты можешь вспомнить что—нибудь из того, что он говорил?
— Крусификсус мортуус эт сепультус десендит ад инферос тертия дье рессурексит эмортуис, — это была явная латынь, исковерканная необразованным произношением.
— Он не называл своего имени?
— Нет, не называл. Когда он заканчивал молиться, то ложился со мной в постель, долго не давал мне спать, и лишь под утро я засыпала.
— Все хорошо, а сейчас, Люба, на счет «три» ты проснешься, и ничего не будешь помнить из нашего разговора. Раз, два…
Я не успела сказать «три», дверь с треском распахнулась, в комнату влетела мадам со шрамом:
— Наконец-то я вспомнила твое лицо! Мерзавка! Институтка! — она схватила меня за волосы, и мужской парик остался в ее руках. — Тимофей! Хватай ее! У меня честное заведение, и я не позволю…
— Три! — закричала я. — Люба, проснись!
С этими словами девушка встрепенулась и начала протирать глаза.
— Что? Где? Ой, мадам, а мы тут с Евгением…
— Дура! — заорала на нее мадам Блох. — Не можешь отличить кто перед тобой? Ты разве в штаны ей не лазила? Она же женщина! Проверять нас пришла! Что ты ей наговорила?
В это время швейцар Тимофей крепко держал меня за запястья, а я вырывалась из последних сил.
Неожиданно в комнате появился Николай. Тимофей получил умывальным тазом по затылку. Штабс-капитан схватил меня за руку, и мы побежали сломя голову вниз по ступенькам, сшибая по пути слуг и зевак.
Вот такая история, дорогая Юля. Пишу тебе по свежим следам, так как нервы на пределе, и, если бы не Николай, мне бы не поздоровилось.
Пойду зализывать раны и раздумывать, что же означали слова, произнесенные человеком с пегими волосами.
Всего тебе самого наилучшего.
Твоя рисковая подруга Полина.
* * *
Штабс-капитан Николай Сомов — поручику Лейб-Гвардии Кирасирского Его Величества полка Алексею Соковнину, Москва.
Алеша, здравствуй, дружище!
Получил твое письмо, и нахожусь в полном недоумении. Ты упрекаешь меня в нерешительности и советуешь, как ты пишешь, «взять мадам Авилову в оборот, дабы неповадно ей было вертеть таким молодцом, как я». Да знаешь ли ты, что я безмерно счастлив, что она обратила на меня свое внимание! Я просто диву даюсь, за что мне такое счастье! Женщина богатая, свободная, образована отлично, почему бы ей и не найти себе пару по сердцу? Прожила она с мужем в любви и достатке и непроизвольно сравнивает претендентов на руку с покойным супругом. Вот я и держусь подле нее, чтобы всегда быть рядом, невзирая на тяготы службы.
Продолжу свой рассказ о том, что произошло с нами в борделе мадам Блох. После того, как пышногрудая фемина увела меня к себе, я форменным образом забылся. Полина дает мне лишь поцеловать ручку, и я не вижу ничего дурного, чтобы время от времени побаловаться в веселом доме.
Но на этот раз… Все произошло, как в дешевом водевиле. Сначала я пытался прислушиваться, что происходит за дощатой перегородкой, разделяющей нас с Полиной, но потом увлекся Кончитой, которая и завладела целиком и полностью моим вниманием.
Не помню, сколько прошло времени, но, когда я, уже одетый и готовый к выходу, собрался проститься с пылкой красавицей, послышались крики. Выскочив в коридор и с ходу врезав в скулу детине, околачивающемся возле соседнего нумера, я распахнул дверь и увидел, как мою обожаемою Полину держит за руки швейцар. А мадам со шрамом потрясает париком, как индеец скальпом.
Чтобы не вдаваться в ненужные подробности, скажу только, что я схватил Полину в охапку, и мы с ней ринулись вниз, прочь из этого вертепа. На улице удалось тут же свистнуть извозчику, и только уже при подъезде к дому г-на Рамзина ее перестала бить крупная дрожь.
— Я сама расскажу отцу об этом происшествии, — сказала Полина. — Вы только не вмешивайтесь, хорошо?
Лазарь Петрович сидел в гостиной и беседовал с Настей.
— Полина, — радостно воскликнула она, увидев нас. — Егорову отпустили! Лазарь Петрович добился.
— Слава Богу! — она перекрестилась. — Слава Богу!
Тут господин Рамзин только обратил внимание на ее наряд.
— Полина, в каком ты виде? — удивленно спросил он. — И вы, штабс-капитан, позволяете ей идти рядом с вами в мужском платье? Может, вы были на маскараде, хотя мне ничего не известно о том, что сегодняшним вечером в городе устраивали нечто подобное.
— Я переоденусь и скоро выйду к вам, господа. Настя, пойдем со мной.
Я остался наедине с г-ном адвокатом.
— Николай Львович, я, как отец, должен знать, в какую авантюру вас впутывает моя дочь. В конце концов, вы разумный человек, офицер, а идете навстречу прихотям взбалмошной женщины! Не поверю, что вы ее поддерживали и не отговаривали.
Мне было чрезвычайно неловко, ведь Лазарь Петрович был прав. Пепиньерку Егорову он освободил из-под стражи, Настя выглядела нормально, от былой подавленности не осталось и следа. Для чего нужны были причуды Полины — не понимаю.
Вышла Полина, переодетая в домашнее платье. И от этого она стала такой милой и близкой, что я хотел только одного — быть рядом с ней, целовать руки и вновь делать все, что она попросит.
Но госпожа Авилова, скорей всего, была другого мнения. Она холодно посмотрела на меня и вымолвила:
— Г-н штабс-капитан, полагаю, вас заждались на службе. Не смею больше задерживать и благодарю за помощь.
После этих слов мне только и оставалось, что откланяться. Пошел в кабак и напился с двумя поручиками.
(На следующий день)
Алеша, друг, тут такое произошло!
Утром просыпаюсь, а мне денщик говорит:
— Слышали, барин? Хозяйку веселого дома, ту, что со шрамом, подушкой придушили.
Голова гудела, глаза слипались, но от этого известия я окончательно проснулся.
— Кто? Когда?
— На улице говорили. Мол, девица из тех, кто в доме жила, накинула подушку на лицо и задушила. Потом все золото забрала, а бумаги по комнате рассыпала, паспорт искала вместо желтого билета своего. Сбежать хотела, да не вышло. Ее в холодную отвели.
Наскоро ополоснув лицо и надев мундир, я бросился прямиком в дом Рамзина, к Полине, а там меня ждал неприятный сюрприз. В центре гостиной восседал знакомый агент из сыскной полиции, г-н Кроликов.
Как назло, Лазаря Петровича дома не было, и Полина одна принимала гостя.
— Госпожа Авилова, свидетели показывают, что вас видели вчера вечером в заведении мадемуазель Блох, в мужской одежде и парике. Так ли это?
— Вы меня допрашиваете? — спросила Полина Кроликова.
— Ни в коем разе! — всплеснул тот руками. — Если бы допрашивал, то мы бы с вами не здесь разговаривали, а совсем даже в противоположном месте. Просто мне бы хотелось узнать истину. Были ли вы в заведении?
— Была.
— Позвольте полюбопытствовать, зачем вам понадобилось совершать столь авантажный поступок? Вы же не писательница Жорж Занд, в конце концов!
— Вот уже десять дней прошло, как убит г-н Ефиманов! Егорову выпустили только благодаря стараниям моего отца, наша подопечная Анастасия Губина все это время находилась в тяжелом нервном расстройстве, по городу ползут слухи, а полиция ничего не делает, дабы вернуть девицам доброе имя.
Кроликов повернулся ко мне и приподнялся на стуле:
— А вот и вы, милостивый государь, бесстрашный Вергилий, присаживайтесь да присоединяйтесь к нашей беседе, авось и вытащим истину за ушко да на солнышко.
— Что вас интересует? — спросил я сухо.
— Все! — живо ответил он. — Зачем ходили, о чем говорили?
— Известно зачем, — возразил я, — неужели вам не ясно, зачем посещают такие заведения?
— Но не каждый раз туда берут даму. Да еще переодетую мужчиной. И не какую-нибудь искательницу приключений, а ту, к которой питают самые добродетельные чувства.
Мне стало неприятно оттого, что кто-то лезет в мои отношения с Полиной, и я нахмурился:
— Я бы попросил вас…
— Нет, это я вас хочу попросить, расскажите все без утайки, глядишь, дело и прояснится.
Полина вмешалась в наш диалог:
— Оставьте его, г-н Кроликов. Штабс-капитан всего лишь выполнял мою просьбу. Жизнь у меня вдовья, бедна развлечениями, вот и придумала со скуки.
— Лукавите, любезнейшая Аполлинария Лазаревна, — погрозил мне пальцем Кроликов. — Не вы ли нападали на сыскную полицию за нерасторопность и благодушие? Вне всякого сомнения, захотели сами взять расследование в свои руки. И что же вышло? Отделению — убийство, а вам — скандальная известность. Вот что делается, когда сапоги начнет тачать пирожник. Поэтому и обращаюсь к вам пока с просьбой: расскажите, почему вы пошли именно в публичный дом мадемуазель Ксении Блох и что там искали? Еще более обяжете, если поделитесь, что же вам удалось там отыскать?
