Полицмейстер озабоченно потер подбородок и ответил, покручивая ус:
— Что же, если доселе убитыми были мещане, да еще ремесленник, то теперь купец появился. О чем это говорит? О том, что убийца этот своих жертв случайно выбирает, бессистемно. Все они — люди одинокие, к которым легко можно проникнуть в дом, не подняв лишнего шума.
— Следов борьбы я тут не вижу, кстати, — заметил Муромцев.
— Совершенно верно, Роман Мирославович, — согласился Цеховский, — вполне очевидно, что жертва сама впускала убийцу в дом. И тут возникает вопрос — кого можно так впустить при условии, что это не твой знакомый? Почтальона? Разносчика газет? Молочника? Продавца керосина или угля?
— Да кого угодно! — воскликнул вдруг Барабанов и тут же сконфуженно замолчал, втянув голову в плечи.
— Да, господин… э-э-э Барабанов? — сказал Цеховский, — кого угодно. А вы что думаете, Роман Мирославович?
Муромцев все это время стоял, не отрывая глаз от трупа, и тер, по обыкновению, лоб. Когда полицмейстер к нему обратился, Роман вдруг просиял и хотел что-то сказать, но дверь заскрипела, и в проходе показался узколицый секретарь Цеховского. Он молча протянул шефу листок и так же безмолвно удалился, словно призрак.
Цеховский вытащил из кармана пенсне и принялся читать. Затем протянул бумагу Муромцеву со словами:
— Вот, телеграмма пришла по вашему вопросу. Нашли Людожора, он в тюремной больнице в Д-ском уезде.
Роман, не читая, скомкал телеграмму и с досадой сунул ее в карман брюк. После этого прошептал Барабанову:
— Нестор, после вскрытия собирайтесь к польской границе, в Л. Дело продвигается быстрее, чем мы думали.
Глава 11
В полдень другого дня, на главном вокзале в Л. под оглушительный свист паровоза на дебаркадер сошел странного вида господин с всклокоченными после сна волосами и растрепанной бородой. Двое жандармов, которые, опершись на винтовки, грелись на первом весеннем солнышке, с удивлением оглядели господина, когда он пронесся мимо, бормоча что-то себе под нос, и едва не задел их тяжелым потрепанным саквояжем, но связываться с сумасшедшим не решились.
Барабанов, даже не заметив служителей закона, энергично шагая, покинул здание вокзала. Он был совершенно окрылен мыслями, что именно ему предстоит пройти по главной ниточке следствия и, возможно распутать все дело. Какими глазами на него тогда посмотрит Лилия Ансельм? Возможно, в них будет больше признания и уважения.
— Только бы старик был еще жив… Хотя предсказание Лилии явно говорит об обратном… — пробормотал Барабанов и, пораженный новым страхом, что старик-кукловод может в любой момент отдать богу душу, бешено вращая глазами, принялся ловить пролетку.
Ярмарочная площадь уже была полна и гудела словно рой. Нестор с трудом проталкивался через толпу праздных горожан, вдыхая запахи свежей выпечки, лимонных петушков на палочке и свежего перегара.
Петрушку найти было несложно, он торчал на балкончике над входом в балаган, паясничая и зазывая публику:
— Почтенные господа, я приехал к вам с музыкантом сюда!
Не дивитесь на мою рожу, пусть она не шибко пригожа,
а зовут меня молодца Петруха Фарнос,
потому что у меня большой нос!
Скрипучий голос куклы разносился над головами. Из балагана раздавалось сопение шарманки, и Барабанов, просияв, встал в очередь, отсчитал, путаясь в незнакомых монетках, плату за вход, и толстяк с огромной накладной бородой, раскланявшись, пропустил его внутрь.
Внутри балагана было не протолкнуться, и Нестору пришлось занять место в самом конце. Он хорошо видел ситцевую ширму с беснующимся над ней носатым зубоскалом, но шарманщика было не разглядеть, только слышались хриплые нестройные звуки инструмента, когда тот невпопад крутил ручку. Барабанов вставал на цыпочки и вытягивал шею как мог, но вскоре оставил попытки и увлекся представлением.
Местный Петрушка был похож на всех виденных ранее как единокровный брат, лишь более богатый костюм и вышивка на колпаке выдавали его родство с английским мистером Панчем и итальянским синьором Пульчинеллой, да и не надевался он на руку, а висел на ниточках. Некоторые сценки и сюжеты тоже отличались от виденных им на родине, например, Петрушка обзавелся наконец женой Дуняшкой, которая и стала его главным компаньоном по сцене и участницей жестоких проделок. С ней он бранился, дрался и даже жонглировал запеленутым ребенком.
Урчание в пустом с утра животе отвлекало от просмотра, поэтому, почуяв запах выпечки, Барабанов принялся нервно оглядываться по сторонам, пока не обнаружил мужика, торговавшего пирожками вразнос. Пустившись за ним в погоню, Нестор боком проталкивался через зрителей, пока не догнал, и, купив сразу два пирожка с жареным луком, откусывал от них поочередно. Теперь зрелище нравилось ему куда больше, к тому же с этого ракурса он смог наконец разглядеть шарманщика. Это был древний старик с неопрятной длинной бородой, одетый в выцветший, когда-то бывший разноцветным халат. Барабанов в тревоге кинул взгляд на его тощую дрожащую руку, которой он крутил ручку инструмента, пальцы старика были скрючены артритом, но все были на месте.
Несмотря на возраст, шарманщик оглядывал зрителей с озорством, подмигивал, а в моменты, когда над ширмой происходил неожиданный поворот сюжета, по-разбойничьи свистел, невпопад кричал петухом и дергал ручку шарманки так, что вместо мелодичного свиста выходил визг и скрежет. Во время интермедии старик орал возмутительные частушки, вызывающие смех и ропот в толпе. Вот и в этот раз, внезапно встретившись с Барабановым глазами, шарманщик заговорщицки подмигнул и вдруг закричал дурным голосом:
— Как у нашего Петрухи на хрену сидят две мухи!
Муха с мухою … дерется, а Петруха, знай, смеется!
У Нестора едва не опустились руки — очевидно, что старик совершенно выжил из ума. Но тем не менее, возможно, от него удастся добиться чего-то или, по крайней мере, поговорить с его учеником, водящим куклами за ширмой.
Он вновь сосредоточился на представлении, с интересом разглядывая кукол, и даже хохотнул пару раз, но когда выступление закончилось, Петрушка немедленно переместился на балкончик, зазывать зрителей, а потом снова без всякой паузы возник за ширмой. Измученному дорогой Барабанову пришлось посмотреть приключения Петра Петровича еще четыре раза по кругу, прежде чем толпа начала расходиться, и ему удалось протиснуться к кукольнику, складывавшему «артистов» в большой короб на колесиках.
Барабанов прокашлялся и поздоровался, стоя у него за спиной, и кукольник обернулся, с удивлением разглядывая пришедшего. Это был молодой мужчина, худой, безбородый и черноволосый, с живым насмешливым взглядом.
— Я Левко, кукловод-марионеточник. Хожу по городам, по ярмаркам, даю выступления, — отрекомендовался он, в ответ на вопрос гостя. — А это дядько Лукаш… Я его с собой вожу. Помощи немного, да не бросать же старика.
Старый шарманщик безучастно сидел рядом на ящике и деловито обсасывал беззубым ртом кусок калача. На пришедшего он не реагировал вовсе, словно того и не было.
— Нестор Барабанов, — представился в ответ гость. — И я… я…
— Сельский врач, попавший в беду? — предположил Левко, скептически оглядывая мятый с дороги костюм Барабанова, видавший виды саквояж и криво сидящие очки.
— Вовсе нет! — возмутился Нестор, спешно оправляя костюм. — Я сыщик, из петербургского управления! По специальному указанию министра!
— Эвона как… — Левко уже более уважительно посмотрел на гостя. — Понимаю-понимаю, конспирация… И что же нужно уважаемому пану сыщику из Петербурга от двух бедных бродячих кукловодов?
Барабанов, как мог, напустив туману, рассказал о компании сыщиков и поисках в К., не упомянув при этом ни убийства, ни свои подозрения, потом долго рылся в бездонном саквояже, пока наконец не извлек из него маленький бумажный кулек. Он развернул его и разложил на облупившейся скамейке балагана зловещие деревянные ручки.
