— Пошли ко мне, поворкуем, — предложил хозяин.
— Не надо. Здесь поговорим. Скоты эти перепившиеся все равно ничего не слышат, — махнул рукой атаман.
— И то верно. Слышно, пощипали курей твоих хорошо. В городе только о том и разговору… — осторожно начал Иосиф.
— Пощипали. Засадные стрельцы городовые в деревне ждали. Ничего, теперь моя братва умнее станет, — нахмурился Роман.
— А откуда стрельцы про вас узнали? Как догадались засаду учредить? — спросил кабатчик.
— Хитер губной староста. Кто-то из братвы ему напел, — недовольно покрутил носом атаман.
— И кто это такой? — наигранно бодро осведомился хозяин, но чувствовалось, что он не в шутку обеспокоен.
— Сие мне не ведомо, — зевнув и отхлебнув вина, скучающе произнес Роман. — Кто угодно может змеем этим оказаться. Возможно, и ты, Иосиф.
— Почему ж это я?.. — испугался тот.
— Да ты же знал, что братва в сельцо собиралась. Помню, Убивец тебе об этом самолично рассказывал.
— Не, не говорил ничего… Ну, кажется, не говорил… — юлил Иосиф.
— Говорил, я знаю. Ежели выгода тебе будет или хвост задымится, то ты отца родного продашь. Продашь ведь?
— Да как можно? Что ты, отец родной?..
— Продашь. Так что, может, ты и есть тот иуда искариотский… Ну, чего погрустнел, брат? Я пока тебя в том не виню. Когда винить стану — ох, худо тебе придется. Хоть и дорог ты мне, Иосиф, но в кипящем котле я тебя все же сварю, прямо заживо. А иначе нельзя, ибо атаман я справедливый… Ну, ладно, чего без толку языком молоть. Узнал что?
— Узнал. Вроде у купца Егория имеется…
— А ежели и там не та?
— Тогда дальше искать буду.
— Будешь, куда ж тебе деваться.
— Хоть бы объяснил, на что она тебе, штуковина эта. Я бы, можа, лучше искать стал, коль знал бы.
— Ничего тебе интересного в ней нет. Тебе лишь бы деньга шла да брюхо сыто было. Куда тебе о высоких порывах душевных размышлять! — ухмыльнулся Роман.
— Так ты для души ее ищешь? Наши души скоро черти в ад утащат, — вздохнул кабатчик.
— Это твою, Иосиф, утащат, поскольку она у тебя черна и бесстыдна. А я после убийства не забываю Богу свечку за безвинно убиенных поставить и на храм пожертвовать. А книга та святая мне нужна, чтоб лучше грехи замаливать.
Роман посмотрел в хитрые глаза Хромого Иосифа и, взяв его крепко за запястье, сурово произнес:
— Запомни, тебе та книга без надобности. Куда ее приспособить — не додумаешься. А я, если узнаю, что ты недостаточно усерден в поисках или решил сам к рукам прибрать сё, так… В общем, котел кипящий тебе избавлением покажется.
Иосиф через силу улыбнулся. Его испугало, каким тоном были сказаны эти слова. На что атаману та святая книга — он, как ни ломал голову, представить себе не мог. Что не молиться — это точно, ибо, похоже, разбойник давно с Богом порвал и черту душу свою продал. Одно усвоил Иосиф, нужна эта книга Роману, очень нужна. Ведь на какой дом кабатчик ни укажет, где такая книга может быть — тут же его уже разграбили. Двоих купцов за это жизни лишили. Видать, тайна какая-то жгучая в этой книге сокрыта, и даже несмотря на нешуточные угрозы, разузнать ту тайну хотелось кабатчику жутко. Ведь любая тайна с деньгой связана, а иначе зачем она нужна?
— Нужную тебе книгу я и дальше искать стану, а пока глянь на то, что я нашел, — захотел оставить за собой последнее слово Хромой Иосиф. — В этой холстине какие-то старинные каракули нарисованы… Глянь, может, на что тебе и сгодятся…
— Откуда это у тебя? — спросил атаман.
— Мне это оставил в счет долга один проторговавшийся купец, прибывший из земли Литовской, — ответил кабатчик, передавая сверток атаману.
— Посмотрю на досуге, разберусь, — пообещал атаман, пряча холст со скрученными в трубочку листами за пазуху.
В углу кабака давно уже пьянствовала веселая ватага. Морды там были — не приведи Господи. Именно такими рисует обычно обывательское воображение отъявленных головорезов. От ватаги отделился толстый, одноухий мужик. Зубов передних у него не было, а потому, когда громко объяснял что-то своим приятелям, он брызгал на них слюной, а те, видимо, боясь его, ничего не говорили против и лишь незаметно утирались. Одноухий был пьян и противен.
— Налей-ка, колченогий, — наклонился он над Иосифом.
Кабатчик отшатнулся к стене.
— Хочу еще доброго вина.
— Будут деньги — будет тебе и доброе вино.
— Я ж тебе уже все монеты отдал. Говорю — налей.
— Брось, Ивашка, — махнул рукой один из его приятелей. — Иди сюда, мы тебе нальем.
— He-а, я хочу… Я хочу, чтобы он мне налил! — одноухий ткнул пальцем в атамана.
— Что?! — приподнял брови атаман.
— Налей, купчина. Должен же ты с простым людом делиться.
— А чего, и правда, — крикнули из ватаги. — Наливай, не все тебе с нас три шкуры драть!
Идея выпить за чужой счет, похоже, пришлась по душе дружкам одноухого. Роман опытным взором сразу определил, что представляли собой эти люди. Сброд, бродяги, шатающиеся по городам и весям, пошаливающие втихую на дорогах, озабоченные одним — раздобыть чарку или деньги на пропой. В стае, особенно пьяные, такие смертельно опасны, жестоки и ждать от них можно всего. Раньше никого из них атаман не встречал, но оно и не удивительно — вон сколько их брата развелось, всех не узнаешь. Да к тому же и не обязательно было Роману знать всякую мелочь, которую и к делу серьезному не приспособишь.
Иосиф сделал движение, пытаясь улизнуть, но атаман грубо хлопнул его по спине.
— Сиди, оглоед.
— Да я… Я за подмогой, — шепнул хозяин кабака. — Моим хлопцам тут не управиться. Сейчас стрельцов городовых покличу…
— Сиди, я сказал!
Он посмотрел прямо в пьяные глаза одноухого и, холодно улыбнувшись, громко произнес:
— Свинье по воле Господней надлежит из лужи пить, а не из кружки.
— А? — опешил тот, с трудом пытаясь сообразить, что же ему только что сказали. Наконец, поняв, округлил глаза и рванулся к атаману с криком: — Зашибу-у-у!
Крепкий кулак атамана с размаху врезался в широкую грудь. Одноухий, крякнув, отлетел на несколько шагов и упал на пол вместе с опрокинутым столом.
Вся ватага из пяти человек сорвалась с мест. Тут же в их руках оказались кистени и ножи. Это еще раз показало, что люди эти — отъявленные негодяи, потому как простолюдинам с оружием ходить строго воспрещалось и носили его только разбойники.
Атаман встал спиной к бревенчатой стене, предварительно вытащив из-под стола топор, забытый кем-то из забулдыг. Топор молнией описал смертельную дугу.
— Ох, разнесут кабак, — прошептал Иосиф, съежившийся в углу и думающий, как бы поскорее улизнуть и при этом не попасть ни под атаманов топор, ни под разбойничий кистень.
К Роману подскочил молодой парнишка с заячьей губой и шрамом на лбу, но тут же отступил, держась за отрубленный палец. Остальные, ощерившись, стояли, как стая волков против рогатого лося, не решаясь прыгнуть первыми, чтобы тут же не пасть с раскроенной головой.
Тут послышался дикий рев, от которого кровь стыла в жилах:
— Зашибу-у-у!
Одноухий, отдышавшийся после мощного удара, схватил обеими руками двухметровую скамью и, с трудом взмахнув ею, кинулся на атамана. Несся он неумолимо, казалось, ничто не может его остановить, как и табун лошадей в степи. Роман же был прижат к стене и даже не имел возможности отпрянуть в сторону, увернуться.
— Ну, все, — зажмурил глаза Иосиф: он был уверен, что атамана теперь ничего не спасет.
Но одноухий, не добежав трех шагов, тяжело рухнул на пол.
— У, гадюка! — прохрипел Евлампий-Убивец, сжимая топор. — Как чувствуешь себя, когда обухом да по хребтине?..
Именно это только что имел возможность испытать на своей шкуре одноухий, который теперь лежал на земле, постанывая.
— Ну что, крысиное племя? По норкам? — усмехнулся атаман.
Ватага нехотя отступила. Никто из них не ожидал, что у их жертвы окажется подмога.
— Вали отседова! — прикрикнул Роман.
Лиходеи, переругиваясь, но не слишком громко, чтобы не провоцировать победителя, отправились восвояси. Желание тягаться с незнакомцем у них пропало. Очень уж он оказался решителен и силен, а про его не весть откуда взявшегося приятеля и говорить нечего — просто зверь. Так что шайка ушла, при этом в головах имея одну мысль — на ком бы без особого труда отыграться за нанесенную обиду.
Хромой Иосиф обшарил карманы у распростертого на полу. Оказалось, что пропил тот далеко не все и у него завалялось несколько монет, которые кабатчик, осклабившись, переправил к себе. После этого слуги выкинули обобранного и избитого одноухого за порог.
— Поубивать бы их, атаман, — горячо произнес Убивец, сопровождавший сегодня атамана. — Найти бы и разделаться. Скажи только — мы разом.
— Не дури.
