Размышления Вертена были прерваны фырканьем Гросса:
— Самоубийство… Полнейшая чушь!
Дрекслер встрепенулся при этом.
— Я согласен, что отсутствие предсмертной записки выглядит подозрительным. Но что заставило вас прийти к подобному заключению без осмотра тела?
Вместо ответа на это замечание Гросс просто поставил на пол стул, подвинув его под болтающиеся ноги Гюнтера. Носки ботинок покойника висели на расстоянии пары дюймов над стулом.
— Гром меня разрази, — поразился Дрекслер. — А ну обрежьте веревку. — Он подал знак полицейским, которые заканчивали ранее начатую работу.
Они осторожно уложили тело на пол, и Гросс наклонился, чтобы быстро осмотреть его. Дрекслер, чье ястребиное лицо было испорчено довольно непривлекательным верхним прикусом, уселся на четвереньки рядом с ним.
Теперь инспектор взял на себя ведущую роль, просунув указательный палец под переднюю часть петли. Кожа под ней не была ни поврежденной, ни обезображенной следом от веревки. Дрекслер переместился к затылку покойного, ища на ощупь сломанные позвонки. Он покачал головой.
— Любитель. — Это слово вылетело из уст Гросса подобно плевку, как наивысшее оскорбление, которое он мог себе представить. — Он даже не позаботился о том, чтобы обмануть нас.
Вертен предположил, что Гросс относит эти слова не на счет усопшего, а скорее в адрес неизвестного преступника.
— Возможно, он не имел представления о том, что за расследование возьметесь вы, доктор Гросс, — отреагировал на это Дрекслер с изрядной долей иронии.
— Если бы дали волю вашим полицейским, — отпарировал Гросс с такой же язвительностью, — то это могло бы пройти как самоубийство. Или же он рассчитывал на то, что большое количество самоубийств в Вене прикроет настоящее убийство.
— Он? — вырвалось у Вертена. Конечно же, он знал, кого имел в виду Гросс. Но ощущение было таковым, что в присутствии мастера-криминалиста его покидала способность к дедукции.
— Найдите мне женщину, у которой хватило бы сил подвесить господина Гюнтера на эту высоту, и я буду счастлив арестовать ее.
— Полагаю, что арест все-таки подпадает под мою компетенцию, — заявил Дрекслер, неожиданно оскорбившись.
— Это я просто для красного словца, — сделал уступку Гросс.
Похоже на то, что это умиротворило Дрекслера, который продолжил свой осмотр.
— Отсутствие следов от веревки на шее также обосновывает очевидное истолкование.
Слова вылетели из уст Вертена раньше, чем он успел прикусить язык:
— Какое истолкование?
При этом комментарии Гросс и Дрекслер обменялись сочувствующими взглядами.
Это было уже слишком. Действуя один, он схватывал все на лету. Однако само присутствие Гросса, казалось, обезоруживало его, лишало его всякой умственной инициативы. Вертен быстро исправил свою промашку:
— Я имел в виду, что принимаю вашу гипотезу, что господин Гюнтер был убит, а затем повешен здесь, дабы придать этому вид самоубийства.
— Браво, Вертен, — изрек Гросс. — Это — именно то, что мы считаем. Хотя я заметил, что ваш язык все-таки реагирует быстрее, нежели ум.
Это замечание вызвало приглушенное хихиканье полицейского Шмидта, которое немедленно прекратилось под строгим взглядом Дрекслера.
Вертену настоятельно требовалось реабилитировать себя. Хотя он и не был силен в судебной медицине, но рискнул:
— Однако вид его лица предполагает смерть от удушения, не так ли?
Гросс, все еще наклонившийся над телом, бросил взгляд на Дрекслера, как бы испрашивая разрешение, и сдвинул петлю, чтобы обнажить следы на обеих сторонах шеи.
— Как вы сказали, Вертен, смерть от удушения. На это указывают кровяные точки на щеках от лопнувших глазных сосудов, а также синюшный с приливом крови вид самого лица. Удушение руками. Вы можете видеть ясные очертания пальцев тут и тут. — Он надавил большим пальцем на небольшой треугольник, образованный соединением ключиц покойника. — И раздавленная гортань, если я не ошибаюсь. После полного вскрытия мы узнаем больше.
Дрекслер встал на ноги, сгибая-разгибая спину.
— Мотив… — произнес он. — Музыкант — вроде бы довольно безвредное существо. Кому понадобилось убивать его?
— Вот это, дорогой инспектор, именно то, что мы намерены узнать.
Господин государственный советник Ляйтнер отнюдь не пришел в восторг при виде Вертена.
— Я не вижу, каким образом прискорбная смерть господина Гюнтера имеет что-либо общее с вашими расследованиями по поручению господина Малера.
— Это относится к числу наших причуд, — заявил Гросс. — Мы проявляем чрезвычайное любопытство, когда дело касается насильственной смерти.
Присоединение Гросса к расследованию, казалось, привело Ляйтнера в замешательство. Репутация криминалиста опережала его; чиновник побагровел от его высказывания, нервно потирая руки и безуспешно пытаясь остановить подергивание века на глазу.
— В высшей степени не в соответствии с порядком, — пробормотал он.
Они ничего не ответили, и наконец Ляйтнер поднялся из-за своего стола в дирекции оперы и повел их через лабиринт ступенек в зрительный зал.
Когда они приблизились к оркестровой яме, Ляйтнер указал на стул на левой стороне:
— Вот. Здесь было место господина Гюнтера как третьего скрипача. Он сидел на этом самом кресле прошлой ночью при последнем исполнении спектакля в этом сезоне.
Не спрашивая разрешения, Гросс внезапно спрыгнул в несколько заглубленную яму, сел на вышеупомянутый стул и уставился на сцену.
— Мне надо, чтобы занавес открыли, если вы не возражаете, господин правительственный советник.
Ляйтнер проявил признаки колебания, и Гросс добавил:
— Ведь это простое дело, разве нет? — Лицо криминалиста расплылось в широкой улыбке, исполненной деланного добродушия.
— Это займет некоторое время, — ответил Ляйтнер, покидая Вертена и Гросса, чтобы позвать рабочего сцены.
— Проверяете, что отсюда видно, Гросс? — спросил Вертен, когда они оказались одни. — Было бы лучше, если бы вы несколько пригнулись в кресле. Гюнтер был ниже вас ростом.
Гросс хотел было высказаться, но передумал. Вместо этого он последовал совету Вертена.
— Да, — заявил он, когда занавес открыли. — Как я и думал. — Он вскочил с кресла и протянул руку Вертену: — Пожалуйста, вашу руку, Вертен.
Адвоката поразила сила, с которой его друг схватил его руку, когда он помогал Гроссу выбраться из оркестровой ямы.
— Мне следовало бы поблагодарить нашего общего друга Климта, — заявил криминалист, отряхивая невидимую пыль со своих темно-серых брюк. — Он порекомендовал курс тренировки с гантелями, хотя лично я предпочитаю булаву. Она творит чудеса с моей выносливостью и подвижностью. Было время, когда я и не помышлял о том, чтобы спрыгнуть в подобную яму.
— К черту упражнения, Гросс. Вы обнаружили то, что, как я предполагаю, искали?
В этот момент возвратился Ляйтнер.
— Вы удовлетворены, господа?
— Сверх всякой меры, — заявил Гросс.
Ляйтнеру это не понравилось.
— Если есть еще что-то, в чем бы я мог оказать вам содействие…
Но в этих словах сквозило вялое равнодушие.
— Полагаю, у вас ведется учет посещения оркестрантов. Я имею в виду, в частности, репетиций.
— Конечно. — Ляйтнер сдержанно кивнул.
— Тогда нельзя ли?.. — Гросс сделал выразительный жест рукой.
Когда они вернулись в кабинет Ляйтнера, им показали огромный гроссбух, в котором велась запись выходов на службу каждого музыканта и певца. Гросс, тыча в лист своим большим указательным пальцем, проверил даты на конец мая и весь июнь. Криминалист испустил глубокий вздох.
— Благодарю вас, господин правительственный советник. Вы оказали нам огромную помощь.
Ляйтнер бросил умоляющий взгляд на Вертена, в ответ на который тот просто поднял брови, как будто говоря, что он находится в таком же неведении, как и заместитель директора. Частично это было правдой, но только частично.
Как только они вышли наружу, Вертен остановил Гросса, взяв его под руку.
— Как я полагаю, вы проверяли присутствие господина Гюнтера в день прочих несчастных случаев?
— Да, Вертен. Так я и поступил. Он присутствовал и давал объяснения по каждому событию.
Вертен покачал головой:
— И это доказывает?..
— Очень немногое, без дополнительной информации по открывавшемуся ему обзору.
— Вы имеете в виду со стула третьего скрипача господина Гюнтера?
— Верно. Гюнтер определенно был свидетелем.
— Как я и предполагал, — высказался Вертен и с удовольствием увидел, как увяла почти появившаяся ухмылка на лице Гросса.
— То есть свидетелем смерти фройляйн Каспар, — со значением произнес Гросс.
