Ознакомительная версия.
– Браво! Браво! – закричала Лаевская. – Вы – душка!
Полина оживилась:
– Матвей Никифорович! А про меня стихов не прочтете?
– Аполлинария… Аполлинария… – Кислицын принялся за другой манжет. – Сейчас, сейчас… Никак рифму не подобрать… – Наконец импровизатор вышел из трудного положения:
Аполлинария, я вас
Сравнил бы с розою цветущей,
Чей несравненный аромат
Нас в райские заводит кущи![11]
– Замечательно! – похвалила жениха Ольга, ловко перебирая спицами.
За время вынужденного отсутствия Ирины Лукиничны, двух месяцев, бесполезно проведенных в имении рядом с Софьей, домочадцы изменились. Кислицын вдруг уверенность обрел. Неужто с наследством дело сдвинулось? Марфуша взвинчена, по умершему ростовщику почему-то убивается, Полина в себя погружена, Андрей Артемьевич от воспитанницы не отходит, а сама Змеева… Господи! Что она вяжет? Пинеточки? Неужели? Вот беда… Хотя… Матвей Никифорович авансик получил, обратной дороги не имеет. А вдруг сама Ольга взбрыкнет? Когда Андрей Артемьевич с дрожью в голосе сообщил ей опекунское решение – выйти замуж за Кислицына, она смиренно ответила: «Хорошо», – и кротко улыбнулась. Эта самая кротость и волновала Ирину Лукиничну. Современные девицы все с гонором и норовом. Скажут «да», а сделают по-своему. Не то что в наше время! Кто Софушку спрашивал, когда Андрей Артемьевич сватался? Кто интересовался чувствами самой Ирины, когда отказали письмоводителю Максимову? Отрезал папенька: «Не пара», – вот и весь разговор. А то, что пары так и не нашлось и влюбленный Максимов с горя спился, никого не взволновало!
Ирина Лукинична горестно вздохнула.
– Оленька! Вот вы где! – в гостиную вошел Андрей Артемьевич. – Мой Наполеон вашего Веллингтона уже в хвост и в гриву чешет. Не порядок! Пора бы пруссаков справа запускать[12].
– Как-нибудь в другой раз, Андрей Артемьевич! Ужинать пора, – напомнила Ирина Лукинична и позвонила в колокольчик.
– А разве мы еще не ужинали? – удивился старик.
– Не успели! – с милой улыбкой напомнила ему Змеева. – Из-за раненого!
– Да! Кстати! – оживился Андрей Артемьевич. – Как самочувствие барона?
Ответил ему Тоннер. После разговора с Налединской доктор отправился навестить Баумгартена, но в кабинете Владимира никого не нашел и в поисках добрел до гостиной:
– Надеюсь, нормально! Во всяком случае, барон уже на ногах. Извините, не успел представиться, – обратился доктор к старшему Лаевскому. – Доктор Тоннер, Илья Андреевич! Именно я удалял пулю барону.
– А! Вот теперь я вас узнал! – обрадовался Андрей Артемьевич. – А рана не опасная? Кость не задета?
– Нет! Прогноз благоприятный.
– Кстати, тетушка, – будто между прочим вставила Налединская, – вы слышали? Тильмах-то, оказывается, умер!
– Наверное, порошок выпил, которым меня травил, – злорадно прошипела Софья Лукинична.
– Какое несчастье! Какой был доктор славный! – всплеснула руками Ирина Лукинична. – Кто же теперь будет Софушку лечить?
– Княгиня Юлия очень советовала господина Тоннера, – снова, как бы невзначай, сказала Полина. – Очень знающий доктор! Да мы и сами это видели!
Ирина Лукинична замялась. Привыкла, что доктора всегда старички, но Софья Лукинична уже все решила:
– Доктор! Были ли вам сегодня предзнаменования?
– Простите, сударыня, что?
– Случались ли сегодня необъяснимые события?
– Пожалуй, да! – согласился Тоннер. Обстоятельства ранения Баумгартена представлялись весьма загадочными.
– Бесились ли недруги ваши?
– Тоже да! – улыбнулся Тоннер, вспомнив Бориса Львовича. Боже, ему же Хромов поручил провести занятие! Можно представить, какой чуши он наговорил студентам!
– Не приходили ли в дом ваш в поисках убежища люди и животные?
– Вы снова угадали, сударыня! – опять улыбнулся Тоннер. Данила наконец приехал, а потом и собачку притащил.
– И вы не поняли? – вздымая грудь, вскричала она. – Все это означает одно! Я навеки ваша…
– Маман не в себе! – тихо шепнула Тоннеру Полина.
– Софушка, опомнись! Не позорь себя! – подскочила к Лаевской сестра.
– Что шумим, тетушка? – в гостиную вошли Тучин, Лаевский и Баумгартен. – Не пора ли к столу?
– Пора, пора. Вас дожидаемся! – спохватилась Ирина Лукинична.
– Ты снова командуешь? – взвилась Софья. – Прошу всех отужинать! И вас, доктор, разумеется.
– Спасибо, сударыня, – поблагодарил Илья Андреевич.
– Позвольте представить! – Лаевская подвела его к молодым людям, – это мой сын, это племянник.
– Мы знакомы! – буркнул Тучин, не подав руки.
– Рад вас видеть, Александр!
– А я нет! Вы еще горько пожалеете, Тоннер, что взяли Данилу! Он – вор каких мало! Лентяй! Пьяница! Развратник!
– О ком ты, Сашенька? – изумилась Лаевская.
– О бывшем слуге!
– Вор и пьяница? Зачем ты такого держал?
– Вы не понимаете, тетя! Он меня вырастил!
Баумгартен за обедом неохотно рассказал, как чистил пистолет, а тот вдруг выстрелил. Никто не спросил, с чего ему взбрело в голову заняться этим на Садовой, если живет барон на Мойке.
«Интеллект не поврежден, – размышлял Тоннер о Лаевской, – полезные навыки не утрачены (Софья Лукинична как раз ловко разделывала ножом и вилкой куриную ножку), скорее всего органических поражений в мозгу нет. А неадекватное поведение вызвано неуравновешенностью. Надо съездить на консультацию к доктору Тишкову! Подобных пациентов он заставляет вспоминать, что послужило причиной невротической болезни. Одного, скажем, в детстве понесла лошадь, другой в юности чуть не утонул. События прошли вроде бы бесследно, но через много лет – вдруг срыв! Истерики, припадки… Выявив причину, Тишков начинает лечение. Для преодоления страха первому пациенту прописывает конные прогулки, второму – купания. И это дает хорошие результаты. Метуду Тишкова следует испробовать».
Когда подали крем-брюле, в столовую вошел Никанорыч и что-то тихо доложил Лаевской. Та, будто дитя, подпрыгнула на стуле:
– Веди прямо сюда! Господа! Не расходиться! Прибыл маэстро Леондуполос!
– Грек? – поинтересовался Тучин.
– Маэстро потустороннего мира, – буркнул Владимир Лаевский.
– Потустороннего? – переспросил Тоннер. – Я думал, времена Калиостро в прошлом.
– Увы, доктор! Легковерных людей хватает и в наш якобы просвещенный век!
– Верно, Володя! Мошенник этот Дуполос! – пробурчала Ирина Лукинична.
Софья Лукинична ринулась в атаку:
– Леондуполос – великий ученый! Говорят, у него дипломами вся гостиная увешана. А настоящие мошенники в моем доме живут, мой хлеб жуют!
Ирина Лукинична поднялась с места:
– Не смей! Марфушенька своим благочестием нас охраняет! А ты… Святого человека куском хлеба попрекаешь!
– Скажи спасибо, что я тебя всю жизнь кормлю!
– Что? Что ты сказала?
– А что слышала! Приживалка! Вот ты кто!
– Ирина Лукинична! – Андрей Артемьевич пытался удержать родственницу, но та выскочила из столовой. – Софья! Как не стыдно! Что на тебя нашло?
– Маэстро Леондуполос! – Никанорыч торжественно представил нечесаного господина загадочного возраста. Если постричь и побрить, то, возможно, и пятидесяти лет ему нет, а если, вдобавок, переодеть из бесформенного балахона в партикулярное платье, то, окажется, что и сорока не стукнуло. Танцевальными па Леондуполос подскочил к ринувшейся навстречу Лаевской.
– Мадам! – быстро поцеловав руку, сказал он по-французски. – Как я и говорил, сегодня лучший день для сеанса. Луна в соединении с Сатурном и Марсом в созвездии Козерога!
Леондуполос чмокнул и сделал воздушный поцелуй. Мол, пальчики оближете!
Софья Лукинична не удержалась и расцеловала маэстро за столь радостное известие, Владимир Лаевский покрутил ложечкой у виска, Кислицын прыснул от смеха.
Никанорыч кашлянул и обратился к Тучину:
– Александр Владимирович! Подобрал я вам слугу! Не желаете взглянуть?
– С удовольствием! Андрей Артемьевич, Софья Лукинична! Благодарю за ужин! – Александр поклонился и поспешил за Никанорычем.
– Племянник мой! – пояснила гостю по-французски Лаевская.
– Куда же он? – забеспокоился маэстро, не понимавший по-русски. – Для сеанса необходимо тринадцать человек!
– Тринадцать? – удивилась Софья Лукинична. – Графиня Корзухина сказала, что вы с ней вдвоем были…
– Тогда луна была ущербной! – с укоризной напомнил Леондуполос. – А сегодня растет, нуждается в силах.
– А нас всего десять! – с огорчением прикинула Лаевская.
– Нет уж, уволь! – поднялся с места Андрей Артемьевич.
– И я прошу извинить! Тороплюсь к пациентам! – солгал Тоннер. Он выехал из дома вместе с Угаровым, намереваясь наведаться в гости к замужней сестре, но встреча с Баумгартеном резко изменила его планы. Теперь навещать племянников было уже поздно, а вот за атласом покорпеть пару часов доктор успеет. Вот дьявол! Атлас! Хромов потребовал его предъявить завтра!
Ознакомительная версия.
