Ознакомительная версия.
Но голова не может долго пребывать пустой. В голове заводятся, как таракашки, мысли — откуда-то приходят по щелям, располагаются, и не прогонишь — мысли-то дельные. Нужно с утра послать человека на Клюверсхольм к Егорию Лелюхину — может, что-то стало известно про Анну?
Вот тоже особа, неспособная смириться! Сестра по духу!..
Нужно также утром надеть чистую рубашку. Иначе ее сиятельство наверняка устроит нагоняй — велела бы принести одну из старых, но выстиранных и отутюженных рубашек князя, но они не сойдутся на груди и на брюхе — не сойдутся по меньшей мере на пол-аршина. Нужно также с самого утра зайти в девичью — на сюртуке опять пятно. А после обеда у священника, после посещения школы — заехать сперва к Дивову, уговориться окончательно. Придется записать…
Маликульмульк завертелся в потемках — где-то на столе был карандаш, где-то лежала стопка бумаги, все куда-то пропало. Брюхо подало голос.
— Какой дурак заедает горячий шоколад капустными пирогами? — спросило брюхо.
— Цыц! — ответил Косолапый Жанно.
Потом он повалился на кровать и сказал себе, что это и есть блаженство — единение чересчур разумного человека с матушкой-натурой, а прочее — от лукавого.
И заснул.
Глава четвертая
Спасти Лелюхина
События развивались именно так, как были задуманы, и в третьем часу дня Маликульмульк оказался в Цитадели. Он полагал, что четверти часа хватит на то, чтобы объявить бригадиру Дивову решение ее сиятельства и дойти до Рижского замка. С утра он успел немного поработать, теперь следовало убедиться, что подчиненные выполнили все задания.
Сторожа знали его и впустили без рассуждений.
Маликульмульк полагал найти Дивова в тюрьме, на первом этаже, где работали арестанты. Но даже не пришлось заглядывать в их помещение, откуда доносился стук молотков вразнобой и пение, невыносимое для музыкального уха. Дивов как раз вошел следом за ним, собираясь подниматься по лестнице, на которой отчаянно пахло капустой и подгоревшей кашей.
— Здравствуйте, Петр Михайлович, — сказал Маликульмульк. — Я пришел уговориться с вами. Завтра я заберу детей и отвезу их в школу, там их проэкзаменуют…
— Благодарствую, незачем, — отрубил отставной бригадир.
— Это как же?
— Внуки будут жить при мне.
— Мы же уговорились, ее сиятельство берет на себя заботу о внуках ваших… Княгиня была сегодня в школе, сама говорила с учителями, сделала пожертвование и изволила распорядиться…
— Благодарствую. Они не совсем сироты. Пока я жив — буду о них заботиться сам.
Старик был мрачен и всем видом показывал — долее разговаривать не намерен.
— Что же мне сказать ее сиятельству?
— Именно это и скажите. А сейчас мне недосуг. У арестантов обеденное время. Недосмотришь — будет непорядок.
Дивов повернулся и стал подниматься, придерживаясь за перила.
— Постойте, Петр Михайлович! Еще вопрос! — воззвал Маликульмульк к бригадировой спине. — Анна Дмитриевна не давала о себе знать?
Но на бригадира напала глухота — даже не обернулся, а не то чтобы вразумительно ответить.
Маликульмульк остался стоять внизу, ломая голову, как теперь быть: увозить детей, мало беспокоясь о новой придури бригадира, или жаловаться на него князю?
Жаловаться он не любил, третьего выхода из положения не видел, а потому отправился искать Сашу с Митей — и будь что будет.
Обнаружил он их на подступах к тюрьме. Они бежали от комендантского дома, ни на кого не обращая внимания. Маликульмулька они тоже не заметили и ворвались в свое жилище, даже не сбив снега с валенок.
Караулить, пока они пообедают и спустятся вниз, Маликульмульк не стал — решил, что завтра тоже Божий день, и школа за ночь никуда не пропадет. Его сиятельство вызовет к себе старого упрямца, прикажет — и мальчики поедут в школу как миленькие.
Он поспешил в замок. А там ждал неприятный сюрприз.
— За вами присылали из управы благочиния, — сказал Сергеев. — Кажись, дело о смерти аптекаря они раскрыли. Хотят, чтобы вы, Иван Андреич, пришли и убедились, что все сделано правильно. После той головомойки, которую вы им там устроили, они вас побаиваются.
— Не было головомойки, — буркнул Маликульмульк. — Я просто требовал, чтобы они исполняли обязанности свои…
— А вот наш Шульман слыхал от каких-то приятелей, что вы изволили кричать на пристава.
— Не кричать — я просто именем генерал-губернатора требовал, чтобы выслушали Гринделя. И был прав — это же оказалось отравление, как он и думал. Хорошо, я схожу туда и сразу вернусь.
В управе благочиния Маликульмулька сразу узнали и препроводили к частному приставу, с которым он третьего дня сцепился. Но тогда пристав был суров и даже груб, теперь же — как горячий шоколад фрау Векслер, нежен, сладок, текуч, липок…
— Отравитель, можно считать, найден, — сказал пристав. — Это или сам купец Лелюхин, или близкий ему человек, возможно, его жена.
— Этого только недоставало! — воскликнул Маликульмульк. — Но как вам удалось столь быстро?..
— При всякой части есть свои осведомители, герр Крылов. Имеется такой человек и на Клюверсхольме. По его донесению мы произвели на бальзамной фабрике Лелюхина обыск и нашли несколько посудин, необходимых для изготовления отравы, со следами оной.
— Это невозможно!
Старый мудрый пристав смотрел на него блекло-голубыми глазами, чересчур выпуклыми, и качал головой.
— Герр Крылов, извольте доложить его сиятельству, что купец Лелюхин имел все основания убить Илиша — и убил его. К тому же еще его отец нанял для работы на фабрике каких-то аптекарских учеников и мог от них знать особенности именно этого яда, имеющего свойство быстро улетучиваться. Я до сих пор не имел возможности отблагодарить вас за вашу помощь в расследовании убийства — поверьте, я от всей души вам благодарен!
— Но отчего Лелюхин вздумал убивать аптекаря?
— Об этом вам расскажут в любой рижской аптеке. Дело в том, что этот загадочный еврей Кунце — я бы назвал его мистическим или даже мифическим Кунце, потому что никто о нем ничего достоверно не знает, — продал рецепт бальзама одному из наших аптекарей, которого уже нет в живых. Тот приобрел рецепт из чистого милосердия, чтобы поддержать голодного человека. К тому же рецепт был писан по-латыни, и Кунце сам толком не понимал, что это такое. Тот аптекарь не хотел, чтобы его собратья знали об этой сделке, ведь у аптекарей, было бы вам ведомо, имелся обязательный список лекарств, которые могли ими изготавливаться и продаваться. Бальзама Кунце в этом списке быть не могло. Так вот, тот аптекарь стал делать бальзам и давал его Кунце на продажу. Маленькая коммерческая хитрость, — пристав поднял указательный перст, словно бы говоря этим: мы, полицейские, различаем хитрости опасные от безопасных. — Аптекарь хотел проверить, будет ли спрос на снадобье, и немного заработать на этом, о, совсем немного!
— Я все же не понимаю, при чем тут Лелюхин, — строго сказал Маликульмульк. Чего греха таить — тут он передразнил Паррота, можно сказать, сыграл кусочек из роли под названием «Паррот».
— Сейчас и до него дойдем, герр Крылов. Когда стало понятно, что рижане согласны покупать бальзам Кунце, снадобьем заинтересовался Лелюхин — тоже покойный, отец теперешнего хозяина фабрики. И он исхитрился похитить рецепт.
— Лелюхин говорит, что Кунце сам пришел к нему с рецептом.
— Мне, право, неловко предлагать вам — но попробуйте вообразить себя нищим евреем, который приплелся из какого-то германского княжества. Пойдет ли такой человек к русскому купцу? К немецкому — пойдет, потому что с немцами ладить он кое-как выучился. А русские для него, простите, дикие люди, которые разъезжают летом на санях, запряженных медведями, и жарят на завтрак маленьких детей. Лелюхин подкупил кого-то из подмастерьев и украл рецепт. Это пытались доказать, но не удалось, а потом, когда бальзам Кунце вошел в моду и Лелюхин стал получать за него большие деньги, то тем более не удалось — он заплатил подмастерью и отправил его прочь из Риги, чуть ли не в Санкт-Петербург. Частично всю эту историю знал бедный Илиш. А теперь, когда его сиятельство решил наконец покончить с давним спором, Лелюхин испугался, что многие его проказы выйдут на свет Божий. Все видели, что вы собираете сведения. Так что главным для него было — не допустить вашей беседы со старым Илишем.
— То есть как это — все видели? — возмутился Маликульмульк.
— О мой Бог! Рига настолько мала, что тут трудно сохранить в секрете даже расстройство желудка — весь день после того добрые горожане будут осведомляться о твоем здоровье и предлагать старинные прабабушкины средства. Постарайтесь объяснить все это его сиятельству, а моя благодарность вам — поверьте, безмерна.
Ознакомительная версия.
