Вечером, после развеселой пирушки, Серж вел своих «гусар» к училищу окольными путями. Им необходимо было успеть прошмыгнуть в казарму до отбоя так, чтобы старшие офицеры их не заметили. Дежурил в тот вечер знакомый Сергею вахмистр, который, по мысли мальчишек, должен был сделать вид, что не заметил ничего необычного в облике прибывших из увольнительной кадетов.
Впереди уже приветливо светились окна училища, когда из переулка навстречу подвыпившей компании неожиданно вывернул патруль.
– Куда следуете? – поинтересовался начальник патруля. За его спиной переминались с ноги на ногу двое солдат.
Кадеты предъявили увольнительные билеты.
Некоторое время офицер читал их, подсвечивая фонариком, и одобрительно кивал головой. Ребятам уже стало казаться, что опасность миновала. Но тут начальник патруля подозрительно втянул воздух носом. Подняв глаза на стоящего к нему ближе всех Митю Макшина, он внимательно посмотрел на него, потом подошел на шаг ближе и стал обнюхивать его, как охотничья собака.
– Да вы пьяны!
Серж тут же выступил вперед, закрывая собой растерявшегося дружка, и бодро ответил за него:
– Никак нет, господин капитан, квас пили, в бильярд играли, посему пьяными быть не можем.
Теперь капитан обнюхал Сержа. Молодцеватый вид кадета несколько смутил офицера, так что он озадаченно произнес:
– Да, вы, пожалуй, правы… Кажется, вы действительно не пьяны, но водкой от вас все же пахнет.
Сергей понял, что они провалились, поэтому решил отвлечь начальника патруля разговорами, а сам дал товарищам знак: «Драпайте!» Мальчишки бросились врассыпную. Но один из них споткнулся и попался. В темноте и суматохе бегства это выяснилось, лишь когда запыхавшиеся и возбужденные ребята встретились возле проходной училища.
Пойманного нарушителя патруль доставил на городскую офицерскую гауптвахту. Оттуда кадета передали прибывшим за ним представителям училища. Имен своих товарищей «арестант» не назвал. Но этим же вечером Сережа со товарищи сам явился к дежурному офицеру и попросил тоже поместить их в карцер.
За такое нарушение полагалось отчисление из училища. Серж уже решил, что если его выгонят, то он ни за что не покажется на глаза родителям, которые так им гордились. «Наймусь матросом на какое-нибудь иностранное судно и буду странствовать по свету, чтобы не видеть глаз опечаленной матери, не слышать упреков разочарованного отца, который так мечтал видеть меня офицером».
Однако в последний момент за своих подчиненных заступился их воспитатель.
– Прошу вас оставить этих кадетов под мою ответственность, – обратился к директору училища ротмистр Синичкин. – Если кто-нибудь из них совершит до окончания курса хотя бы малейшее нарушение, то я немедленно подам вам прошение об отставке.
После некоторого размышления директор согласился удовлетворить просьбу преподавателя, которого давно недолюбливал за независимый характер. «Кто-нибудь из этих мальчишек, особенно этот наглец Карпович, непременно еще успеет отличиться, – решил генерал, – и тогда я разом вымету их всех вон!»
Однако к большому удивлению начальства с этого дня шкодники вдруг сделались усердными служаками, благоговейно чтящими устав. Ребята не могли позволить, чтобы их любимого командира, на попечении которого находились больная чахоткой жена и двое малолетних детей, вышвырнули со службы из-за их проделок.
Обычно лето кадеты проводили в учебных лагерях. Но в этот год начальство решило испытать будущих офицеров в серьезном деле. Полным ходом шла подготовка к выпускным экзаменам, когда однажды среди ночи курсантский эскадрон подняли по тревоге. Кадетам спешно выдали походное обмундирование. Каждый получил пахнущую новой кожей портупею, шашку, карабин. Когда мальчишки на станции грузились с лошадьми в готовый отойти поезд, то чувствовали себя бойцами перед схваткой. В воздухе клубился пар, раздавались отрывистые команды, а на лицах молодых красавцев в скрипучих ремнях было написано волнение и восторг. «Вот оно, кажется, началось то, что столько раз виделось во сне и грезилось наяву!» – думал каждый из них.
Однако никто из железнодорожных служащих не слышал ни о какой внезапно начавшейся войне. Только через несколько часов пути выяснилось, что эскадроны перебрасывают за тысячи верст для участия в больших маневрах. Уже успевшие почувствовать себя фронтовиками ребята были страшно разочарованы.
– Мы им что – оловянные солдатики, чтобы в нас играть? – с горечью произнес молодой барон фон Кене, высказывая общее мнение. – Мы приготовились жизни отдать за царя и Отечество, а все это оказывается понарошку.
В знак протеста на ближайшей станции юный аристократ обменял у буфетчика часть выданного ему новенького снаряжения на жареного поросенка, колбасу и дюжину пива с намерением устроить завтрак а-ля фуршет для избранной публики, то есть для своего взвода.
Однако в то время как барон совершал сделку, поезд тронулся. И нагруженному снедью Кене пришлось бегом догонять медленно отъезжающий от станции эшелон. С колбасой на шее, с дребезжащим ящиком в руках и с завернутым в бумагу поросенком под мышкой отпрыск знатнейшего курляндского рода, чья семья владела богатыми имениями, несколькими фабриками и знаменитым конезаводом, напоминал в этот момент мелкого мародера в только что оккупированном местечке. К счастью, товарищи сумели втащить Кене в вагон.
Впрочем, в других взводах до продажи казенного имущества не дошло. И вообще страсти улеглись довольно быстро. Курсанты утешились впечатлениями от путешествия в прежде невиданные края, дышащие волнующим южным колоритом. Ехали они не в мягких вагонах, как полагается офицерам, а в общих; но это только добавляло романтики путешествию. Во время остановок, пока паровоз заправляли водой, курсанты бегали с котелками и чайниками за кипятком и питьевой водой, покупали у выходящих к поезду баб горячие пирожки, печеные яйца, жареных цыплят, фрукты, домашнюю ряженку в глиняных крынках. И отчаянно – оттого, что продолжение было никак не возможно, – флиртовали с попадающими в их поле зрения миловидными девицами.
Вечером в раздвинутые двери вагона вместе с паровозным дымом врывался теплый ветер, пахнущий степными травами; мимо проплывали хуторы с белыми хатами-мазанками, окруженные плетнями, на которых сушились горшки. Кто-нибудь брал в руки гитару и, задумчиво перебирая струны, затягивал казачью песню или «сердцещипательный» романс. Перестук колес, лязг сцепок и буферов, густые тревожные сигналы мчащегося локомотива не мешали ни певцу, ни слушателям.
Глядя на товарищей, Серж с грустью думал о том, что вскоре их пути разойдутся. Уже не первый год они жили тесным мужским братством, но никогда прежде не испытывали такой близости. Каждый чувствовал рядом верного товарища, который не бросит тебя в трудной ситуации, что бы ни случилось. Только теперь они стали по-настоящему сплоченной артелью воинов. И все для того, чтобы расстаться через несколько недель.
Рядом с Сержем, положив голову на седло, дремал Митя Макшин, улыбаясь во сне. Никто из этих мальчишек не ведал, что их бесстрашный капитан через несколько лет потеряет в бою половину пушек своей конной батареи и оттого застрелится.
От волнующих мыслей о море, которое он вскоре увидит, и о первом серьезном испытании Серж долго не мог заснуть. Жизнь представлялась ему огромной и великой, как черное небо, усыпанное звездами. Все казалось юному романтику особенным и полным загадочного смысла. Он и не заметил, как заснул…
Очнулся Серж оттого, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел насмешливое лицо одного из приятелей.
– К оружию, друг мой! – весело объявил тот. – Нас ждут великие дела.
Поезд остановился прямо в степи. Солнце еще не встало, но горизонт уже розовел, подчеркивая ломаную линию далеких гор. Серж вскочил, ощущая утреннюю резкость чувств и звенящую бодрость во всем теле. От пробирающей до костей прохлады сон как рукой сняло. Вагон напоминал бивуак, растревоженный внезапным налетом кочевников. Пока одни кадеты сонно оглядывались, пытаясь вспомнить, где они и что происходит, другие, застегнув портупею и подхватив седла, бежали к лошадям. Торопливо собравшись, Серж тоже выпрыгнул из вагона на крутую насыпь. Далеко впереди устало пыхтел паровоз. Низко над землей стелился туман. Мимо Сержа, лязгая оружием и котелками, пробегали парни из соседних вагонов. Он тоже присоединился к общему потоку.
Солдаты уже вывели коней из вагонов. Серж услышал своего Хулигана, еще не увидев его в тесном скоплении коней и людей. А тот узнал хозяина и радостно заржал, приветствуя его. Однако на нежности сейчас времени не было. Легкое похлопывание по шее – вот и все сантименты. Скорее седлать!
Как только молодой человек вставил ногу в стремя, горнист сыграл поход. Серж рывком вскочил в седло и поспешил занять свое место в колонне.
