ничего нового. Волны гнева и отчаяния захлестывали меня, чередуясь с ощущением оцепенения. Каждый раз, когда я возвращался в свою комнату, часть моего эго надеялась, что Бетесда будет на месте, ждать меня. Но комната как всегда была пуста.
Однажды днем я совершенно случайно зашел в таверну в Ракотисе, всего в нескольких шагах от моего жилья, думая потратить последние несколько монет на чашку приличного греческого винаи в глубине полутемной комнаты увидел Мелмака.
Его лицо скрывалось в тени, но это должен был быть он. На его плече сидела обезьянка.
Я отступил в темный угол и некоторое время просто наблюдал за ним, чтобы убедиться, что он один. Затем я внимательно осмотрел комнату, отметив все возможные выходы. Теперь, когда я, наконец, нашел его, мне не хотелось бы, чтобы он выскользнул из моих рук. Я подумал, что у меня не было оружия, кроме маленького ножа, который больше подходил для запугивания обезьянки, чем такого человека. Кроме того, Мелмак был сильнее меня. Он, безусловно, был крупнее и мускулистее. Но у меня было бы преимущество внезапности, не говоря уже о праведном гневе.
Наконец, сделав глубокий вдох, я вышла из тени, пересек комнату и встал перед ним, сжимая кулаки и готовясь преградить ему путь, если он попытается сбежать.
Но когда Мелмак поднял глаза и увидел меня, он не сделал ничего подобного. Он широко улыбнулся, затем громко рыгнул. От него несло пивом. Я отмахнулся от этого и сморщил нос.
— Гордиан! - сказал он. — Мой юный римский друг! Садись и присоединяйся ко мне. Мы с обезьянкой только что говорили о тебе.
Он уставился на меня. Не получив ответа и увидев суровое выражение моего лица, он нахмурился.
— Ну, на самом деле мы говорили не о тебе, - сказал он. — Мы говорили об Аксиотее, и о том дне, когда в последний раз мы были вместе - обезьянка, Аксиотея и я. Но ты тоже случайно там оказался - это ведь был твой день рождения, не так ли? Так что в некотором смысле мы говорили и о тебе. Окольным путем, я имею в виду. Очень окольным. Если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Сколько пива ты выпил? - спросил я.
— Я не знаю. Служанка продолжает приносить его, а я продолжаю пить. Обезьянка настаивает на своей доле. Не смотри на меня так! Она пьянее меня. Не так ли? — Он показал обезьяне палец, которая схватила его и тихонько рыгнула.
— Где Бетесда? — спросил я.
— Кто?
— Бетесда. Моя...
— Ах, да, девушка-рабыня, похожая на Аксиотею. Я помню ее. Конечно, помню. Ну, я не знаю. Где она? — Он рассеянно огляделся, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. — Она должна быть здесь? Она встречает нас?
Его растерянность и забывчивость казались искренними. Но я напомнил себе, что он актер: — Мне кажется, ты точно знаешь, где она, Мелмак. Я думаю, это ты забрал ее у меня.
Его брови взлетели вверх: — Забрал ее? Куда забрал? Куда бы я ее положил, если бы забрал? В этот момент он выглядел таким же бесхитростным, как его обезьянка, и ненамного умнее.
Могло ли быть такое, что Мелмак говорил правду? Если бы это было так, альтернативы были бы еще более тревожными. Либо Бетесда сбежала по собственной воле, либо двое каких-то мужчин похитили ее с неизвестной целью.
У меня подкосились ноги. Все сдерживаемое негодование вытекло из меня, как вино из треснувшей амфоры. Почувствовав внутреннюю пустоту, я опустился на скамейку рядом с Мелмаком и закрыл лицо руками.
— Ну вот! Что с тобой? Перестань! — Он похлопал меня по плечу. — Неужели все так плохо?
— Она пропала, - сказал я. — Пропала без вести.
— Рабыня? Ну и что из этого? Ты купишь другую.
Я покачал головой.
Мелмак вздохнул: — Я понимаю, что ты чувствуешь. Аксиотеи тоже больше нет с нами.
— Что? — Я посмотрела на него, внезапно насторожившись. Если они обе пропали, это уже могло что-то значить! Хорошо это было или плохо? — Аксиотея тоже пропала?
— Ну, не совсем пропала, это точно. Я имею в виду, я знаю, где она должна быть, когда не со мной. В этом то и проблема.
— Что ты имеешь в виду? Где же она?
— У своего богатого покровителя, конечно. Я должен был догадаться, что так и произойдет, после того, как он счел нужным посетить наше последнее представление в своих шикарных носилках.
Этот человек щелкает пальцами, и Аксиотея бежит к нему, не обращая на нас ни малейшего внимания. Она как кошка, которая думает, что может исчезнуть на несколько дней, а потом вернуться и вести себя так, как будто никуда и не уходила. Это приводит меня в бешенство …
— Значит, Аксиотея в безопасности? Ты не беспокоишься о ней?
— Волнуюсь? Конечно, нет. Когда она решит вернуться, она будет вся лосниться от деликатесов, которыми он ее накормит, и, я полагаю, щеголять несколькими новыми украшениями. И вести себя как избалованная принцесса, считая, что может командовать всеми нами. И, конечно, так оно и есть, потому что я позволяю ей это, порочной девчонке! Могу я угостить тебя выпивкой, Гордиан?
Я искоса посмотрела на него: — Я не уверена, что должен принимать выпивку от человека, который бросил меня в тот день на набережной. Ты со своими дружками оставили меня на произвол судьбы.
— Бросил тебя? Ты был очень довольным, когда я видел тебя в последний раз. Ты мирно дремал с полным желудком после кружки пива, которой я щедро тебя снабдил.
— Я был почти без сознания. Любой проходящий мимо вор мог бы запросто меня ограбить.
— Если бы у тебя было что-нибудь стоящее, что можно было бы ограбить! Но, честно говоря, не твое благополучие заботило нас в тот момент. Дело в том, что все мы ушли в некоторой спешке.
— Почему?
— Потому что ты очень громко храпел!
Он рассмеялся над собственной шуткой, затем увидел несчастное выражение моего лица.
— Хорошо, Гордиан,
