– Oui, vous avez raison, – подтвердил Поздняков. – Однако возникает другой вопрос – местный ли это господин или искать нам его следует среди недавно прибывших?
– Хороший вопрос, – заметила я. – Думаю, что искать его нужно и там, и там. Поскольку господа Селезневы сами прибыли совсем недавно, это затрудняет расследование. Если бы они жили здесь давно, то, думаю, круг подозреваемых значительно сузился, ведь тогда можно было бы сразу же начать с недавно прибывших.
– Резонно. Но почему вы думаете, что это не мог сделать коренной житель? – парировал Поздняков.
– Я думаю, милый Михаил Дмитриевич, – вздохнула я. – Я даже готова подозревать всех подряд, в том числе и себя, – неудачно пошутила я.
В дверь постучали.
– Entrez, – сказал генерал.
В комнату вошел лакей и сообщил, что прибыл нарочный из полиции и просит господина Позняка по срочному делу.
– Pardon, – извинился Михаил Дмитриевич, – я на минутку.
Он вышел, и мы остались вдвоем с Селезневым.
– Mon Dieu! – вздохнул генерал. – Почему это должно было случиться с нами?
Я скромно промолчала, поскольку не знала ответа на столь риторический вопрос. Кроме того, моя голова была занята другим – я думала о сумме выкупа. Семьдесят тысяч по нашим временам – это целое состояние. Похитители решили сыграть по-крупному. Отчего-то сама эта сумма наводила меня на какие-то смутные размышления, которые никак не могли принять четкие формы. И, тем не менее, у меня было стойкое ощущение, что вот совсем недавно я слышала о такой же сумме и точно так же была поражена ею… Неужели?!
В комнату вернулся господин Поздняков. Его лицо было бледным и сосредоточенным.
– Валерий Никифорович, осмелюсь доложить, – официально начал он, – что найден труп вашей горничной Глафиры Онучкиной. Требуется, чтобы его опознали. Кто поедет?
– Не может быть! – едва ли не в голос воскликнули мы.
– Non, c`est exact, – сказал Поздняков. – Ее обнаружил приказчик одной из лавок, расположенных неподалеку от Глебучева оврага. Некто Еремей Малахов. Девушка была задушена.
– Но это точно она? – переспросила я.
– Да, при ней найден пашпорт.
– Да, у Глаши был пашпорт, я сам его выправлял, – грустно ответил генерал. – О, Господи, что же это значит?!
– Возможно, то, что она не была причастна к похищению, и именно поэтому от нее избавились.
– Я еду с вами, – сказал Селезнев. – Одну минуту.
Он вышел из комнаты, и мы с Поздняковым переглянулись. Дело принимало совершенно иной оборот.
– Получается, Михаил Дмитриевич, что слуги были ни при чем… – проговорила я.
– Возможно, – кивнул Поздняков, потерев переносицу. – Однако их непричастность все же еще не доказана, ведь каким-то образом злодеям все-таки удалось проникнуть в дом.
– А что, если кто-то из них был им просто знаком, – начала высказывать я свои подозрения. – Что, если это был кто-то, кто был вхож в этот дом? Как вы думаете, Михаил Дмитриевич?
– А что, у вас есть какие-то соображения? – заинтересовался он.
– Возможно. Я вот что думаю…
Однако договорить мне не удалось, поскольку в кабинет вошел, одетый в серый камлотовый сюртук, генерал, а буквально следом за ним появился лакей, сообщивший, что прибыл господин Лопатин.
– Серж? – удивилась я и тут же смутилась под брошенными на меня удивленными взглядами.
– Я не могу сейчас его принять, – проговорил генерал. – Нам нужно ехать и, к тому же, я совершенно не в состоянии вести разговоры о делах.
– Так что доложить? – поинтересовался лакей.
– Ничего, – ответил генерал. – Мы сейчас спустимся, и я извинюсь.
Мы вышли в коридор и стали спускаться по лестнице.
– Скажите, – обратилась я к генералу, – а как Катенька? Вы отправили ее в столицу?
– Да, конечно, – ответил он мне рассеянно. – Еще вчера. Оказалось, что госпожа Игнатьева едет туда же, поэтому за Катюшу я могу не волноваться. Прасковья Александровна любезно согласилась взять мою дочь с гувернанткой с собою.
Мы спустились вниз и при виде Лопатина, ожидающего нас в прихожей, мое сердце радостно затрепетало. Я и не подозревала, что буду так рада его видеть. Он увидел нас и поклонился, сняв цилиндр.
– Bon suar, – сказал Серж. – Я, вижу, прибыл не вовремя, pardon.
– Это мне нужно извиниться, – ответил генерал. – Вы, Сергей Александрович, не сочтите за труд, приезжайте завтра, часам к трем. Если, конечно, у вас какие-то срочные дела.
– Хорошо, – ответил Лопатин. – Мне действительно нужно кое о чем переговорить с вами. Однако это может и подождать.
– Что-нибудь с банком?
– Сущие пустяки, – отмахнулся Лопатин.
– Ну что ж, тогда отложим разговор до завтра, – сказал генерал, и мы стали одеваться.
Я, признаюсь, не могла отвести взгляда от Сержа. Оказывается, я уже успела привязаться к нему и, следовало признаться, хотя бы себе самой, что мне его не хватало. Он перехватил мой взгляд, и я почувствовала, что заливаюсь румянцем. Только не это!
Между тем, на улице уже начинало смеркаться. Снег прекратился, однако мороз усилился, да и ветер не перестал. Мы вышли на освещенное крыльцо, и я обратилась к своим спутникам:
– Господа, дело в том, что я отпустила кучера, поскольку сегодня нам пришлось предпринять дальнюю и утомительную поезду, поэтому прошу вас…
– Позвольте мне, – вмешался Лопатин. – Екатерина Алексеевна, я с радостью провожу вас.
Генерал тихонько хмыкнул, а Поздняков деликатно отвернулся.
– Mersi, monsier, – смущаясь, словно девочка, поблагодарила я Лопатина. – Если вас не затруднит…
– О, нет, конечно! – воскликнул он.
Мы попрощались с Селезневым и Поздняковым, условившись о встрече завтра же, у генерала, а затем сели в лопатинский возок.
Расположившись напротив меня, Серж начал говорить мне о том, что эти два дня показались ему настоящей вечностью.
– Отчего же? – кокетливо спросила я, тут же отругав себя за предательски дрожащие руки и общее волнение. Мне следовало вести себя иначе!
– Оттого, что вас не было рядом, mon ange, – был мне ответ.
Я помолчала.
– Что же ваша сестра, Серж? – решила я перевести разговор в более безопасное русло. – Как ее самочувствие?
– Плохо, – вздохнул он. – Думаю, что теперь она вряд ли оправится, – с нескрываемой печалью проговорил Лопатин.
– Да, потеря ребенка это по-настоящему большое горе, – заметила я, тут же подумав о Нике. – Далеко не многие матери могут оправиться после него…
– Отчего вы так говорите? – поинтересовался он. – В вашем голосе звучит нечто, заставляющее меня подумать, что вам это горе знакомо непонаслышке.
– Нет, слава Богу, я этого не испытала. Просто в последнее время… – я замолчала, не решаясь рассказать ему о происшедшем.
– Что же? – переспросил он.
– Просто в последнее время я слышала еще об одной печальной истории, – отчего-то я не смогла рассказать ему о Нике, хотя мне и хотелось поделиться с ним. Вместо этого я рассказала о судьбе Матрены Филипповны Степкиной.
– Да, действительно печальная история… – сказал он, когда я замолчала. – Боюсь, что мою сестру ожидает такая же участь…
– Не говорите так, – ответила я. – Натали молода, она вполне может оправиться от случившегося с ней несчастья.
– Я не уверен, – проговорил Серж.
Сани остановились, и кучер крикнул, что мы прибыли. Пора было прощаться. Я ужасно устала за этот день, и мне хотелось остаться одной, но в то же время, мне хотелось побыть с Сержем… Как удивительно устроена человеческая природа! Порой в нас поселяются внешне противоречивые желания, которые внутри ничуть друг другу не мешают. Меня всегда поражало это единство противоположностей…
Позволю себе маленькую ремарку, относительно приведенного выше рассуждения на тему диалектики. Дело в том, что, по временам, ma tante склонна философствовать и, смею вас заверить, не всегда эти высказывания скучны и неинтересны. Однако, как я уже говорил, наш век требует динамизма, а толстые романы, действие которых развивается не спеша и объем которых вполне позволяет порассуждать над некоторыми вещами, считаются пережитком прошлого. Именно поэтому мне приходится оставлять эти философские высказывания моей родственницы, так сказать, за бортом, однако иногда я все же позволяю не убирать в тексте несколько фраз, подобно той, что была приведена чуть выше. Но вернемся к жанру…
– Благодарю еще раз, – сказала я Сержу, – за то, что проводили.
– Не стоит, мне всегда приятно оказать вам маленькую услугу, – заметил он. – Когда я могу иметь счастие увидеть вас снова?
– Думаю, что завтра вечером, – ответила я. – До свидания.
– Я буду с нетерпением ждать новой встречи, – сказал он и взял мою руку, чтобы поцеловать.
Я вышла из саней и направилась к своему дому. На улице заметно стемнело, а мне предстояло пройти через небольшую аллею, которая обычно бывает освещена несколькими фонарями. Однако на этот раз они почему-то не горели.
Я не спеша шла по дорожке, думая о Серже и одновременно сердясь на себя за эти мысли. Честное слово, я вела себя как влюбленная девчонка! Мне это не нравилось, но я не находила в себе сил отказаться от встреч с ним или хотя бы заставить себя смотреть на него, как на всех прочих мужчин. Пусть и признавая его очевидное превосходство и красоту, но более отвлеченно. Признаться, я не думала, что когда-нибудь, кто-то из мужчин, сможет вызывать во мне хотя бы какие-то романтические чувства. Все они меркли, как только я вспоминала об Александре, так, по крайней мере, было до сих пор. А теперь… Что же мне делать?
