Она помолчала и отрицательно покачала головой.
— Нет, Мамай, своей волей рискнула бы, дочкиной не стану.
Вор схватил ее за руку.
— Я тебя из северов выдернул?
— Спасибо тебе за это.
— Знаешь, на каких правах здесь пребываешь?
— Догадываюсь.
— Ты беглая! В любой момент за задницу схватят, и что — опять, Мамай, помоги?
— Не схватят. Возьму дочку, схоронюсь в каком-нибудь медвежатнике, хрен меня найдешь.
— Найдут, Соня. И в медвежатнике найдут, везде найдут. Ты не просто воровка, ты — Сонька Золотая Ручка.
Та опять помолчала, потом нехотя кивнула:
— Хорошо, я прикину.
Мамай поднялся, без лишних слов поцеловал воровке руку и направился к выходу. Остановившись у порога, он неожиданно предупредил:
— Будь осторожней, Соня.
Она с насмешкой посмотрела на него.
— Посылаешь на дело и сам же мандражуешь?
— Не за дело мандражую. По улицам стало опасно ходить.
— Что это с тобой, Мамай? Неужто целкача нет на пролетку?
Вор проигнорировал ее издевку, помолчал, подбирая слова.
— Ты ведь жидовка?
— Иудейка.
— Вот и я об этом. Народ сейчас лютый пошел. Особенно по вашей национальности. Бьют жестоко и подло. Мои работнички будут атасить тебя. На всякий случай.
— Как-то никогда не ходила под присмотром.
— Береженого, Соня, не только Бог бережет.
В сопровождении Кабана и Артура Мамай ушел. Оставшийся Улюкай подсел к задумчивой воровке и негромко поинтересовался:
— Чего такая смурная, Соня?
— Думала вот отвести дочку в сторону от шуши, да, похоже, пока не вытанцовывается.
* * *
Воры снимали для Соньки с Михелиной большую квартиру в дорогом доходном доме на Петроградской стороне, недалеко от Петропавловской крепости.
Михелина удивительно походила лицом на мать, в ее пугливо распахнутых глазах уже просыпалась очаровательная маленькая женщина, а на верхней губе едва заметно пробивался темный чувственный пушок.
Она сидела за столом в гостиной, удивленно и настороженно глядя на чем-то озадаченную мать.
На кухне гремела посудой дебелая, широкозадая прислуга Ольга по прозвищу Слон.
— Нужен твой совет, Миха, — промолвила наконец Сонька.
Она называла дочку Михой, когда испытывала особую нежность к ней.
— Мой совет? — удивилась дочь. — Слушаю тебя.
— Мы должны помочь одному человеку, — сказала Сонька. — Дело трудное. Но оно должно стать последним.
— Последним — это как?
— Больше воровать не будем. Уйдем от этого. Я дала себе слово.
— Мам, а жить на что?
— Наймусь к богатым в прислуги, — отшутилась та.
— И стыришь все, что плохо лежит, — рассмеялась дочка.
В гостиную бесцеремонно вошла Ольга и громко заявила:
— Нужны деньги на базар. Никакой жратвы в доме нет.
Сонька достала из сумочки пару купюр, протянула прислуге.
— А шепчетесь чего? — настороженно спросила та. — Опять чего-то затеваете?
— Ступай по своим делам и не лезь в чужие! — резко ответила Сонька.
— Вот и поговорили. К ним по-людски, а они по-собачьи, — мотнула головой Слон и потопала на кухню. — А еще господа прозываются… Из грязюки — в князюки!
Хмыкнув, она с силой захлопнула дверь.
— Хамка, — возмутилась мать. — Наглеет день ото дня.
— Так выгони ее, — пожала плечиками Миха.
— Как-то не с руки. Слишком много знает про нас.
— Потому и наглеет, — кивнула дочка и заговорщически подсела к матери поближе. — Ну и в чем мы должны помочь человеку?
Был ранний вечер.
Зажигались уличные фонари, на улицах появилась праздная, гуляющая публика, отовсюду слышалась музыка духовых оркестров.
Осень плавно обволакивала город. Листья, задетые волной первых холодов, нехотя падали на землю, создавая причудливый ковер невероятных узоров и красок. По влажной мостовой проносились пролетки и кареты с лихо гикающими извозчиками. Изредка булыжный грохот рессорных колес прорезал резкий звук автомобильного клаксона, отчего лошади шарахались, а народ оглядывался, удивленно и едва ли не со страхом провожая взглядом чадящее чудо наступившего века.
Сонька и Михелина сидели в пролетке, внимательно наблюдая за тяжелыми чугунными воротами особняка на Фонтанке, из которых с минуты на минуту должен был выехать князь Брянский.
Сонька выглядела так, будто не было за ее плечами двух каторг, будто судьба не коснулась ее своим корявым крылом, — изящная, с ухоженными руками, свежим лицом и, что самое удивительное, отличной, белозубой улыбкой.
Может, лишь некоторая жесткость и холодок в глазах выдавали прошлое этой дамы.
Михелина в свои неполные шестнадцать лет смотрелась абсолютно сформировавшейся девушкой — высокой, стройной, с красивой линией бедер и изящной грудью, что немедленно привлекало внимание противоположного пола. Она с тревогой и нескрываемым волнением посмотрела на мать.
— А если он сегодня отменит свой выезд?
Сонька взглянула на изящные наручные часики — они показывали шесть вечера…
— Аристократы, детка, не любят менять свои привычки. Сейчас должен выехать.
— А вдруг заболел?
Мать снисходительно рассмеялась.
— Даже если князь при смерти, он все равно найдет в себе силы выбраться из постели, чтобы продемонстрировать вечерней публике новую игрушку.
— Он ненормальный? — засмеялась дочка.
— Все мужчины ненормальные. Они никогда не вылезают из пеленок и всегда во что-то играют, — объяснила Сонька. — Князь, например, в машины.
— Ты же говорила, что его страсть — молоденькие девушки! — возразила дочка.
Мать отрицательно покачала головой.
— Не путай страсть с игрой в игрушки. Игрушку можно выбросить и купить новую. Страсть же… — Она ненадолго задумалась и со знанием дела вздохнула. — Страсть живет в человеке до тех пор, пока не уничтожит его… Вот на этом мы и постараемся поймать старого гуся.
— Он похож на гуся?
— Не знаю, посмотрим.
Они помолчали, не сводя глаз с ворот особняка. Михелина нетерпеливо затеребила мать за рукав.
— А если он не обратит на меня внимания?
— Миха… — Мать с легким укором посмотрела на нее.
— Я серьезно, мамуль.
— Сделай так, чтоб обратил, — раздраженно ответила Сонька. — Хоть под колеса бросайся! Но при этом не забывай, что ты из хорошей семьи.
— Я это помню, мамочка.
— Вот и умница.
Неожиданно со двора особняка князя Брянского донесся шум двигателя, затем за воротами ярко брызнули светом автомобильные фары и стало понятно, что Брянский готовится к выезду.
Сонька подтолкнула дочку.
— Ступай… С богом.
Михелина легко спрыгнула на землю, быстро двинулась в сторону ворот особняка. Коротко оглянувшись на мать, она пошла дальше.
Сонька видела, что дочка уже почти дошла до ворот, а князь все не выезжал. Девочка беспомощно огляделась, прикидывая, что ей предпринять; и вдруг ей в голову пришла мысль поправить шнурки на сапожках. Едва она нагнулась, как ворота особняка стали открываться.
Мать, сжав от волнения кулаки, наблюдала за происходящим.
Михелина точно рассчитала момент выезда автомобиля — оставив в покое шнурки, она быстро шагнула к воротам, — буквально в ту же секунду темноту полоснул свет фар и на девушку ринулась чудо-техника.
Вскрикнув, Михелина вскинула руки, нога у нее подвернулась, и она упала, едва не угодив под тяжелые автомобильные колеса.
Сонька видела, как резко затормозило черное как вороново крыло авто и из него выпрыгнул князь, немолодой худощавый мужчина, чем-то действительно похожий на гуся. Он бросился поднимать упавшую девушку.
Увидев его и вспомнив слова матери, девушка чуть не рассмеялась.
— Боже, — бормотал он, ставя ее на ноги. — Откуда вы, дитя? Не очень пострадали? — Он оглянулся и крикнул двум привратникам у ворот, из которых выделялся особой статью Семен: — Чего стоите, болваны?!
Те ринулись к хозяину, пытались помочь пострадавшей, нелепо суетясь и толкаясь.
— Не надо, — со слабой улыбкой попросила Михелина. — Благодарю… Извините, что так неловко получилось.
— Это вы извините меня, мадемуазель, — прервал ее князь. — Я не предполагал, что вы вдруг возникните на пути. Может, вызвать доктора?
— Спасибо, все обошлось.
— Позвольте я вас осмотрю. — Брянский окинул девушку взглядом, даже отряхнул пиджачок, потом махнул привратникам: — Чего вытаращились? Пошли вон!
Те моментально удалились, закрыв за собой ворота. Брянский снова осмотрел девушку, заглянул ей в глаза и вдруг искренне восхитился, пробормотав:
— Боже, какая прелесть…
— Что? — округлила глаза Михелина.
— Вы очаровательны, мадемуазель… Сама судьба вела вас ко мне.
— Мне пора идти, сударь.
