Джулиано различил на постели два тела. Беглецы лежали, не двигаясь, только белки глаз поблескивали в полутьме. Он сделал всем знак уйти, и отряд тихо спустился по лестнице под насмешливым взглядом Ульриха. Медичи взял со стола свечу, зажег ее и отвернулся от постели. Любовники разом пошевелились и чуть приподнялись, не вылезая из-под легкого шерстяного покрывала. Теперь он хорошо видел лицо жены в обрамлении рыжих кудрей, ставшее еще прекраснее от гнева, но не от страха, и гриву белокурых волос своего соперника — Джованни Пико, графа Мирандолы. Тот отчужденно, без удивления глядел на Джулиано, словно давно был готов к встрече.
— Мне следовало бы убить вас, — тихо сказал Медичи, нависая над ними.
— Но ведь ты не сделаешь этого, правда, Джулиано? — холодно ответила Маргерита. — Это может тебе сильно повредить.
— У меня на это есть все права, — отозвался сборщик податей, повысив голос. — Никто меня не осудит.
— Кое-кто осудит. Например, Лоренцо.
— У него во Флоренции своих проблем хватает. Не думаю, что он бросится защищать пару изменников. Я мог бы оставить в живых его и убить тебя.
— Ты этого не сделаешь, я знаю.
— Да что ты за женщина? Тебе бы сейчас провалиться со стыда!
— Джулиано, — произнесла она, и голос ее потеплел, — ты любил меня, и твоя любовь была мне дорога. Я достаточно почитала тебя, но говорила, что буду повиноваться голосу сердца, а не долга, если встречу свою половину. Ты ведь сам предложил такое соглашение, прежде чем взять меня в жены.
Медичи бросил взгляд на мужчину, лежавшего рядом с его женой.
— Верно, — произнес Джованни Пико, впервые нарушив молчание. — Совершенно верно, синьор. Мы с Маргеритой любим друг друга. Это выше всяких договоров. Я понимаю вашу боль и возмущение. Но как только мы увидели друг друга, мы поняли, что созданы быть вместе.
— Замолчите! Вы не имеете права слова! И не пользуйтесь статусом фаворита Великолепного, чтобы сохранить себе жизнь!
— Я готов умереть, — сказал Джованни, поднялся с постели и голый двинулся навстречу мужу Маргериты. — По закону вы имеете право меня убить. Может статься, так оно и будет. Или же вы меня поймете. Я не могу ненавидеть вас, потому что до сего момента, будучи мужем Маргериты, вы ее защищали. И потому я не стану противиться вашему решению. Но она навсегда будет моей.
Джулиано стоял перед голым, безоружным человеком и пристально смотрел ему в глаза. Он поднял левую руку, собираясь ударить Джованни специально заказанным налокотником с металлическими шипами, затем правую, угрожая мечом, да так и застыл со сжатыми кулаками, встретив абсолютно спокойный взгляд Пико. Двое мужчин долго глядели друг на друга, но в их глазах не было вызова. У Джулиано создалось впечатление, что он читает мысли графа делла Мирандолы, а тот отвечает ему тем же.
Медичи опустил руки, обернулся к жене и заявил:
— Пойдем. Я должен отвезти тебя домой.
— Знаю, — медленно ответила она.
Джулиано не смотрел, как Маргерита одевается, а когда она была готова, предложил ей руку, чтобы помочь спуститься с лестницы. Ульрих поднялся им навстречу, вошел в комнату, взял роскошные одежды графа, швырнул их на постель, знаком приглашая Пико одеться, и как можно скорее.
— Будьте осторожны, благородный Мирандола, — с издевкой произнес он. — На ваше несчастье, вы должны следовать за мной.
Джованни не спеша оделся под взглядом Ульриха и не оказал никакого сопротивления, когда у выхода тот связал ему руки жестким кожаным ремнем. Его подсадили на коня. В сопровождении пяти всадников во главе с Ульрихом пленник добрался до стен Марчано, где ворота были уже открыты. Они проехали вплотную к контрфорсу. Ульрих скакал впереди, направляясь к Марсову полю. Пико сняли с коня, сдали с рук на руки двум вооруженным стражникам, одетым в мундиры цветов Сиены, и те провели графа в башню. Последняя дверь вела в просторную камеру. Джованни оставили там одного, и он услышал, как за его спиной захлопнулась дверь.
Ночь Мирандола провел без сна, глядя на маленький кусочек звездного неба сквозь зарешеченное окошко под самым потолком. Снизу доносился запах роз, напоминавший ему аромат узла любви, что он завязал с Маргеритой. В глубине души Пико с абсолютной ясностью ощутил, что она последняя женщина в его жизни. С ней он воссоздал древнее единство. Любовь, действо Творения, воссоединила их, и они уже больше никогда не расстанутся.
Флоренция
Воскресенье, 10 июля 1938 г.
Семеро мужчин по очереди вставали и опускали шарики в бархатный мешочек. Как только круг закончился, один из них вынул шарики и выстроил их в ряд перед собой на столе.
— Пять белых и два черных, — сказал он. — «Омега» одобряет. Михаил, открой, пожалуйста, жалюзи.
В окно ворвалась жара, которую до сих пор смягчала полутьма. В воздухе висела осязаемая сырость, по земле пробегали крошечные вихри. Все это предвещало непогоду. Михаил высунул голову в окно и скользнул глазами между карнизами. Полоску неба пересекли голуби, наверное прилетевшие с Соборной площади. В этот момент на колокольне Джотто зазвонили к вечерне.
— Как обычно, Гавриил? — спросил Михаил, возвращаясь на место.
— Если не поступит лучших предложений, я скажу «да». Не вижу причин что-либо менять, по крайней мере теперь, пока Швейцария нейтральна и ее границы непроницаемы. Разовая консультативная услуга может быть заявлена без проблем и не вызовет подозрений даже в случае проверки.
— Но какова была нужда в последующем банковском переводе? Судя по счетам, которые предоставил нам Джакомо, его книготорговля процветает и магазин, похоже, в деньгах не нуждается. Он не посылал никаких запросов.
Гавриил сложил руки на груди и поднял брови, глядя на собеседника поверх очков. Глаза его смеялись. Он подумал, насколько тому подходит имя Иеремиил. Как и ангел божественной молнии, он метал свои стрелы во всех и вся, но не было никого вернее и честнее, чем он.
— Джакомо прекрасно управляется с магазином и никогда не просит без нужды. Но ты же знаешь, что иметь солидную сумму на случай неожиданной надобности не помешает.
— Эти деньги должны служить только одной цели, — уточнил Иеремиил. — Надо гарантировать сохранность книги с течением времени.
— Именно этим Джакомо всю жизнь и занимается, — с плохо скрытым раздражением вмешался Рафаил. — Фонды непрерывно растут. Их хватит еще поколений на десять.
— А никто и не возражает, — спокойно ответил Иеремиил. — Я только хотел сказать…
— Дорогие ангелы!.. — перебил его Гавриил.
Он выбрал внутреннее ритуальное обращение, чтобы придать больше веса своим словам. Шли последние месяцы, когда он числился первым среди равных. Эти полномочия давались на трехлетний срок. В конце года он должен передать мандат Израилу, а его, Гавриила, черед снова наступит через восемнадцать лет, но он сильно сомневался, что судьба еще раз предоставит ему такую возможность.
— Мы все служим книге, не больше и не меньше, чем Джакомо. И это хорошо, что у нас есть маленькие разногласия. Значит, решения, которые мы принимаем, являются плодами тщательной оценки любой ситуации. Из этого и рождается «Омега», и сам факт, что мы уже три века здесь, должен наполнить нас гордостью.
— Через два года мы действительно отметим трехсотлетие.
Михаил хлопнул себя руками по коленям. Он был самым молодым в группе. То, что ему присвоили имя ангела огненного меча, вдохновляло его с самого дня инициации, прошедшей три года назад, после смерти предшественника.
— Жаль, что мы не можем устроить праздник.
Он заразительно улыбнулся, и у всех на лицах тоже заиграла улыбка. Некоторое напряжение, возникшее в «Омеге», было снято.
— Полагаю, что кое-кто должен появиться на мессе, — сказал Гавриил. — Жены заждутся.
— Можно вопрос?
— Спрашивай, что хочешь, Уриил. Я не спешу.
— Я вот уже восемь лет имею честь быть членом «Омеги», и твоя фраза напомнила мне о мысли, которая все время приходит на ум.
— Давай, Уриил, мы все внимание, — подбодрил его Михаил.
Рассуждения Уриил а отличались сложностью и запутанностью, но иногда его реплики открывали неожиданно интересные дискуссии.
— А почему Джакомо не женится?
Вопрос повис в воздухе ровно на то время, чтобы все обменялись взглядами и поняли, что вряд ли кто в состоянии на него ответить. Однако Гавриил нарушил молчание. Некоторые вопросы обретают характер сабельного удара, если на них не ответить сразу.
— Точно не знаю, но полагаю, что с ним в некотором роде произошло то же, что и с графом. Если ты встретил женщину своей жизни, а у тебя ее отняли, ей трудно найти замену. Теперь о книге. — Тон Гавриила стал менее торжественным. — Я думаю, что утешением, которое нашел Джакомо, он обязан тому, что не имеет прямого потомства, я имею в виду кровного.
