– И на горца не смахивает? – заинтересовался Благово. – Как же можно говорить об этом с уверенностью? Пожилые люди, как облысеют, все на одну колодку!
– Отличить не трудно, – усмехнулся Таубе. – Пятьдесят пять лет тому назад некий поручик Новицкий проделал, по поручению князя Паскевича, крайне опасную командировку: он пересёк горы Западного Кавказа с севера на юг и вышел к Анапе. Для этого поручик обрил голову, отпустил бороду, весь перепачкался в грязи. Путешествовал во вражеских горах он под видом глухонемого нукера, поскольку языков не знал. Туземцы разоблачили его по мозолям на ногах.
– Как по мозолям? – удивился Благово.
– Горцы носят мягкую обувь, и мозолей у них не бывает, – пояснил Лыков.
– Новицкий спасся чудом, – продолжил барон. – Имеется ещё один очень верный признак, лучше любых мозолей, чтобы отличить мытых от немытых. Скажи, Алексей, чем пахнут горцы?
– Пахнут? Верно… Павел Афанасьевич, подтверждаю: все природные кавказские туземцы имеют один общий запах. Ни с чем не спутаешь. Они насквозь пропахли черемшой, или диким чесноком.
– Чесноком?
– Да. Туземцы истребляют его в огромных количествах ежедневно, особенно летом. Конечно, амбрэ у горца более сложное: тут и бараний жир, и конский пот, и порох; но наиболее всего черемша. И европейца, пусть даже обряженного в горский костюм, легко отличить именно по запаху.
– Значит, старик в жёлтой чалме чесноком не пахнет, – констатировал Благово.
– А на поляка не похож потому, что принял ислам, – пояснил барон. – Сами знаете – паны этим не грешат. Значит, русский дезертир.
– Вопрос с русским на службе у Шамиля старый и болезненный, – продолжил разговор Енгалычев. – С той поры уж столько лет прошло; почти все участники повымерли. Но старые кавказцы их помнят и люто ненавидят. Именно беглые русские обучили войско имама, создали ему артиллерию, строили со знанием сапёрного дела крепости и завалы. Рассказывают, что даже без поляков, чисто русских дезертиров в горах было более тысячи человек. И многие из них показали себя, как настоящие звери… Добивали раненых, пытали пленных. Бежали-то самые отбросы! Среди русских мюридов[5] находились даже офицеры! В 1843 году прапорщик Залётов из Тифлисского пехотного полка сдал горцам аул Ахальчи с нашим гарнизоном. Перебил ночью караул и открыл ворота… Две роты попали в плен со своими командирами; кто пытался сопротивляться – был зарублен. А бывший сотник Лабинского полка Атарщиков любил, надев мундир, разъезжать по нашим тылам на Кавказской линии и брать «языков». В 1844 году он захватил и увёз в горы поручика Глебова, адъютанта самого генерала Нейгарда, командующего Кавказского корпуса. Вообще же история с дезертирами (туземцы называли их «наши русские») тёмная. Точных сведений очень мало. Мы знаем, например, что картографами Шамиля были три офицера Генерального штаба: два поляка и один русский. Но имена неизвестны. В строю состоял и воевал с нами целый русский батальон. Батальон! Начальник его, а также ротные и взводные командиры все были офицеры! Немыслимо! Артиллеристы тоже были наши дезертиры. Когда в 1859 году Шамиля наконец добили, в его павших крепостях насчитали 52 орудия! Половина самодельные, а половина забрана у нас. Рядовой канонир не сможет отлить орудие, и даже не сумеет метко из него стрелять; требуется знать математику, физику, баллистику. А они умели… В 1845 году светлейший князь Воронцов захватил и сжёг столицу Имамата – аул Дарго. В нём обнаружили так называемую Солдатскую слободу, застроенную русскими избами. В слободе были костёл, православный храм и моленный дом для старообрядцев. А ещё ткацкая фабрика, пушечный двор, мастерская для отливки ядер… У горцев оказались даже конгриевы ракеты![6]
– Ты рассказываешь о делах давно ушедших, – умерил пафос генерала Благово. – Сорок лет прошло; пора позабыть. Сам Шамиль уже истлел в земле.
– Вы считаете, что старик в жёлтой чалме – из тех? – спросил Енгалычева Лыков. – Не умер и не унялся? Офицер?
– Очень похоже, – кивнул генерал. – Беглый крестьянин не выслужился бы у турок в полковники. Солдат-дезертир? Сбежал с Кавказа после падения Шамиля от греха подальше. А тут всю жизнь вредить России! Почти полвека положить на борьбу. Нет, тут враг, враг идейный, и он не уйдёт на пенсион.
– Как же он спасся, когда пал Гуниб?[7] Дезертиров разве не судили?
– За это мы должны сказать спасибо князю Барятинскому. Когда его войска пошли на штурм последнего оплота Шамиля, у того оставалось не более 400 верных мюридов. Больше половины из них были русские перебежчики, причём такие, которым сдаваться нельзя – руки по локоть в крови. Имама тогда предали все. Самые верные наибы перекинулись к нам. Обоз с золотой казной разграбили свои же аварцы. Князю следовало бы перебить тех, кто отказался сложить оружие, и выжечь скверну дотла. Сил было предостаточно. Но он решил сделать подарок императору ко дню рождения, и каждый час был важен; могли опоздать на день-другой. И князь затеял переговоры об условиях капитуляции, вместо того, чтобы отдать приказ «в штыки!». Вот хитрый старик и выпросил у Барятинского прощение всем, кто оставался с ним в Гунибе. Так шестьдесят изменников, дезертиров, беглых каторжников ушли от возмездия. Многие потом попались на других преступлениях – они же ничего более делать не умели; но главные улизнули. Мы, военная разведка, знаем кое-кого поимённо. Их тайно ищут все сорок лет, и будут искать, пока все предатели не перемрут. Бывшие офицеры самые идейные и самые опасные из них. Ведь не туркам же служит старик-сартип; за турками стоят англичане. Всегда и везде, где идут козни против России, проглядывает британский след. Вот, недавно поймали Алпатова…
– Кто такой?
– Дезертир из моздокских казаков. Редкая сволочь. Как и Атарщиков, любил лихачить в наших тылах в полной форме. Нападал на тех, кто ехал без конвоя, грабил и уводил в рабство. Прославился тем, что похитил жену полковника Попова в 1842 году. Пришлось её, бедную, потом задорого выкупать. Сидел с Шамилём в Гунибе, был отпущен князем Барятинским и сбежал в земли адыгов. В 1864 году Западный Кавказ был очищен от горцев, и Алпатов надолго пропал. Появился в 1877 году под Баязетом, где убивал наших раненых и пленных. Вместе с сыном Шамиля Кази-Магомой… После перемирия опять исчез. Год назад мы получили интересное сообщение. С пассажирских пароходов, направляющихся из Турции в крымские порты, отпускают в море почтовых голубей. Те летят над Чёрным морем в британское посольство в Константинополе, заучивают маршрут. Понятно, для чего?
– На случай войны?
– Именно! Англичане готовят пути для пересылки шпионских сведений от своей агентуры. Мы начали следить за голубятниками, и арестовали в Феодосии их резидента. Это и оказался давно разыскиваемый Алпатов. Так что, господа, всё очень серьёзно.
– Ладно, – подытожил Обручев. – Задача вам понятна. На сборы Таубе и Лыкову даю 48 часов. Письменные инструкции получите завтра у генерала Енгалычева. Подъёмные, господин коллежский асессор, возьмёте в своём департаменте. Вы временно, на три месяца, прикомандированы к Военному министерству с сохранением жалования по ЭмВэДэ. Уж извините – у нас режим экономии… Чёрт бы его побрал! Указания вашего министра графа Толстого вы обязаны выполнять только в той части, в которой они не противоречат полученным инструкциям. Всё ясно?
– Здорово, ваше высокопревосходительство, – съязвил Благово. – Деньги наши, а указания ваши. Награды, поди, тоже себе заберёте?
Но Обручев только набычился и просипел:
– Награды сперва надо заслужить.
Два дня после совещания в Главном штабе ушли у Алексея в непрерывных сборах. Депатрамент полиции не собирался отпускать своего чиновника в командировку запросто так. В сыскное отделение Темир-Хан-Шуры[8] следовало передать целый тюк корреспонденции. Главный документ – «Особый секретный алфавитный список разыскиваемых преступников» – дополнялся опознавательным альбомом с фотографическими портретами злодеев. Плюсом – семнадцать циркулярных писем, регламент о дознании политических преступлений, анкета к годовому отчёту городского полицейского управления, сметная ведомость и даже бланки служебных формуляров… Как будто коллежский асессор едет на Камчатку, а не на обжитый и обустроенный Кавказ!
Более всего Алексея поразило следующее письмо из родного департамента:
«В. нужное.
Экстренно.
Секретно.
Г-ну Полицмейстеру г. Темир-Хан-Шура.
Прошу принять меры к розыску и задержанию бразильского подданного Товия-Альфонса-Касадо Лима, бывшего казначея Манаосской таможни штата Амазонка. Указанный Лима присвоил себе 939 511 мильрейсов 476 рейсов (примерно один миллион рублей) и бежал в Европу. По некоторым сведениям, он мог приехать в Южные города России. Приметы…» и так далее.
