снова перегородил дорогу.
– Тю-ю-ю! Куда собрался? Я еще не закончил! Чет ты больно борзый, сынок. – Фиксатый не унимался. – Ты, я вижу, не понял, с кем имеешь дело!
– Не знаю и знать не хочу!
– Вот баклан! Знаешь, кто я?
– А должен?
– Меня здесь все знают! А ты, выходит, не знаешь?
– Не знаю!
– Ты что, не местный?
– Теперь местный, мы сюда два месяца назад переехали! – все еще надеясь на благоприятный исход встречи с неизвестным, пояснил Туша. – Я на молокозаводе работаю… А еще мне в армию скоро…
– Коров доишь? – Фиксатый заржал.
– Коров на ферме доят, а я на молокозаводе работаю, а в свободное время спортом занимаюсь…
Фиксатый снова гыкнул:
– Похоже, боксом?
– Боксом!
– То-то, зырю, рожа у тебя покоцанная!
Туша снова посмотрел на часы и застонал:
– Слушай… я на тренировку опаздываю. Давай уже я пойду, а познакомимся в следующий раз. Тогда уж и расскажешь мне, чем ты так знаменит, что тебя все местные знают.
Туша снова шагнул в сторону, но фиксатый схватил парня за рукав и притянул к себе.
– Стоять!!! Я тебя пока не отпускал…
– Да пошел ты! – Туша вырвал руку и ткнул незнакомца в грудь. Тот отступил, но тут же подался вперед и попытался ударить носком ботинка под колено. Туша ловко отскочил, убрав ногу, и ударил хулигана в грудь. Тот согнулся и зашипел:
– Ах ты, сука…
– Это что тут такое? Вот стервецы, посреди бела дня драку устроили!!! – послышался за спиной голос. Туша обернулся: в арочном проеме возвышалась тетя Клава со своей метлой. – Левка? Ты, что ли? Я сейчас милицию вызову!
В отличие от Туши, дворничиха, судя по всему, и в самом деле хорошо знала этого фиксатого парня. Левка сглотнул, но тут же собрался и сгримасничал:
– Я, тетя Клава, кто же еще? Не шуми, нормально же все.
– Где ж нормально?.. Я же сама видела, как этот лопоухий тебе по животу врезал.
– Нормально все, тетя Клава! Это мы так, по-дружески… шутим!
– Рассказывай сказки! Этот ушастый мне только что песни пел, что нет у него друзей, а тут на тебе, вдруг появились! – Тетя Клава вытерла рукавом нос. – Левка, засранец, говори, кто у нас во дворе сегодня ночью кавардак устроил? Наверняка без тебя не обошлось! Почему я все это должна убирать? Нет, я это дело так не оставлю…
Фиксатый, который все еще не мог до конца выпрямиться, глотал ртом воздух и продолжал скалиться.
– Не я, тетя Клава! Честное благородное слово… – скривив лицо, выкрикнул Левка.
– Чего?!! Благородное? – Тетя Клава басисто расхохоталась. Левка тем временем продолжил уже вполголоса, так, чтобы его шепот услышал только Туша: – Ну все, сучонок, тебе хана!
– Ой ли…
Фиксатый снова смачно сплюнул, на этот раз слюна все-таки попала Туше на ботинок. Парень едва не заревел белугой и дал наглецу увесистую «плюху». Тетка Клава снова заорала:
– Ты чего делаешь?
– Все нормально, тетя Клава.
Фиксатый продолжал шептать:
– Пошли на пустырь, там и договорим, а то она и в самом деле мусоров вызовет. Пошли, говорю, сучонок, или у тебя от страха очко сдулось?
Щеки Туши полыхали. Он снова посмотрел на часы: ну и черт с ней, с этой тренировкой.
– Ладно, пошли!
Они вышли из арки и почти бегом двинулись в сторону ближайших кустов. Тетя Клава все еще голосила.
Когда они прошли первую вереницу кустов и оказались на притоптанной полянке, Левка остановился. Он снова сплюнул, глаза парня яростно сверкали. И только сейчас Туша понял, в чем дело: в руках злополучного Левки сверкнуло чуть выгнутое узкое лезвие «выкидухи». Туша закусил губу, скинул с плеча сумку и бросил ее на землю.
– Ну что ж, раз ты настырный, давай поговорим! Все тебя знают, говоришь? Ну что ж, давай знакомиться. Как тебя там? Левка? Ну, давай, Левка… Только уж не взыщи, если что… сам напросился.
Не отрывая взгляда от ножа, парень шагнул вперед, но услышал за спиной подозрительный шелест. Обернувшись, Туша увидел, как из кустов вышли еще трое и со знанием дела взяли его в «кольцо».
г. Псков, апрель 1951 г.
Была пятница, и Зверев, который в очередной раз сбежал с работы сразу же после обеда, сейчас сидел на лавочке в центральном парке у фонтана, покуривая свою излюбленную папиросу «Герцеговина Флор». Накануне он разгреб всю накопившуюся за последние несколько недель бумажную работу, а точнее, не разгреб, а самым бессовестным образом возложил ее на своего неизменного помощника – лучшего оперативника отдела Веню Костина. Сам же Зверев после долгой и напряженной пятидневки решил немного сократить свою рабочую неделю и развеяться в преддверии законных выходных.
Жаркая пора нелегких послевоенных годин миновала, и разгул преступности, царивший по всей стране в первое десятилетие послевоенного времени, наконец-то пошел на спад. Спекулянты, мошенники и мелкое жулье, конечно, все еще давали о себе знать, но все прочие деятели криминального мира потихоньку утрачивали свою былую силу и удаль. Большинство фашистских недобитков, таких как «лесные братья» и им подобные, утратив народную поддержку, были почти полностью уничтожены, а криминальных элементов, промышлявших грабежами и насилиями, псковская милиция довольно успешно ликвидировала и сажала, и тому были причины. В псковскую милицию так же, как и везде, стали прибывать новые и уже неплохо обученные молодые кадры, поэтому старожилы, долгое время работавшие без выходных и отпусков, наконец-то смогли вздохнуть полной грудью. Теперь они позволяли себе гораздо чаще заниматься тем, чем обычно занимаются самые простые граждане: проводить время с семьей, общаться с друзьями и знакомыми и даже путешествовать. Кто-то из работников Управления, единолично или с семейством, уже успел посетить лучшие курорты и санатории бескрайнего Союза, а большинство из тех, кто пока этого не сделал, постоянно об этом мечтали. Не исключением был и начальник оперотдела псковской милиции Павел Васильевич Зверев.
Семьи у Павла Васильевича отродясь не было. Он вырос в детском доме на Интернациональной, до сих пор не был женат. Друзей у Павла Васильевича тоже было не так уж и много: Степка Корнев, с которым они воспитывались в одном детдоме и который стал теперь его начальником, да неизменный помощник и ученик Веня Костин. Что же касалось путешествий, то о них Зверев доселе и думать не решался с учетом своего образа жизни и напряженной работы, однако сегодня Павел Васильевич решил изменить своим принципам.
Посвежевшие и словно ожившие от зимней спячки деревья, уже изрядно позеленевшая листва и солнце, сверкающее, как неугасающий
