— Нет-нет. Я просто любитель, Чарльз Ленокс.
— Неужели же великий знаток римской жизни?
— Если угодно.
— Так это же большая честь, либерал вы или не либерал. Знаете, я часто справляюсь с книгой, которую вы написали, то есть, как я понял?
— Совершенно верно, — сказал Ленокс (Монография о будничной жизни от нищего до легионера и до императора в правление Адриана).
— Должен сказать, книга преотличная.
— Благодарю вас.
— А еще, знаете, статья, которую вы в прошлом месяце опубликовали в журнале Академии об исторической жизни Бата во времена римской оккупации. Это же подлинное вдохновение — сотворить подобное, исходя из собственных розысков прямо на месте.
— Ценю ваши похвалы, — сказал Ленокс, — и в другой раз я был бы рад потолковать о моих писаниях. Но молодая девушка мертва, и я очень желал бы довести это дело до конца — как теневая поддержка Ярда, знаете ли.
— Я понимаю.
— Всего несколько вопросов.
Юстес Брамуэлл отложил свой журнал и согласно кивнул. Ведь теперь он знал, что беседует с автором «Людей Адриана».
— Превосходно, — сказал Ленокс. — Превосходно. Начнем сначала. У вас есть какое-нибудь представление, кто убил девушку?
— Не сказал бы.
— Вы ее не убивали?
— Сэр, если мне предстоит отвечать на такие вопросы, то наш разговор окончен.
— Это необходимый вопрос.
Юстес не смягчился.
— Неделикатность…
— Ну, хорошо, хорошо, — сказал Ленокс. Он устал от племянников. Джейн ему посочувствовала бы. — Вы что-нибудь слышали про bella indigo?
— Разумеется.
— Каким образом?
— Я окончил первым по ботанике и вдобавок выиграл приз, сэр.
— Да, разумеется.
— Вы намекаете, что смерть девушки вызвана bella indigo?
— Не исключено, — сказал Ленокс. — Вам когда-нибудь доводилось иметь дело с этим веществом?
— Нет. Кембридж совершенно справедливо считает его слишком летучим.
— Но Оксфорд его культивирует?
— Оксфорд менее строг во многих отношениях…
— Да-да, благодарю вас. Вы когда-нибудь бывали в Оксфорде?
— Да, ребенком, и один раз несколько лет назад навестил там кузена.
— Сколько лет назад?
— Ну, может, около трех. — При этих словах Юстес закурил сигарету.
— Вы близки с вашим кузеном?
— Отнюдь. Я посетил его в знак родственной любезности и чуть было не угодил там под арест из-за него.
— Вы посетили ботанический факультет в Оксфорде?
— И приобрел достаточно bella indigo, чтобы убить девушку? Нет. В любом случае, если вы хоть что-то знаете, то должны знать, что этот яд утрачивает силу через год и тогда может использоваться как удобрение для некоторых редких цветов. Его химическая структура, насколько нам известно, нестабильна.
— Что вы делали между одиннадцатью часами и часом два дня назад в день смерти мисс Смит?
— Собственно, это вас не касается, но все это время я рисовал.
— Рисовали? — спросил Ленокс, наклоняясь ближе.
— Да. Вернее, писал красками.
— И что же вы писали?
— Вид, открывающийся из окна гостиной. И был глубоко сосредоточен.
— Вы завершили картину в тот же день?
— Нет, не завершил, ни тогда, ни после. Только добавил несколько поспешных мазков на следующий день, чтобы придать ей завершенность. Она мне надоела.
— Вы выходили из гостиной?
— Ни на секунду. Я был поглощен моей работой.
— Кто из находившихся в гостиной может подтвердить это?
— Понятия не имею. Я ведь не старался сознательно обеспечить себе алиби. Никто из нас понятия не имел, что в это время убивают девушку, или, полагаю, мы бы обращали больше внимания на то, кто выходит, а кто входит. Я и сам обязательно бы последил, кто из остальных покидал гостиную, знай я, что подвергнусь такого рода оскорбительным подозрениям.
— Насколько хорошо вы знакомы с гостящими у вашего дяди?
— Достаточно хорошо.
— У вас сложилось о них какое-либо мнение?
— Сомс — никчемность. Поттс — из низшего сословия. Дафф — наоборот, человек с очень здравыми идеями. Тоже, знаете ли, выпускник Кембриджа. Жесткая позиция в отношении бедняков. Никаких поблажек. И на Индию правильный взгляд. Весьма здравомыслящий человек.
— Вы близки с вашим дядей?
— Чрезвычайно. И с каждым днем все больше.
— А с Клодом он близок?
— Абсолютно нет. Добр к нему из-за родства, но видит, каков он.
— Вы что-нибудь знаете о том, как ваш дядя управляет Монетным двором?
— Нет.
— Если мне будет дозволено задать щекотливый вопрос, каково ваше финансовое положение?
Юстес покраснел.
— Бог мой! У меня все хорошо, благодарю вас.
— Могу ли я спросить, как именно?
— Если вам так уж требуется. Я получаю доход с моих капиталовложений.
— Каких вложений?
— Дядя Барнард дал Клоду и мне по десять тысяч каждому, когда мы достигли совершеннолетия. И я вложил их очень благоразумно.
— А Клод?
— Понятия не имею, как он распорядился своими деньгами.
— Кто из проживающих с вами под одним кровом скорее всего, по-вашему, может быть повинен в этом преступлении?
— Если хотите знать мое мнение, какой-нибудь уличный оборвыш пытался обокрасть дом. А может быть, эта горничная крала, и кто-то преподал ей урок.
— Ну, если отбросить такую возможность?
— Сомс. Он никчемность. Я заметил это с пяти шагов.
Ленокс встал.
— Больше я не стану отнимать у вас время.
— Да-да. Было приятно познакомиться с вами.
— Пожалуйста, никому не говорите о нашей встрече.
— А почему, собственно?
— Ваше молчание окажет пользу умершей девушке. Мы не должны забывать о ее правах при подобном положении вещей.
— Я расскажу кому сочту нужным. Но я взвешу вашу просьбу.
— Вы окажете девушке дурную услугу. Ее участь и так была слишком тяжела.
Юстес словно заколебался.
— Ну, может быть, — буркнул он.
Ленокс покинул курительную, не сказав более ни слова. Второй раз за это утро он разочаровался в поколении, которому был предназначен завещать Землю. Интересно, что каждый кузен назвал другого никчемностью. Ему ни тот, ни другой не показался особым сокровищем, но что, если такого рода взаимная антипатия имела более глубокую подоплеку, чем просто несоответствие характеров? Возможно, все сводилось к родству с Барнардом и соперничеством за местечко в его завещании, в изъявлении его последней воли? Тяжкий жребий для семьи! Ленокс с некоторой приятностью подумал, что, во всяком случае, его собственные племянники, дети Эдмунда, не станут помышлять о его деньгах. Они умные ребята, вежливые, а к тому же добрые.
После неудовлетворительного утра, если не считать встречи с Мак-Коннеллом, и неудовлетворительного второго завтрака Ленокс направил свои стопы не в сторону дома, хотя, сказать правду, и очень этого хотел, но к Оксли-Кресченту, небольшому лондонскому пригороду. Его кучеру, чувствовал он, начали претить эти поездки в малоизвестные, а в некоторых случаях и плебейские районы Лондона, и он предпочел бы ездить только до Пиккадилли-серкус и обратно. Однако Ленокс тут же с праведной уверенностью почувствовал, что в данную минуту предпочтения кучера заметно уступают в важности его собственным.
Пока они ехали, он читал «Дэйли телеграф», газету вигов, и довольно скоро они прибыли к месту своего назначения. Это была улица поприличнее той, в которой он отыскал Джеремию Джонса, и поприличнее той, куда он сопровождал Клода Барнарда нынче поутру, однако Ленокс легко мог представить себе, что взыскательная гордость его кучера уязвлена. Как-никак, его кучер жил на Хэмпден-лейн.
Леноксу, однако, она показалась тихой уютной улочкой с маленькими домиками, расположенными близко друг к другу, но не впритык. К тротуару примыкали милые палисаднички, а на крылечках или — в более холодную погоду — у выходящих на улицу окон сидели старушки. В Оксли-Кресчент жил Скэггс, и к жилищу Скэггса прибыл Ленокс в поисках частного расследователя. С тех пор как он был тут в последний раз, подумалось ему, завершено было несколько дел. Он дважды постучал в дверь белого домика с темными ставнями, и тотчас появилась юная девушка.
— Чем я могу услужить вам, милорд? — сказала она.
— Я Чарльз Ленокс. Вы хозяйка этого дома?
— Нет, милорд, я прислуга.
— Мистер Скэггс дома?
— Одну минуточку, милорд.
Дверь закрылась, а через минуточку появился сам Скэггс. Человек лет под сорок, одетый в коричневый костюм, лысый, с пухлым лицом и длинным шрамом поперек шеи слева. Когда-то он был страхолюдным, как порой и теперь, если его просили, но, правду сказать, в последние годы его укротила жена, и он смирился с респектабельностью. Он был тем частным расследователем, в поисках которого Ленокс приехал сюда.
