Ознакомительная версия.
Ветошников схватил записку и поднес ближе к лампе. Я подумал, что было бы неплохо ознакомиться с содержимым, и попытался незаметно переместиться за спину сыщика, но Никифор Сергеевич бросил на меня косой взгляд и загородился плечом. Я с упреком взглянул на Елисеева. Тот смотрел на меня с пониманием и обратился к сыщику.
– Прочтите вслух.
Ветошников досадливо поморщился и прочитал:
– «Помни о Красном Призраке!» Подписи нет, написано карандашом на четвертинке листа.
Елисеев не удержался и с плохо скрываемой тревогой посмотрел на Теллера. Сыщик продолжил:
– Ну что, господа, есть какие-нибудь идеи по поводу записки? Что за Красный Призрак? У меня все больше вопросов.
Елисеев с Теллером снова переглянулись, и я успел заметить, что Теллер коротко кивнул в мою сторону. Миллионер спросил у Ветошникова:
– Нужно ли вам еще время для осмотра?
Тот пожал плечами. У меня начало складываться впечатление, что Ветошников и не особо-то рвался раскрывать это убийство, понимая, что его пригласили скорее для проформы.
– Тогда предлагаю подняться наверх, – сказал Елисеев и двинулся в сторону лестницы, ведущей наверх, в контору.
Мы гуськом последовали за ним. Будучи последним в этой колонне, я воспользовался случаем, нагнулся и провел пальцем по голенищам сапог убитого. А потом вытащил из кармана платок и постарался стереть жирную грязь с пальца, пока никто не заметил.
В конторе Елисеев привычно сел за стол главного бухгалтера, Ветошников примостился рядом, а Теллер встал на страже у дверей. Я же воспользовался случаем, чтобы подойти к окну и глотнуть немного воздуха из открытой форточки.
– Ну-с, – начал сыщик. – Продолжим!
Елисеев кивнул Теллеру, и тот указал подбородком на меня. Однако я решил не упрощать им работу и с совершенно спокойным видом открыл табакерку и вынул оттуда понюшку табака. В полном молчании они наблюдали, как я заправил табак в ноздрю и коротко вдохнул.
– Господин репортер! – певуче позвал Ветошников. – Не молчите!
– Не молчать о чем?
– Что за Красный Призрак упомянут в записке?
Я сел на широкий подоконник и стал рассказывать медленно, тщательно подбирая слова, чтобы не сказать того, чего говорить не хотел:
– Это группа молодых людей, которые… оживили одну старую студенческую традицию – наряжаться в красное, проникать в этот дом и пугать окружающих. Проникают они через подземные ходы. Всего их три. Два хода мне известны…
– Откуда? – быстро спросил сыщик.
– От одного из бывших студентов. А третий остается не найденным.
– Разрешите мне, – подал голос Теллер. – Намедни этот господин, – он снова указал подбородком в мою сторону, – спрашивал меня, не проникал ли в магазин некий юноша. Теперь я хочу спросить: не он ли оставил нам и тело, и эту записку?
Я прислонился спиной к тонкой решетке, которой было забрано окно конторы, и пожал плечами.
– Что это за юноша? – задал мне вопрос сыщик.
– Борис Ильин, кажется, студент. Родом из… Ростова, если не ошибаюсь, жених Веры Мураховской. – Я повернулся к Елисееву и повторил со значением. – Той самой Веры Мураховской.
– А это что за девушка? – спросил Ветошников.
– Я потом вам расскажу, – вмешался Григорий Григорьевич. – Чуть позже.
Ветошников засунул одну руку в карман, а пальцами второй стал барабанить по столу.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Вы говорите, что именно этот Борис Ильин пробрался по неизвестному пока вам подземному ходу в магазин и убил вашего человека, когда тот пытался украсть ветчину?
– Я этого не говорил, – ответил я.
– Но записка! – подсказал Теллер.
Я пожал плечами. История мне совершенно не нравилась – потому что от нее слишком дурно пахло. Вернее было бы сказать наоборот, но с этим вопросом я собирался разобраться сам, без присутствующих.
– Мы забыли вот о чем, – задумчиво сказал Елисеев, – внизу, кроме собак, которые привычны к Пахомову, был же еще тот самый молодой парень, которому я отдал часы. Как он не заметил Пахомова, когда он забирался на стол, чтобы срезать кусок окорока?
– Спал, подлец! – отозвался Теллер. – Как в прошлый раз. Разрешите уволить?
– Немедленно, – ответил хозяин магазина. – И скажите ему, что если начнет болтать, то попадет под суд – все-таки нанесен ущерб. В общем, сделайте так, чтобы он не трепал языком.
– Есть, – кивнул Теллер.
И я снова отметил эту привычку отвечать коротко, по-военному.
Ветошников закончил барабанить пальцами и уставился на меня.
– Так где же можно найти этого призрака Ильина? Где он живет? Вам это известно, Гиляровский?
– Нет, – ответил я. – Мне это неизвестно. Я встречал его только один раз – в доме профессора Мураховского, отца несчастной Веры.
– Почему несчастной? – живо поинтересовался сыщик и снова посмотрел на Елисеева.
– Я и это расскажу вам позже.
Ветошников кивнул. Елисеев встал и обратился ко мне.
– Владимир Алексеевич, не смею вас больше задерживать. Я понимаю ваши намеки по поводу Веры Мураховской, но поверьте, ничего не скрою от Никифора Сергеевича. Федор Иванович проводит вас и ответит на вопросы.
Я слез с подоконника и подошел к Елисееву.
– Не сомневаюсь, Григорий Григорьевич. Вы же знаете, я и в прошлый раз не сомневался, когда погибла Вера.
Он поморщился. Теллер уже открывал дверь.
– Господин Гиляровский, – позвал он. – Прошу!
Мы вышли на лестницу, снова прошли мимо тела несчастного Пахомова, а потом пересекли зал и оказались у двери. На улице Теллер огляделся – не было ли кого-то поблизости – и спросил:
– Скажите, Гиляровский, вы женаты?
– Да.
– Ваша супруга… она здорова?
– Слава Богу, – ответил я, не понимая еще, куда он клонит.
– Ей повезло, – зло сказал Теллер и посмотрел мне в глаза своим холодным, но при этом совершенно невыразительным взглядом. – А моя жена больна.
Я сцепил руки за спиной, глядя мимо охранника.
– Она приезжала к вам, Гиляровский. – Он не спрашивал, а утверждал.
Но я решил прикинуться дурачком:
– С чего вы взяли, Федор Иванович?
– Перестаньте! – прошипел вдруг Теллер, и жилка на его виске начала биться, как всегда, это случалось в минуты раздражения. – Что за наивность – обращаться к вам за сочувствием! Я могу объяснить этот поступок только приступом ее болезни!
– Откуда вы взяли? – снова повторил я.
– Она сама мне сказала. У нас нет секретов друг от друга!
Я с иронией посмотрел на него, а потом вздохнул:
– Успокойтесь, Федор Иванович. Она пыталась защитить вас от меня.
Это, казалось, разозлило Теллера еще больше. Он сжал кулаки.
– Меня не надо защищать! – громко сказал он. – От чего меня защищать? От вашего надоедливого любопытства?
– Я думаю, Теллер, вы все же нуждаетесь в защите. От собственной злости. Вы злой, Федор Иванович. Более злой, чем нужно. Даже при вашей профессии. Поверьте, я видел убийц и грабителей, которые по сравнению с вами – просто образец спокойствия и выдержки.
– А с чего мне быть добреньким? – крикнул Теллер. Но потом он понизил голос: – Вы сказали, что я злой. Нет, это не злость. Можете вы понять, что на мне огромная ответственность. Огромная! Не только за магазин, но и за мою семью. Моя жена может умереть, если я не смогу обеспечить ей хорошее лечение и уход. Понимаете? Я знаю свою супругу – ради меня она тоже пойдет на все. И… я предупреждаю вас, Гиляровский, если вы хоть пальцем притронулись к ней…
– Упаси Боже! За кого вы меня принимаете! – быстро сказал я, надеясь, что воспаленный болезнью мозг баронессы не принял ее собственные фантазии за реальность.
– Конечно же за беспринципного щелкопера! – ответил Теллер, а потом, не дав мне промолвить ни слова, вероятно, посчитав, что и так сказано было слишком много, развернулся и вошел в магазин.
Я вышел в Козицкий переулок, но не стал никуда уходить. Устроившись в тени дома, я стал наблюдать за воротами. Ждать пришлось около получаса – наконец сыщик Ветошников, напялив на голову свой котелок, покинул магазин.
– Никифор Сергеевич! – позвал я его. – Обождите!
Ветошников быстро оглянулся в мою сторону, но даже не сбавил шаг. Впрочем, ноги у него были короткие, и поэтому догнать его мне не составило труда.
– Да постойте вы! – сказал я. – Я хочу задать вам всего два вопроса.
Ветошников, не сбавляя шага, просипел:
– Нет-нет-нет, мне некогда разговаривать с вами.
– Но вы же сами заметили там внизу, что ветчина была свежая, а рана – нет. Он вовсе не был убит сегодня ночью. Он был убит как минимум день назад, – говорил я, не отставая от сыщика. – Кроме того, на его сапогах была грязь. Грязь при такой жаре! И на штанине! И на рукаве! Вы заметили?
Ветошников неожиданно остановился и поджал губы.
– Слушайте, как вас там! Это дело Сыскного отдела и господина Елисеева. Я не знаю ваших с ним отношений, но они явно не распространяются на меня! И потому никаких комментариев, никаких намеков, никаких деталей я с вами обсуждать не собираюсь. Ни сейчас, ни впредь!
Ознакомительная версия.
