Ознакомительная версия.
– Не допьете и не будете.
Дуров вскочил.
– Да как вы смеете мне такое говорить! Мне! Вы что, знаете меня? Вы меня видите чуть не в третий раз!
– Зато я тебя знаю как облупленного, – вдруг раздался у меня за спиной новый голос. – И потому считаю, что этот господин совершенно прав. Иди-ка, Володя, проспись, а завтра начни репетировать.
Дуров вскинул глаза на человека за моей спиной. Я тоже обернулся.
– Вы дверь-то не закрыли, вот я и вошел без стука, – сказал высокий господин с черными усами, очень похожий на Владимира Леонидовича. Только одет он был щегольски и держался прямо, будто палку проглотил.
– Толя? – выдохнул Дуров.
– Вуаля! – ответил ему брат.
Пауза длилась недолго. Вместо того чтобы раскрыть брату свои объятия, Владимир Леонидович нахмурился и крикнул:
– Ну, ты и наглый!
– А уж как я рад тебе, брат! – лучезарно улыбаясь, отозвался Анатолий Леонидович.
– Что, пришел? Полюбоваться?
– Ну, признаюсь, я давно тебя таким красавцем не видел.
Дуров схватил со стола бутылку и метнул бы ею в брата, не успей я перехватить его руку. Некоторое время мы молча боролись. Потом он сдался, и я отнял у него эту бутылку. Посмотрев на меня бешеным взглядом, Владимир Дуров крикнул:
– Вон! Оба вон! Вон, я сказал!
– Пойдемте, – кивнул серьезно Анатолий, – Володе надо прийти в себя. Нехорошо, что мы тут за всем этим наблюдаем.
– Вон! – заорал Дуров.
Мы спешно вышли, схватили с вешалки свою одежду и скоро оказались на улице.
– Пойдемте, что ли, в «Крым»? – предложил Анатолий. – Поговорим?
– Что же, – ответил я, – кормят там прилично, а для местной публики еще рановато. Так что пойдем.
– Кстати, разрешите представиться – Анатолий Дуров. Володин брат.
– Да, я уже это понял. А я – Владимир Гиляровский.
– О, – отозвался Дуров-младший, – я читал ваши репортажи. Вы знамениты.
– Думаю, не так, как вы, – отозвался я.
Мы, засмеявшись, пожали друг другу руки и пошли на Трубную.
– Как вы помните, пять лет назад братья Никитины почти досуха выжали Альберта, – начал Анатолий Леонидович, наблюдая, как официант ловко наливает ему дорогое темное бордо из запыленной бутылки. – Помещение для своего цирка они сняли почти впритык к цирку Саламонского и начали перехватывать публику.
– Да, конечно, – ответил я и попросил пива.
– Не хотите ли вина? – повернулся ко мне Дуров. – Это шато марго 73-го года от Елисеевых – думаю, в самой Франции его уже не сохранилось.
– Благодарю, сейчас хочется пива.
– Ну, как знаете. – Дуров взял свой бокал даже не за ножку, а за основание. Слегка наклонил и начал покачивать – чтобы вино стало вращаться. – Старое, но все еще терпкое. Пусть немного отойдет… Так вот. Я тогда работал у Саламонского. И Володя тоже. Правда, наши отношения уже тогда были вконец испорчены. Во-первых, потому что у нас разный подход к работе с животными. Он вам не рассказывал?
– Что-то такое упоминал, – сказал я, снимая салфеткой пивную пену с усов, – но я не интересовался подробней.
– Оставим это. – Дуров продолжал вращать вино в бокале, сосредоточившись на нем. – Так вот, официально было объявлено, что Саламонскому удалось выкупить цирк братьев Никитиных. И даже отдельным пунктом прописать, что они больше не будут работать в Москве.
– Хотя потом они вернулись.
– Да. Но это не суть важно. Это – уже не та история. Так вот. Как я говорил, о договоре Саламонского и Никитиных было объявлено официально. Но были и слухи, которые в прессу не попали.
– Какие?
– Говорили… неважно – кто… что никаких денег братьям Никитиным Саламонский не платил. Что он якобы нанял людей, которые сумели так провести переговоры, что Никитины сами отказались от цирка совершенно бесплатно. Да еще и пообещали уехать из Москвы. Как вам такая история? Невероятна?
– Невероятна, – кивнул я. – Только что разговаривал с одним человеком, который по просьбе Никитиных пять лет назад выяснял – обладает ли Саламонский необходимыми средствами для покупки их цирка.
– И как? У Саламонского, по словам вашего человека, были деньги?
– Не у него самого. Скорее как раз у той самой банды, про которую вы говорили.
– Хм… – задумался Дуров, перестал вращать бокал и поставил его на скатерть. – Впрочем, были деньги или не были, но вот и вы подтверждаете – Саламонский не сам переиграл конкурентов. У него были помощники, и помощники криминального характера.
– Точно так.
– Вот что еще интересно, – продолжил Дуров. – После того как Саламонский, казалось, выиграл у конкурентов, вдруг в его собственном театре начинаются все эти странные и страшные трагедии!
– Более того, – сказал я, – вот вам еще интересная информация. Эта банда, что помогала Саламонскому, через некоторое время исчезла из Москвы, и одновременно прекратились «смертельные номера»!
– Да? – взволновался Дуров-младший. – То есть вы думаете, что это… они?
Я со стуком поставил стакан.
– Я сейчас думаю, что эти бандиты обязательно замешаны в тех убийствах. И в убийстве Гамбрини, – твердо сказал я. – Пять лет назад убийства кончились, после того как они исчезли из Москвы. Но стоило им появиться, как убийства возобновились… Кажется, возобновились.
– Но как?
Дуров вынул портсигар, достал оттуда тонкую папиросу и прикурил от свечки. Я катал между рук пустой стакан.
– Не хотел бы я так думать, но ничего другого на ум не приходит, – со вздохом сказал я. – Варианта тут два. Или у бандитов в цирке свой человек, или…
– Или убийца – сам Саламонский, – завершил Дуров.
Я кивнул.
– Нет! – уверенно сказал Дуров. – Не верю в то, что Альберт Иванович – убийца.
– Хорошо, – кивнул я. – Но ведь вы сами, Анатолий Леонидович, сказали, что во время всей этой истории с цирком Никитиных публика потеряла интерес к цирку Саламонского. А вот теперь вспомните, когда начались «смертельные номера» – много ли было пустых мест в зале?
– Ни единого. Даже в проходах сидели.
Я поднял палец.
– То есть, – удивленно произнес Дуров-младший, – вы считаете, Альберт убивал своих же артистов только для того, чтобы вернуть публику? Это такой рекламный трюк?
Я пожал плечами и налил себе еще пива в стакан.
– Вы и сами знаете, Анатолий Леонидович, сейчас ради денег человек может пойти на все.
– Да, конечно, – согласился Дуров, – но Саламонский не из этих – нуворишей, скоробогатых. Да, с артистами он бывает груб и прямолинеен. Но это прямолинейность профессионального свойства – он такой же «цирковой», как и мы. Мы – ремесленники, а не институтки. Он груб, но он – наш, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Человек с возрастом меняется, – заметил я.
– Нет-нет, – замотал головой Дуров. – Думаю, ваша версия о виновности Саламонского совершенно несостоятельна. Я бы лучше поговорил о другой.
– О том, что у бандитов в цирке есть свой человек? И не просто свой человек, а такой, который нанялся незадолго до тех «смертельных номеров» и работает в цирке до сих пор?
– Да, – сказал Дуров. – Видите ли, когда Никитины забрали у Саламонского часть публики, финансовые дела Альберта расстроились. Он урезал зарплаты и очень многих уволил – не артистов, нет, а обслугу. Несколько официантов из ресторана. Второго гардеробщика, несколько конюхов, кого-то из зверинца, трех или четырех униформистов и так далее. А потом, когда дело с Никитиными было решено и начался новый подъем, пришлось заполнять эти вакансии. Тогда на работу нанялось довольно много народу – среди них вполне могли быть и пособники бандитов. Вполне вероятно, что кто-то из нанявшихся тогда работает и сейчас.
– Да… – задумался я, – в этом есть резон. Как бы узнать – кто эти люди?
Анатолий загасил докуренную папиросу о дно хрустальной пепельницы.
– Я могу это узнать, – просто сказал он. – Все-таки я прослужил в цирке Альберта несколько лет. И смею надеяться, что многие там – до сих пор мои друзья. Я схожу в цирк, переговорю с ними и составлю, возможно, список, который вы вполне сможете проверить.
– Благодарю, – сказал я.
Анатолий позвал полового и попросил счет. На мое предложение разделить его по-честному, он ответил категорическим отказом.
– Вы, по сути, ничего и не съели. А уж бутылку пива и за трату считать не стоит, – сказал он.
Когда половой принес счет, я заглянул в него краем глаза по своей репортерской привычке совать нос в любую бумажку.
Да… хорошо, что я не имею привычки пить бордоские вина…
Мы договорились встретиться завтра в полдень перед цирком и расстались на этом.
Уже стемнело, когда я вернулся домой. Маша с тревогой сообщила, что днем заходил околоточный надзиратель и просил меня явиться в Малый Гнездниковский переулок, в известное мне здание, на свидание с Захаром Борисовичем Архиповым, который будет ждать меня хоть до полуночи в своем кабинете номер 205.
Ознакомительная версия.
