Ознакомительная версия.
Но в больнице, куда они приехали с Сашей Морозовой, всё было иначе.
Во-первых, находилась она не на окраине, а в самом центре столицы, на так называемом Золотом острове, почти напротив Кремля.
Во-вторых, больница была маленькая: на улицу выходило трехэтажное здание в модном стиле «техно», с обеих сторон к нему подступала ограда, за которой зеленели деревья.
Ну и наконец, в сущности, никакая это была не больница. «Научно-исследовательский центр физиологии мозга» – вот что значилось на ослепительно сияющей табличке.
И внутри всё оказалось очень прилично.
Просторный вестибюль с кожаными креслами, мраморная стойка, за которой дежурили две элегантные девицы в фисташковых комбинезончиках. Одна стрекотала по телефону:
– C'est de la part de qui?…Ah, oui, madame, bien sûr.[1]
Другая, приветливо улыбаясь, спросила:
– Чем я могу вам помочь? – И когда Саша сказала «мы к Марку Донатовичу», улыбнулась еще шире. – Минуточку. Присядьте.
– Гламурненькая больничка. Настоящий бизнес-класс, – одобрила заведение Валя, беря со столика лакированный журнал и усаживаясь. – Не экономят на персонале. И правильно. Ресепшн – лицо фирмы.
Пожилая медсестра, прокатившая мимо пациента в хромированном кресле, Вале тоже понравилась.
– Всё у них по уму. Для понта – цыпули, для дела – бабули.
– Послушайте, Саша, – не выдержал Ника. – Вы говорили, что денег нет и за брата платить нечем. Но я представляю, во сколько обходится лечение в этом дворце.
Девушка, нервно переминавшаяся с ноги на ногу, тихо сказала:
– Ни во сколько… Марк Донатович, это главврач, взял папу, потому что необычный диагноз. – Ее личико дернулось. – Тут с пациентов вообще денег не берут, это же исследовательский центр.
– Чего необычного-то? – удивилась Валя. – Подумаешь, по башке стукнули. На Москве таких диагнозов в день по сто штук.
Ответить Саша не успела – девушка из ресепшна повела посетителей к главврачу: широким коридором, потом лестницей на второй этаж.
Перед кабинетом с табличкой «МАРК ДОНАТОВИЧ ЗИЦ-КОРОВИН» нажала на кнопку и удалилась, предупредив:
– Вы можете войти, когда откроется дверь.
Постояли, подождали. Дверь что-то не открывалась. Откуда-то просачивалась заунывная восточная музыка.
Валя от нечего делать с минуту грациозно покачала шеей, поделала пассы руками, изображая индийский танец, потом ей это наскучило. Она приложила ухо к двери.
– Музыку он слушает! А его, между прочим, люди ждут.
И решительно повернула ручку.
Картина, открывшаяся взгляду посетителей, была не совсем обычной.
В небольшом офисе на полу лежал пожилой мужчина с закрытыми глазами, безвольно раскинув конечности. Здесь же, прямо на линолеуме, замысловато закрутив ноги, сидела молодая женщина – черноволосая, стриженная под мальчика, да и фигурка у нее была, что называется, мальчиковая. Мужчина был в брюках и майке, женщинка в легком белом костюме. У стула аккуратно стояли две пары обуви – одна большого размера и одна маленького. Музыка лилась из висевших на стене динамиков.
– Тс-с-с! – Брюнетка приставила палец к губам и невесомо, не коснувшись руками пола, поднялась.
На цыпочках подошла, прошептала:
– Марк Донатович релаксирует в позе трупа. Сейчас я его выведу из состояния покоя.
Она присела на корточки рядом с доктором, провела узкой ладонью перед его лицом, что-то прожурчала на ухо.
Мужчина открыл глаза, улыбнулся.
– Спасибо, Кариночка. А, уже пришли?
Он поднялся – тоже довольно прытко, невзирая на солидную комплекцию и возраст.
– Здравствуйте, Марк Донатович, – робко произнесла Саша. – Это мои друзья – Николай Александрович и Валентина.
– Очень хорошо, – улыбнулся доктор Зиц (как дальше, Ника забыл). – Сашеньке сейчас необходима психологическая поддержка, девочка на грани срыва. А мы с Кариночкой устроили себе пятиминутку отдыха. Знаете, вот так немножко полежишь в позе трупа, с полным отключением всех мышц, и как будто часок поспал. Ассистентка у меня золото, у нее диплом по хатха-йоге.
Фандорин удивленно приподнял брови: черноволосая Кариночка, уже успевшая подать главному врачу халат, опустилась на колени и стала надевать шефу туфли. Да еще и старательно смахнула с них пылинку. Ну и дрессировка персонала!
– Кариночка, позвони в Лондон, скажи, что заключение будет готово завтра утром. Про твое соревнование не забыл, помню. Позвонишь – и можешь идти. Желаю победы. Кариночка у нас, кроме всего прочего, еще и каратистка. На первенстве Москвы выступает, – пояснил Марк Донатович гостям и широким жестом показал на кожаную дверь. – Милости прошу ко мне.
Замечательный у него был кабинет: не столь уж большой, но весь наполненный светом, с прекрасным видом на сад, с дизайнерской мебелью, стены сплошь увешаны дипломами и фотографиями, а на отдельном столике изысканная минималистская икэбана.
Любопытный типаж, думал Ника, разглядывая доктора Зица. Сразу видно – личность.
Это был высокий, полный человек с прямыми седыми волосами, в очках и с большим золотым перстнем на припухшем от жира пальце. Весь он был какой-то широкий, избыточный, и всё на нем было широкое – щегольский халат (оказывается, и докторский халат бывает щегольским), белые брюки, удобные плоские туфли. Движения больших рук были размашисты, голос раскатист и барственен. Но больше всего поражали ярко-синие, очень молодые глаза, странно смотревшиеся на морщинистом лице.
Без интереса скользнув по Саше и на несколько секунд задержавшись на Николасе, мальчишеские глаза седовласого доктора остановились на Вале, сверкнули искорками и с этого момента глядели на нее почти неотрывно. Да и говорил Марк Донатович, главным образом адресуясь к эффектной фандоринской секретарше.
Валя, конечно, рада стараться: ноги сдвинула, руки пристроила на коленях, глазки целомудренно опущены, но время от времени прицельно постреливают по объекту из-под длинных ресниц.
– Вы супруга Николая Александровича? – вот первое, чем поинтересовался Зиц.
– Нет-нет, – проворковала Валя, кокетка. – Мы коллеги по работе, и еще я дружу с его женой.
Приятнейше ей улыбнувшись, врач ненадолго одарил вниманием Сашу:
– Деточка, я знаю, какой ты перенесла шок. Но не надо устраивать из случившегося трагедию. Как говорили в древности у нас на Руси, твой папа «впал в изумление», то есть выпал из ума. Помнишь, как у Высоцкого: «Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как еж. Он над нами издевался – ну сумасшедший, что возьмешь?»
– Папа не сумасшедший! – надорванным голосом выкрикнула девочка.
– Ну конечно. Это просто последствие травмы. Уверен – временное. Я обязательно его вылечу.
Зиц успокаивающе похлопал Сашу по руке, но смотрел уже снова на Валю.
– Скажу без ложной скромности: специалистов моего уровня по физиологии мозга в мире двое-трое, ну максимум четверо. И ни у одного из них нет моей генеалогии, а в нашей профессии это очень, очень важно. По отцу я происхожу из Коровиных, это четыре поколения психиатров. А мой прадед по матери – и вовсе академик Зиц, тот самый, великий нейрофизиолог. Вот почему у меня двойная фамилия, и «Зиц» в ней стоит на первом месте, так договорились между собой мои родители. Между прочим, «Марком» они меня назвали в честь императора Марка-Аврелия, это вам тоже не комар чихнул.
Марк Аврелий
Марк Донатович усмехнулся Вале, как бы иронизируя над собственной похвальбой. Общий эффект получился такой, какой надо: и впечатляюще, и обаятельно.
Было видно, что главврач обожает распускать перья перед красивыми женщинами, поэтому Ника решил повернуть разговор в более деловое русло:
– Скажите, что за диагноз у Сашиного отца? Сама она не смогла нам объяснить.
– Еще бы. Пойдемте в палату. Расскажу по дороге.
Отвлеченный от созерцания Вали, Зиц сразу стал сама деловитость. Взглянул на свой «роллекс», вскочил, заторопился.
– Ты, деточка, можешь подождать здесь, – сказал он Саше. – Я понимаю, это тяжело.
Та, побледнев, покачала головой.
– Нет, я с вами.
Первый раз Марк Донатович остановился в кабинетике секретарши (которая, очевидно, уже успела поговорить с Лондоном и упорхнула). Поднял палец и сказал:
– Начнем с того, что последствия всякой Си-И-Ти, то есть cranioencephalic trauma – черепно-мозговой травмы, непредсказуемы и чреваты непредсказуемыми осложнениями. Человеческий мозг – система тонкая, таинственная, постоянно ставящая нас в тупик. Да что же вы встали? Пойдемте.
По ходу объяснения эта сцена повторялась неоднократно. Доктор останавливался в коридоре, на ступеньках, на лестничной площадке, снова в коридоре, выдавал очередную порцию сведений и удивлялся – что это слушатели стоят, когда нужно торопиться.
Ознакомительная версия.
