Полковник встал, отряхнул локти и колени, крикнул:
— Ладно уж, Донат Саввич! Пускай. Не хочет — не надо.
Медленно двинулся через заросли, потом прыг в сторону — и схватил голого человека за плечи.
Он самый — дворянин Алексей Степанов Ленточкин 23 лет, никаких сомнений. Волосы каштановые вьющиеся, глаза голубые (в данный момент дико выпученные), лицо овальное, сложение худощавое, рост два аршина восемь вершков.
— Ну-ну, не трепещи ты, — успокоительно сказал полицмейстер, поскольку странно было бы обращаться к сумасшедшему и голозадому на «вы». — Я от владыки Митрофания, приехал тебе помочь.
Мальчишка не вырывался, стоял смирно, только очень уж дрожал.
— Сейчас я ему укольчик, чтоб не буянил, — раздался голос Коровина.
Оказалось, что в кармане у доктора имелась плоская металлическая коробочка. В полминуты Донат Саввич собрал шприц и заправил его прозрачной жидкостью из маленького пузырька, но Алёша вдруг жалобно заплакал и припал к груди полицмейстера. Непохоже было, что он склонен к буйству.
— Я вижу, что ошибался и вы ему действительно горячо любимый дядя, — хладнокровно заметил Коровин, засовывая снаряжённый шприц в карман.
— Ну вас к чёрту, — отмахнулся Лагранж и стал неловко гладить безумца по кудрявому затылку. — Ай-я-яй, как нас напугали нехорошие бяки. А вот мы им зададим. А вот мы им а-та-та. Я Василиска этого в два счёта выловлю, у меня не забалует. Только сунется, тут ему и конец.
Ленточкин всхлипывал, но уже не так судорожно, как вначале.
Чуть отодвинувшись, полковник вкрадчиво спросил:
— Что стряслось-то, а? Ну тогда, ночью? Ты говори, не бойся.
— Тс-с-с, — прошипел юноша, приложив палец к губам. — Он услышит.
— Кто, Чёрный Монах? Ничего он не услышит. Он днём спит, — сказал ему Феликс Станиславович, обрадовавшись членораздельным словам. — Ты тихонечко, он и не проснётся.
Пугливо покосившись на Коровина, безумец придвинулся вплотную к Лагранжу и зашептал ему на ухо:
— Крест — он не крест, а совсем наоборот. Кррррр по стеклу, стены тррррр, потолок шшшш, и не убежишь. Дверь маленькая, не пролезть. А окошки вообще, вот такусенькие. — Он показал пальцами. — Домок прыг-скок, избушка на курьих ножках.
Алексей Степаныч тоненько засмеялся, но тут же его лицо исказилось от ужаса.
— Воздуха нет! Тесно! А-а-а!
Он весь задрожал и принялся бормотать:
— Credo, Domine, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo…
Повторил латинское слово сто, а может, двести раз, и видно было, что скоро не перестанет.
Лагранж схватил мальчишку за плечи, как следует тряхнул.
— Хватит! Дальше говори!
— А что говорить, — внезапно произнёс Ленточкин спокойным, рассудительным голосом. — Иди туда, в избушку на курьих ножках. В полночь. Сам всё и увидишь. Только гляди, чтоб не стиснуло, а то сердце лопнет. Бамс — и брызги в сторону!
Согнулся пополам, зашёлся от хохота и теперь уже повторял другое: «Бамс! Бамс! Бамс!»
— Хватит, — решительно объявил Донат Саввич. — Вы на него действуете возбуждающе, а он и так слаб.
Лагранж вытер платком пот с шеи.
— Какая ещё избушка? О чём он?
— Понятия не имею. Обычный бред, — сухо ответил доктор и ловко вколол больному в ягодицу иглу.
Почти сразу же Ленточкин хохотать перестал, сел на корточки, зевнул.
— Всё, идёмте, — потянул полковника за рукав Коровин. — Он сейчас уснёт.
Оранжерею Лагранж покинул в глубокой задумчивости. Ясно было, что от «попрыгуна» помощи ждать нечего. Посланец преосвященного сделался совершенным идиотом. Ну да ничего, как-нибудь обойдёмся и сами. День нынче ясный, значит, и ночь будет светлая. Народится новый месяц, самая пора для Чёрного Монаха. Сесть с вечера в засаду на этой, как её, Постной косе. И взять голубчика с поличным, как только заявится. Что с того, что он призрак? В позапрошлом году, ещё в свою бытность на прежней должности в Привисленском крае, Феликс Станиславович лично заарестовал Стася-Кровососа, самого Люблинского Вампира. Уж на что ловок был, оборотень, а не пикнул.
Но прежде чем возвращаться в Арарат, оставалось закончить ещё одно дело.
Выйдя из тропиков на отрадную северную прохладу, полицмейстер прислушался к тишине, постоял с полминуты безо всякого движения, а потом стремительно бросился в кусты и выволок оттуда упирающегося человечка — того самого соглядатая, что давеча крался вдоль дорожки, да и под окном, надо полагать, тоже он подслушивал, больше некому.
Оказалось, знакомый. Такого раз увидишь — не позабудешь: чёрный берет, клетчатый плащ, фиолетовые очки, бородёнка клоком. Тот самый невежа с пристани.
— Кто таков? — проревел полковник. — Зачем шпионил?
— Нам нужно! Непременно! Обо всём! — затараторил коротышка, глотая слова и целые куски предложений, так что общего смысла в трескотне не просматривалось. — Я слышал! Власти предержащие! Священный долг! А то чёрт знает чем! Тут смерть, а они! И никто, ни один человек! Глухие, слепые, малиновые!
— Сергей Николаевич, голубчик, успокойтесь, — ласково сказал крикуну Коровин. — У вас опять будут конвульсии. Этот господин приехал к тому молодому человеку, что живёт в оранжерее. А вы что себе вообразили? — И вполголоса пояснил полковнику. — Тоже мой пациент, Сергей Николаевич Лямпе. Талантливейший физик, но с большими странностями.
— Ничего себе «со странностями», — пробурчал Феликс Станиславович, но железные пальцы разжал и пленника выпустил. — Полный умалишот, а ещё на свободе разгуливает. Чёрт знает что у вас тут за порядки.
Скорбный духом физик умоляюще сложил руки и воскликнул:
— Страшное заблуждение! Я думал, только я! А это не я! Это кто-то ещё! Тут не так! Всё не так! Но это неважно! Надо туда! — Он ткнул пальцем куда-то в сторону. — Комиссию надо! В Париж! Чтоб Маша и Тото! Пусть сюда! Они увидят, они поймут! Скажите им всем! Смерть! И ещё будут!
Всё, хватит. Лагранж был сыт по горло общением с идиотами. Он неделикатно покрутил пальцем у виска и пошёл прочь, но сумасшедший всё не желал угомониться. Обогнал полковника, забежал вперёд, вцепился руками в свои дурацкие очки и в отчаянии простонал:
— Малиновая, малиновая голова! Безнадёжен!
* * *
Чтоб не терять время, идя по плутающей меж холмов кирпичной дорожке, полицмейстер взял прямой курс на колокольню монастыря, что поблескивала золотой луковкой над верхушками деревьев. Шёл негустой рощей, потом поляной, потом жёлто-красными кустами, за которыми вновь открылась полянка, а за ней и окончательный спуск с возвышенности на равнину, так что был отлично виден и город, и монастырь, чуть не пол-острова да ещё озёрный простор в придачу.
На краю полянки, в ажурной беседке, сидел какой-то человек в соломенной шляпе и куцем пиджачке. Услышав за спиной решительную поступь, незнакомец испуганно вскрикнул и проворным движением спрятал что-то под пальто, лежавшее рядом на скамейке.
Этот жест был Лагранжу отлично знаком по полицейской службе. Так застигнутый врасплох вор прячет краденое. Можно без колебаний хватать за шиворот и требовать вывернуть карманы — что-нибудь уличающее уж непременно сыщется.
Вороватый субъект оглянулся на полковника и улыбнулся мягкой, сконфуженной улыбкой.
— Простите, я думал, это… совсем другой человек. Ах, как это было бы некстати!
Тут он заметил профессионально подозрительный взгляд Феликса Станиславовича и тихонько рассмеялся:
— Вы, должно быть, подумали, что я тут орудие убийства спрятал или ещё что-нибудь ужасное? Нет, сударь, это книга.
Он с готовностью приподнял пальто, под которым и в самом деле оказалась книга: довольно толстая, в коричневом кожаном переплёте. Одно из двух: либо какое-нибудь похабство, либо политическое. Иначе зачем прятать?
Но полицмейстеру сейчас было не до запретного чтения.
— Какое мне дело? — раздражённо буркнул он. — Что за манера приставать с глупостями к незнакомому человеку…
И пошёл себе дальше, чтоб спуститься по тропинке к городу.
Разговорчивый господин сказал ему вслед:
— Мне и Донат Саввич пеняет, что я слишком навязчив и докучаю людям. Извините.
В голосе, которым были произнесены эти слова, не было и тени обиды. Лагранж остановился как вкопанный, но не от раскаяния за грубость, а заслышав имя доктора.
Полковник вернулся к беседке, посмотрел на незнакомца повнимательней. Отметил доверчиво распахнутые голубые глаза, мягкую линию губ, детски-наивный наклон светловолосой головы.
— Вы, верно, из пациентов господина Коровина? — учтивейшим образом осведомился полицмейстер.
— Нет, — ответил блондин и опять нисколько не обиделся. — Я теперь совершенно здоров. Но раньше я точно лечился у Доната Саввича. Он и сейчас за мной приглядывает. Помогает советами, чтением вот моим руководит. Я ведь ужасно необразован, нигде и ничему толком не учился.
