С помощью рентгеновских лучей и индукционной катушки Румкорфа мошенники на спиритических сеансах морочат голову доверчивой публике, пугая ее внезапным появлением скелетов.
— Доверчивой публике стоило бы прогуляться по Катакомбам, — шепотом прокомментировал Жозеф.
Любители прогулок в Венсенском лесу расстроены внезапной смертью уток-мандаринок на озере…
— Похоже, репортерам совсем делать нечего — скоро они будут рассказывать нам о каждой бродячей собаке, издохшей под колесами фиакра… А вот это уже интересно.
ЭКСТРЕННАЯ НОВОСТЬ
Сегодня ночью канализационным рабочим обнаружен труп. Месье Мишель Потье шел по бульвару Распай к улице Буассонад и у ограды Монпарнасского кладбища увидел неподвижно лежащего на тротуаре человека. Личность покойного пока не установлена…
— Черт побери! Труп в двух шагах от входа в Катакомбы! Это надо вырезать… А где ножницы и клей? Вот невезение, они у меня на конторке, а тетенька и не думает избавить нас от своего присутствия!
— …Да-да, месье Легри, уверяю вас! Ваша супруга невероятно талантлива, ее портрет Рафаэллы де Гувелин — просто чудо расчудесное, и мне…
Жозеф решился на отчаянные действия — ему не терпелось поговорить с Виктором и пополнить коллекцию статеек о необычных событиях, которые служили ему подспорьем в писательском труде. Выскочив из укрытия, он метнулся к конторке, но с маху налетел на педаль велосипеда и, ругаясь почем зря, заскакал на правой ноге, схватившись за лодыжку левой под насмешливым взглядом Кэндзи.
— Черт, теперь синяк будет! — прошипел сквозь зубы Жозеф. — Смешно вам? Конечно, стульев тут понаставили — не развернешься. Я в подвал — надо сделать компресс, пока нога не распухла.
Виктор отвернулся, едва взглянув на зятя, но Жозеф успел прочитать в его глазах обещание поскорее освободиться.
Внизу, миновав склад, загроможденный книгами, молодой человек доковылял до бывшей фотолаборатории, отданной Виктором ему в безраздельное владение. Подождав, пока боль утихнет, и обработав уже наливавшийся кровью синяк, он аккуратно наклеил в блокнот со всякой всячиной три вырезки из «Пасс-парту». Что ж, придется вернуть мадам Баллю искромсанную газету… Жозеф подчеркнул красным карандашом имя Мишеля Потье, канализационного рабочего, и в порыве вдохновения набросал сюжет нового романа-фельетона, в котором фигурировали рентгеновские лучи, подземелья Парижа, горы костей и сумасшедший ученый, которого не менее сумасшедший колдун превратил в утку-мандаринку.
— Назову это «Люди подземелий» или «Демоническая утка»!
— Надеюсь, я не вспугнул вашу музу? — Виктор, бледный и осунувшийся, опустился на табурет. — Гувелинша меня оглушила на левое ухо. А как ваша лодыжка?
— Если начнется гангрена, придется ее ампутировать, — вдумчиво сказал Жозеф.
— Эй, вы двое внизу! Мне нужно отлучиться по делу! — прогремел сверху голос Кэндзи. — Извольте кто-нибудь присмотреть за лавкой!
Виктор и Жозеф, повздыхав, поплелись в торговый зал.
— И почему он все время где-то шастает? Дело у него, видите ли, — проворчал Жозеф в адрес тестя. — Кстати, спасибо, что вчера бросили меня одного в Катакомбах. Я, конечно, готов безропотно обеспечивать вам алиби всякий раз, как вы решите поиграть в поборника справедливости, но в данном случае я имею право хотя бы узнать результаты вашей беседы с княгиней Максимовой. Что у нее стряслось?
— Я только что пришел, Жозеф, дайте мне отдышаться!.. Ладно, помните того длинноволосого денди, который сопровождал Эдокси, когда она заявилась к нам в лавку? Вы в тот день как раз прикупили для нас бесценные «этцели» у герцога де Фриуля.
— Вы о кларнетисте? — проглотил насмешку молодой человек.
— Да. Он утонул.
— Стало быть, хитрая бестия заманила вас в Катакомбы для того, чтобы сообщить эту радостную новость? Или она все-таки снова пыталась вас соблазнить?
— Кларнетист был любовником ее подруги Ольги Вологды, прима-балерины Опера, — не отреагировал на подковырку Виктор. — И у Эдокси есть подозрение, что кто-то пытался мадемуазель Вологду отравить. Должен признать, эта история показалась мне несколько замысловатой…
— Порой реальность превосходит любой вымысел. Каким образом ее хотели отравить?
— Ольга Вологда отведала угощения, присланного ей анонимным поклонником. Подарок оказался пряничной свинкой с ее именем, а на карточке было написано: «Съешь меня…» и еще что-то.
— Пряничная свинка! — воскликнул Жозеф. — Вчера вечером, после того как вы малодушно сбежали, я познакомился с одним музыкантом, который, правда, больше походил на гладиатора, чем на виртуоза смычка. Так вот, коротышка, провожавший нас в крипту, вручил ему сверток. Угадайте, что в нем было?
— От мертвого осла уши? — предположил Виктор.
— Нет, пряничная свинка! И у нее на боку глазурью было выведено имя. Я его запомнил, потому что папенька, когда пытался меня накормить в детстве, всякий раз читал мне «Сетования» Жоашена дю Белле:[49]
Франция, матерь искусств, оружия и законов,
Вскормлен я был в свое время твоим молоком…
— Жозеф, вы бредите?
— Скрипача звали Жоашен — как дю Белле! И ему тоже прислали карточку вместе со свинкой. Я успел прочитать: «Маэстро, съешьте меня…» Дальше не помню. Вот только попробуйте сказать, что между ним и вашей балериной нет ничего общего… О, у нас посетитель!
На пороге книжной лавки «Эльзевир» возник господин в помятом костюме и фетровой шляпе а-ля Виктор Гюго. По роскошным галльским усам Виктор тотчас узнал комиссара Рауля Перо — доброго гения бродячих псов и беспризорных черепах.
— Месье Легри, месье Пиньо, ваш покорный слуга! Не смог отказать себе в удовольствии заглянуть к вам, проходя мимо. Ох, сколько книг, сколько книг! А запах — кожа и бумага, какое чудо!
— Давненько мы вас не видели, комиссар! — искренне улыбнулся Виктор.
— Меня снова перевели в другой участок. Надо сказать, эти постоянные переезды мне весьма тяжело даются. Надеюсь, на сей раз я надолго обосновался под сенью Бельфорского льва.
— Моя супруга читала мне ваши стихи, опубликованные в «Жиль Блаз». Браво! Они превосходны!
— Вы слишком добры ко мне, месье Легри. Услышать такое от знатока поэзии необычайно лестно. А нет ли у вас…
— Сочинений Жюля Лафорга? Увы, в данный момент нет.
— Что ж, я готов удовольствоваться сборниками других символистов. К слову, вы не были на спектакле «Король Убю»? Премьера состоялась в минувшем сезоне в театре «Эвр». Общество шокировано этим вызывающим фарсом Альфреда Жарри, но символистская молодежь встретила его восторженно, я и сам хохотал как сумасшедший!
— Кажется, я видел томики Эфраима Микаэля и Рене Гиля, когда составлял опись, — вспомнил Жозеф. — Непременно найду их и доставлю вам, месье Перо.
— Очень любезно с вашей стороны, месье Пиньо. Знаете ли вы, что мои подчиненные не пропускают ни одного из ваших романов-фельетонов? Я и сам порой с наслаждением вас почитываю, если выдается свободная минутка.
— Много работы?
— В основном текучка, однако случаются и весьма драматические события. Сегодня ночью мы, к примеру, подобрали труп скрипача у Монпарнасского кладбища. Я уже провел кое-какое расследование и пришел к выводу, что он возвращался с концерта в Катакомбах, но что-то помешало ему добраться до дома.
Виктор, покосившись на Жозефа, спросил:
— Полагаете, это было убийство?
— О-ля-ля, вижу прежнего месье Легри! — хитро заулыбался Рауль Перо. — Пока неизвестно, тело в морге, на вскрытии. Но у господина скрипача рваная рана на виске, и от него попахивало спиртным — полагаю, он мог упасть и размозжить себе череп о мостовую.
— А почему вы думаете, что он побывал в Катакомбах? И откуда известно, что он скрипач? — поинтересовался Жозеф. — Что вас навело на след?
— Дело в том, что в канаве рядом с телом была найдена неопровержимая улика: скрипичный футляр, а в нем… скрипка! Нет-нет, господа, больше ничего сказать вам не могу. Но знайте, что я направляюсь в Префектуру, откуда немедленно свяжусь с организаторами концерта в Катакомбах на предмет проведения опознания… Месье Пиньо, ваша матушка делает вам таинственные знаки.
Жозеф обернулся. Стоя на тротуаре у витрины, Эфросинья в шляпке набекрень и сбившемся шиньоне энергично грозила сыну пальцем. Он тотчас выскочил из лавки.
— Ой, что будет!.. — шепнул Виктор комиссару, предвкушая громы и молнии, которые наверняка будет слышно в торговом зале.
Мадам Пиньо всецело оправдала его ожидания.
— Иисус-Мария-Иосиф! Ах ты поросенок! И ты еще смеешь считать себя взрослым мужчиной?! Завел, видишь ли, семью, ребенка, второго заделал, а сам неизвестно где ночами шляется, когда его дочурка кашляет так, что стены трясутся!
