Борис Акунин - Смерть на брудершафт. ОПЕРАЦИЯ ТРАНЗИТ. Фильма девятая. БАТАЛЬОН АНГЕЛОВ. Фильма десятая

Ознакомительная версия.

Первые взводы Бочка взяла неслучайно — в них подбирали ударниц, которые лучше показали себя в учении.

Романов поминутно оглядывался. В прежние времена этакое равнение, вероятно, считалось бы паршивым, но по нынешним революционным временам, когда обычные солдаты разучились попросту ходить в ногу, строй Ударного батальона смотрелся образцово. Среди зевак, глазевших на диво-дивное чудо-чудное — военных баб, рёгота и свиста почти не слышалось, преобладали возгласы поощрительные, даже восторженные. Кто-то, впрочем, и вытирал слезы, но таких было немного.

Бочарова ни разу не обернулась — желала продемонстрировать, что полностью уверена в своем войске. Но Алексей знал, что начальница ужасно волнуется.

Не исключались провокации и даже столкновения. От большевиков не приходилось ожидать джентльменского отношения к женщинам. Их газетенки и листовки писали про ударниц чудовищные гадости, печатали похабные карикатуры. Можно было не сомневаться, что пораженцы накинутся на доброволок с грязной бранью, а может быть, и с кулаками. Бочка очень боялась, что «девочки» не выдержат натиска и разбегутся. Случись такое — и женскому ударническому движению конец, оно станет всероссийским посмешищем. Поэтому место на Марсовом поле сводному отряду было отведено защищенное: с одной стороны юнкера, с другой — герои-инвалиды.

Только туда еще нужно было добраться, а с Васильевского острова по Благовещенскому мосту валил плотный поток — понизу темный, поверху кумачовый. На флагах серпы и молоты, на транспарантах надписи: «Долой империалистическую войну!», «Хватит проливать братскую кровь!», «Смерть мировой буржуазии!».

— Беда! — краем рта сказала Бочка. — Не поспели! Пропустить их, что ли? Скомандовать «Стой»?

Авангард большевистской колонны миновал мост и замедлил ход — там тоже заколебались, не пропустить ли вперед небольшую, но организованную и вооруженную воинскую часть. Путь к месту манифестации отсюда был один, вдоль Невы.

Песня про соколов-орлов ослабела и стихла. Рабочие, нестройно горланившие про проклятьем заклейменного, тоже умолкли.

— Солдаты! С винтовками! — загалдели на мосту. — Нет, юнкера!

Кто-то там начальственно крикнул:

— Спокойно, товарищи! Без паники! Манифестация для всех! Ничего они нам не сделают!

Солнце светило в глаза большевистскому скопищу. Но вот кто-то глазастый заорал:

— Ребя! Это не юнкера! Бабское войско Сашки Керенского!

— Точно! — подхватил кто-то. — Вона у командира сиськи торчат!

И грянул хохот, покатился от головы серо-бурого удава вдоль длинного, вытянувшегося по мосту туловища. Толстенная змеища задергалась, закорчилась, поперла вперед, заслоняя путь.

— Нельзя останавливаться, — сказал начальнице Романов. — Нужно ускоренным мимо, пока они всю набережную не запрудили.

Он обернулся, кивком подозвал унтеров, и все четверо встали рядом, плечо к плечу, готовые, если понадобится, защитить командиршу.

А из толпы противников войны вперед выскочили несколько самых бойких и быстро пошли навстречу батальону.

— Сто-ой! Раз-два! — трубным голосом скомандовала Бочарова.

Совет помощника запоздал: даже ускоренным шагом мимо моста было уже не пройти, и с каждой секундой на набережной все шире разливалась свистящая, орущая, улюлюкающая орда.

Усатый в кепке, шагавший впереди всех, перекрывая шум, крикнул:

— Эй, подстилки буржуйские, брысь отсюда!

Его обогнал весельчак в малиновой косоворотке.

Он махал согнутыми в локтях руками, изображая петушиные крылья, притоптывал.

— Ку-ка-ре-ку! Ух, курочки, потопчу!

Бочарова первый раз обернулась. Увидела стоящих вплотную мужчин.

— Уйдите назад!

— Ни за что на свете, — отрезал Романов.

— Кто обещал подчиняться?! — сверкнула глазами начальница. — Это приказ!

Алексей не тронулся с места. Унтера тоже.

Тогда Бочка перешла с командного тона на просящий:

— Мы сами должны. Сами! Без мужчин. Неужто вы не понимаете?

Шепотом выругавшись, штабс-капитан махнул гвардейцам:

— За мной! Шагом марш…

И все пятеро побрели в хвост колонны.

— Офицерье драпает! — орали сзади. — Навали, ребята!

Бочарова осталась впереди одна. Встала, широко расставив ноги, уперлась руками в бока.

— Граждане свободной России! — завопила она тем же голосом, каким на плацу обращалась к батальону. — Родина воюет, истекает кровью! А вы втыкаете ей нож в спину!

Парень в косоворотке, приплясывая и кривляясь, перебил ее:

— Щас я тебе воткну!

И сделал похабный жест, который вызвал восторг у валивших следом.

Но вышел из орущей толпы неприметный человек в пиджаке и галстуке, властно махнул рукой, и толпа замедлила ход, остановилась. Оказывается, у буйной орды имелся вожак, и она отлично его слушалась.

Теперь рабочих с ударницами разделяло не больше двадцати шагов.

— Граждане женщины! — пронзительным, привычным к митингованию дискантом воззвал предводитель. — Я обращаюсь к вам от имени Совета рабочих и солдатских депутатов! Болтуны и истерички заморочили вам голову! Зачем вы надели военную форму? Зачем взялись за винтовки? Мало в России безутешных матерей? Будет, повоевали за царя Николашку да Керенского Сашку! Не давайте себя дурачить! Вставайте под красный флаг! Пойдем вместе с нами! Штыки в землю! Мир народам!

— Это большевик! Не слушайте его! — крикнула Бочка. — Они за германские деньги стараются!

К ней, поперек батьки, сунулся малиновый озорник. Видать, не по нраву ему были трезвые речи большевистского агитатора.

— Добром не пойдете, силой поволокем! — Он схватил Бочарову за портупею. — Сымай амуницию, толстуха!

Коротко размахнувшись, командирша двинула его кулаком в скулу — вроде и несильно, но парень отлетел, упал и чуть не перекувырнулся.

В толпе зашумели:

— Ого! Здоровенная, зараза!

— …Ах ты драться, сука!

— Бей их, товарищи!

Полетели камни. Подобрать их на Английской набережной было негде — значит, демонстранты запаслись заранее.

Бочарова начала расстегивать кобуру, но булыжник угодил ей в лоб, сбил фуражку. Командирша покачнулась.

— Батальон, винтовки к бою! — страшным, хриплым голосом приказал Романов, помня, что вперед ему соваться нельзя. — В атаку! Вперед! Ура!

Махнул унтерам, они взялись за руки и вытянулись в цепочку, готовясь остановить и повернуть малодушных.

— Уррааа! — не закричал — запищал строй.

Рассыпался, но двинулся не назад — вперед.

Демонстранты такого быстрого и дружного натиска никак не ждали. От наставленных штыков те, кто был уже на набережной, бросились врассыпную. Стоявшие на мосту попятились, там образовалась давка. Теперь колонна напоминала удава с разможженной головой: длинное тело бессмысленно дергалось и корчилось, с двух сторон стиснутое перилами.

Закачавшись, рухнул транспарант, суливший смерть буржуазии. Агитатор в галстуке как сквозь землю провалился. Все толкались, метались. Кто-то упал и не мог подняться, орал благим матом.

Алексей тоже бежал, зорко поглядывая по сторонам. Едва увернулся от штыка — это Лаевская из второй роты неслась с зажмуренными глазами, не разбирая дороги. Проворная и сильная Асоян, правофланговая третьей, грамотно двинула прикладом по хребту улепетывающему пролетарию. Голицына влезла на тумбу и высоко держала флаг батальона.

А вот худосочную Шацкую пришлось выручать. В ее карабин вцепился обеими руками здоровяк в солдатской гимнастерке — того гляди отнимет оружие. Романов, не останавливаясь, припечатал детину рукояткой револьвера в висок.

— Спасибо! — пискнула адмиральская дочка.

— Про штык забыли, — укорил ее штабс-капитан. Взял под локоть сидящую на мостовой Бочарову.

Она вытирала с лица кровь.

— Мутит? — спросил Алексей. — Дай перевяжу, у меня бинт в кармане. Обопрись на меня.

Но Бочка оттолкнула его, поднялась.

— Ничего, у меня башка крепкая… — И как заорет: — Коли их девочки, коли! В жопу, в жопу!

Он не дал ей побежать вперед.

— Стой ты! У тебя, может, сотрясение мозга. Начальница блаженно улыбалась, вид у нее был совершенно счастливый.

— Мозгов у меня нету. Одно упрямство. — Подмигнула помощнику. — Что, капитан, не подвели мои девоньки? Теперь и на фронт можно.

— Госпожа начальница, мало нам дождя, еще и гроза будет, — жалобно сказал кто-то вслед командирше и ее помощнику, быстро шагавшим вдоль походной колонны. — Ишь, рокочет.

Вдали, где над хмурым горизонтом набрякли тучи, заполыхали бледные зарницы и перекатился глухой рык — будто откашлялось сонное, брюзгливое чудовище.

Ознакомительная версия.