– Александр Македонский, именуемый Великим, – завывал между тем жрец, и его голос впечатляюще громким эхом отдавался от стен. – Умер в Вавилоне тридцати трех лет от роду, в год 114-й Олимпиады, когда Гегестий был архонтом[44] Афин. – Я попытался припомнить, кто мог в тот год быть консулом в Риме, но не смог. – Прежде чем присоединиться к бессмертным богам, он завоевал больше земель, чем любой другой человек в истории, присоединив к империи своего отца всю Персию и другие многочисленные земли. Когда он умер, его владения простирались от Македонии до Индии и до порогов Нила.
«Помпей, попробуй его переплюнуть!» – подумал я.
– Он умер в середине июня, – продолжал жрец, – и поскольку богоравный Александр не имел наследников мужского пола, его тело целый месяц лежало, выставленное для всеобщего прощания, а его полководцы все это время решали будущую судьбу Македонской империи. Уже потом были призваны искусные египтяне и халдеи, дабы забальзамировать его бренные останки.
– Его оставили там лежать на месяц? В июне?! В Вавилоне?!
Юлия больно ткнула меня локтем в ребра.
– Ш-ш-ш!
– Ну, полагаю, наверняка кто-то подумал о том же и откачал … э-э-э из тела все жидкости, чтобы оно подольше сохранилось, а также уложил его в каком-нибудь прохладном помещении дворца, – пояснил жрец. – В любом случае тело царя Александра, несомненно, было не таким, как у обычного человека. Он присоединился к бессмертным, и, вполне вероятно, как это произошло с Гектором, который волочился за колесницей Ахилла, покровительствовавшие ему боги сохранили его тело в целости и уберегли от разложения.
– Хотелось бы надеяться, что все было именно так, – сказал я. – Иначе во дворце невозможно было бы находиться.
И получил еще один толчок локтем от Юлии.
– Тело царя, – продолжал жрец, – было завернуто в сидонское полотно самого высшего качества, как вы сами вскоре увидите, и затем было заключено в золотые пластины, весьма искусно выкованные, дабы сохранить и потом представить всем точные черты его лица. После его уложили в золотой гроб, а все оставшиеся пустоты были заполнены редкими специями и благовониями. Золотая крышка гроба была выкована так, чтобы в точности повторять черты Александра. Затем была подготовлена погребальная колесница, роскошная, какой не видели ни до, ни после. Она была сделана лучшими мастерами, дабы выдержать долгий и трудный путь через Азию. Ее внешний вид являл собой сочетание греческого изящества и варварского великолепия Персии. На колеснице, устланной тирскими коврами работы знаменитых тамошних мастеров, был установлен саркофаг из пантальского мрамора с вырезанными на нем сценами из героической жизни царя. Саркофаг был защищен снаружи золотым футляром, на его крышку был наброшен пурпурный плащ, весь расшитый золотой нитью. А на него были уложены доспехи и оружие царя.
Усыпальницей царя, местом хранения саркофага стала погребальная камера десяти локтей[45] в ширину и пятнадцати в длину, выполненная в виде ионического храма; ее пропорции идентичны тому месту, в котором мы с вами сейчас находимся. Колонны и потолок в ней изготовлены из золота и усыпаны драгоценными камнями. В каждом углу установлена статуя крылатой богини победы, выполненная опять же из золота. Вместо стен камеру окружает золотая решетка, чтобы подданные царя могли видеть его саркофаг, когда здесь проходила похоронная церемония. На решетке закреплены прекрасные фрески, занимающие место ионического фриза. Изображение на передней стороне камеры показывает царя на его боевой колеснице, рядом с ним телохранители – перс и македонец. Другая фреска демонстрирует боевых слонов, следующих за царем, и его личную свиту, на третьей – конница в боевом строю. И, наконец, на последней изображены боевые корабли, готовые к битве. При входе в погребальную камеру стоят золотые статуи львов.
Я уже начал подозревать, что во всей империи Александра после строительства его гробницы вообще не осталось никакого золота. Но нас ждали еще более захватывающие сведения.
На крыше погребальной колесницы была установлена золотая корона в виде лаврового венка победителя и завоевателя. Когда это огромное сооружение двигалось, солнечные лучи отражались от короны и сверкали, как молнии Зевса. У повозки было две оси и четыре колеса. Колеса были выполнены в персидском стиле и окованы железом, а их спицы и ступицы покрыты золотом. Концы осей были выполнены в виде голов львов, держащих в зубах золотые стрелы.
На этом, решил я, жрец должен закончить. Но этого не произошло.
– Погребальную колесницу везли шестьдесят четыре специально отобранных мула. На их головах были позолоченные украшения в виде короны, с которых на каждую сторону свисало по золотому колокольчику, а их хомуты были изготовлены из драгоценных тканей, украшенных золотом и каменьями. Процессию сопровождал целый штат механиков и дорожных мастеров, а охранял ее отряд отборных воинов. Подготовка к последнему путешествию царя в Александрию продолжалась два года.
Из Вавилона процессия проследовала через всю Месопотамию, затем в Сирию, дошла до Дамаска, а затем до храма Амона в Ливии, где бог мог встретить и лицезреть своего божественного сына. Оттуда процессия должна была проследовать в Эгию в Македонии, где саркофаг должен был быть погребен наравне с прежними македонскими царями. Но когда погребальная колесница пересекала Египет, навстречу процессии выехал Птолемей Сотер, один из сподвижников царя, и он сумел убедить командующего позволить ему провести последние траурные церемонии в Мемфисе.
– Утащил покойника, да? – прошептал я, довольно громко. – Отлично сработано! Я бы на его месте тоже не позволил бы вывезти столько золота из своего царства.
Еще один удар в бок.
– Тело царя пребывало в Мемфисе несколько лет, – продолжал жрец, не обращая на меня внимания, – пока не было закончено строительство этого великолепного мавзолея. После чего была проведена торжественная праздничная церемония, и царь Александр Великий нашел свое последнее пристанище в городе, названном его именем.
Экскурсовод дал нам возможность некоторое время полюбоваться всем этим великолепием, после чего жестом пригласил снова следовать за ним. Мы вошли в помещение, где на всеобщее обозрение были выставлены одежды и оружие Александра, потом в еще одно, где находился мраморный саркофаг, который нам так подробно описал жрец, и внешний гроб-футляр с прекрасно сделанной крышкой из золота. Дав нам время осознать все увиденное, он провел нас в последнее помещение.
Это была комната сравнительно скромных размеров, идеально круглая и с купольным потолком. В центре лежало тело Александра, завернутое в тончайшие, великолепно сделанные золотые одежды, более всего похожие на футляр. Выглядел царь так, словно был готов в любую минуту проснуться и встать. По македонской традиции он был уложен на кровать, вырезанную из алебастра. Я нагнулся к Юлии и прошептал ей на ухо:
– А парнишка-то был совсем маленького росточка!
К сожалению, помещение обладало некоторыми поистине магическими свойствами, в частности, оно усиливало любой звук. Мои произнесенные шепотом слова прозвучали столь громко, словно их выкрикнул глашатай. Жрец и прочие посетители уставились на нас, так что мы, здорово смущенные, были вынуждены поспешно покинуть место скорби, рассыпаясь в словах благодарности и всячески выражая свое восхищение.
– Ты опять с утра пил? – требовательным тоном осведомилась Юлия.
– Клянусь, ни капли!
Я уж думал, что она сейчас набросится на меня с кулаками, но моя невеста не могла долго пребывать в таком недовольном настроении, так что когда мы сели в носилки, то оба уже неудержимо хохотали.
– Должно быть, там, внутри, несравнимо веселее и интереснее, чем это видится отсюда, снаружи, – заметил Гермес.
– А теперь – на стадион! – провозгласил я, и носильщики подняли наши носилки на плечи и тронулись в путь.
– Ты что-нибудь узнала? – спросил я у Юлии, когда мы продвигались по улицам.
– Это трудная задача – заставить александрийских дам разговаривать о чем-то, кроме религии и модной одежды. И вообще, в монархическом государстве не принято вслух обсуждать политику.
– Забудь ты про этих александрийских дам! – посоветовал я. – Лучше побеседуй с женами чужестранных послов, особенно тех пока что независимых стран, которые опасаются стать следующими прибавлениями к Римской империи.
Юлия бросила на меня острый взгляд.
– А ты что успел узнать?
– Очень немногое, – признался я. – Но подозреваю, что Ификрат, несмотря на свои многочисленные возражения, имел неплохие побочные доходы, проектируя и конструируя оружие и боевые машины для наших врагов или для тех, кто рассчитывает вскоре стать нашими врагами. Парфия, к примеру, – отличное место для начала. Теперь, когда мы подчинили себе Ближний Восток, царь Фраат III Парфянский отлично видит, что Помпей, Красс и, прости меня, твой дядюшка уже вовсю рычат у его ворот подобно стае голодных молосских псов. А это последнее действительно богатое царство, еще остающееся независимым.
