До сего момента именно так Николас и думал, но тон вопроса явно предполагал отрицательный ответ, и потому Фандорин покачал головой.
— Правильно. Какой доход от газировки? У Яся свой проект, существенно отличающийся от моего, но тоже завязанный на тендер по «Ильичу». На мощностях комбината он сможет развернуть массовое производство «суперрелаксана». Слыхали про такой чудо-препарат?
— Нет.
— А между тем о нем много пишут и говорят. Волшебное снадобье, изобретенное отечественными гомеопатами на основе древесных грибов. Незаменимое средство от неврозов, мигрени, депрессивных состояний, абстинентного синдрома. Разработано научно-исследовательским центром фирмы «ДДА». Средств на пиар Ясь не жалеет. На лоббирование тоже. «Суперрелаксан» блестяще прошел испытания, получил лицензию и рекомендован к безрецептурному применению. Средство и в самом деле уникальное: быстрого действия, без каких-либо побочных эффектов. Кроме одного… — Куценко сделал паузу. — Я потратил полтора миллиона на собственное исследование свойств «суперрелаксана». Обнаружилось, что у людей, склонных к медикаментозной зависимости, эти таблетки со временем создают стойкое привыкание.
— Это что, наркотик?
— Да. Медленно действующий, так что поначалу нет никаких тревожных симптомов, но мощный, очень мощный. По мере привыкания к «суперрелаксану» и увеличения дозировки круг интересов реципиента сужается, подавляется регенеративная способность, развивается апатия. Наладив массовое производство, Ясь собирается развернуть бешеную рекламную кампанию. В течение первого года таблетки будут очень дешевы. Со второго года, когда включится механизм привыкания, цены на «суперрелаксан» постепенно начнут расти. К тому времени и драгсторы как раз расползутся по всей России. Розовая мечта любого предпринимателя — замкнутый цикл от добычи сырья до розничной торговли. Мой старый дружок задумал всю страну на «колеса» подсадить. Такой вот у него бизнес-проект.
— Но почему вы не обнародуете результаты своих исследований? — воскликнул Фандорин. — Об этом же нужно кричать, бить в колокола!
Мират Виленович снисходительно улыбнулся:
— Свобода слова, Николай Александрович, это когда один кричит одно, другой противоположное, и кто громче орет, тому больше верят. Здесь мне за Ясем не угнаться — он начал орать много раньше и преуспел много больше. Нет, в колокол звонить я не буду. Я ведь не звонарь, а хирург. И решу эту проблему как привык — с помощью скальпеля. А вы мне поможете, потому что одна голова хорошо, а две лучше. Ведь поможете?
— Конечно! Если смогу…
— Ну вот и отлично. Работаем. Куценко нажал кнопку интеркома.
— Игорек? Бери Ходкевича и живо ко мне. Тут одну задачку надо порешать.
И минуту спустя начался военный совет, но с участием не двух голов, а четырех. Кроме хозяина дома и Фандорина в совещании приняли участие Игорек, секретарь Мирата Виленовича, и Павел Лукьянович Ходкевич, управляющий усадьбой.
Ситуацию изложил сам Куценко — бесстрастно, кратко, будто в самом деле речь шла о шахматной задачке. По времени эта сводка была раз в шесть короче, чем многословное признание Николаса, а по информативности содержательней, потому что, когда в завершение Мират Виленович спросил:
«Вопросы есть?», таковых у слушателей не оказалось, только управляющий почесал стриженную ежиком макушку и инцестуально выругался.
— Вопросов нет, значит, исходные условия понятны, — констатировал главнокомандующий. — Тогда предложения. Игорек, ты что это рисуешь?
— Схему, Мират Виленович. Сейчас, подождите, пожалуйста, минуточку. Диспозиций без карты не бывает.
Человек-гора говорил мягким, рассудительным голосом мальчика-отличника, плохо сочетавшимся с богатырской статью. Ах да, он ведь учился в Америке, вспомнил Николас и не удержался, спросил:
— Игорь, а какой университет вы заканчивали?
— Уэст-Пойнт, — ответил секретарь, старательно обводя какие-то детали рисунка красным фломастером. — Вот, прошу.
Все склонились над схемой, изображавшей усадьбу и ее окрестности.
— Предложение сводится к следующему. В четыре ноль ноль «мерседес» и два джипа выезжают из ворот. Пустые, с одними шоферами. Личный состав скрытно выдвигается сюда и сюда, в засаду. В пять тридцать господин Фандорин, согласно полученной инструкции, отключает двенадцатый датчик, расположенный вот в этом секторе. Противник проникает через этот квадрат на территорию и попадает под перекрестный огонь с позиций, обозначенных цифрами 3, 4 и 5. Не уйдет ни один, гарантирую.
Диспозиция выглядела впечатляюще, но оценка Мирата Виленовича была саркастической:
— Ты что, Игорек, штангу перекачал? Давай, устрой мне тут разгром немецко-фашистских захватчиков под Москвой. Плакал тогда мой тендер. Нет уж, господа хорошие, обойдемся без пальбы. А что ты скажешь, Лукьяныч?
Управляющий пососал висячий ус, хитро прищурился.
— А шо я вам ховорил, Мират Виленовитш? Кохда датшу обустраивали, помните? Вы мне: затшем нам туннель, шо за хлупости? А я вам: подумаешь, двести тышщ, а мало ли шо? Пускай вже будет. Хто прав-то оказался, а? Нынтше туннельтшик в самый раз сгодится.
— Ну-ну, — поторопил его Куценко. — Ближе к делу.
Управляющий ткнул прокуренным пальцем в схему:
— Та вот. Девотшку отправим туннельтшиком к рэтшке. Вот тутотшки выйдет, к притшалу. Там у меня катеротшек, всегда на ходу. А вы с Ингой Сергеевной и хлопцамы ехайте себе в Москву, как ни в тшом не бывало. Пустые машины пускать нельзя, могут прыборами нотшного видения просветить. В полшестого те псы в дом залезут, а тут пустэнько. Птитшка улетела.
— Отличный план, — сразу сказал Мират Виленович. — Просто превосходный. Эвакуируем Миру катером. Потом в мой самолет и на Тенерифе. — Он обернулся к Фандорину. — Вы, Николай Александрович, с семьей тоже полетите. Позагорайте там, пока я разрулю ситуацию с Ясем. Он играет не по правилам, а за это придется отвечать. Потом сможете вернуться. Ты (это уже Игорьку) дашь в сопровождение Николаю Александровичу и Мире двух ребят, потолковей. Во-первых, пусть доставят Мирочку в аэропорт — там встретят. А во-вторых, пусть заберут семью Николая Александровича, там за квартирой может быть слежка. Секретарь кивнул.
— Лукьяныч, тебе тут придется туго, — продолжил Куценко. — Мадам Богомолова обидится, что ее переиграли, может впасть в истерику. Поэтому никакого сопротивления, никакого героизма.
— А я шо, — развел руками Ходкевич. — Спросят — скажу: так, мол, и так. Как гости уехали, англытшанин побежал к хозяину в кабинет, заперлись они там тшего-то. Потом все забэгалы, поразъихалысь. Я завхоз, тшеловек маленький, за полотэнца ответшаю. Ну, дадут пару раз по ушам, а убывать не станут.
Главнокомандующий посмотрел на часы.
— Так. Сейчас без пяти три. Выезжаем в четыре, как собирались. Без суеты, без спешки. Пойду, поговорю с Мирочкой. Объясню, что и как.
В дверь кабинета дробно, одними ноготками, постучали. Не дожидаясь отклика, вошла улыбающаяся Инга Сергеевна — в джинсах, кардигане, волосы стянуты на затылке в конский хвост.
Увидев, как сосредоточенны и хмуры мужчины, хозяйка тоже переменилась в лице.
— Что такое, Мират? Случилось что-нибудь?
— Тебе всё расскажет Николай Александрович. Игорек, Лукьяныч, за дело. Ничего, милая, всё обойдется.
Он коротко поцеловал жену и пошел к выходу. На пороге повернулся к Фандорину:
— Говорите всё. У меня нет от Инги секретов.
А «цыпуля» на стороне, мысленно спросил Ника. Ладно, не мое дело. И вздохнул, но не по поводу супружеской неверности Мира-та Виленовича, а в предчувствии тяжкой беседы с неминуемыми охами, вскриками и, наверное, даже слезами.
Слава богу, догадался в самом начале налить даме коньяку — вот когда бутылка-то пригодилась. И потом, как только замечал, что у Инги Сергеевны расширяются глаза или начинает дрожать подбородок, сразу же подливал еще. Госпожа Куценко послушно выпивала бурую влагу, на время успокаивалась. Так, при помощи коньяка, и добрались до конца триллера.
Николас и сам пару раз приложился, прямо из горлышка — сейчас было не до церемоний. Когда же в бутылке обнажилось донышко, Инга (отчество, как и дурацкое «сэр» и процессе беседы отпали самим собой), достала из стенного бара бутылку ирландского виски.
К тому моменту говорила уже она, а Ника слушал, не перебивал. Чувствовал, что женщине необходимо выговориться, да и рассказ, на первых порах не особенно увлекательный, постепенно набирал красочности и драматизма.
— Мират вам про бизнес объяснил, — начала Инга, глядя, как в бокале посверкивают янтарные искорки. — Только бизнес тут не всё… И не главное. То есть, с мужской точки зрения, возможно, и главное, но у нас, женщин, другие представления о том, что важно, а что нет. Я вам сейчас один секрет открою. Мы трое — Мират, Ястыков и я в одном классе учились. Да-да, лет мне уже ого-го сколько. (Здесь Фандорин, как и требовалось, изумился, хотя этот «секрет» ему уже был известен.) Ну, как говорится, за молодость и красоту. (Чокнулись, выпили.) Так что с детства друг друга знаем. С пятого, что ли, класса. Или с шестого. Яся родители из-за границы привезли. Всё у него было иностранное, с наклейками. Ластики, кроссовки, фломастеры там всякие — это же по тем временам редкость была. К тому же он был красавчик, уже тогда. А Мират был очкарик, зубрила. Щупленький, некрасивый заморыш. И кличка соответствующая — Куцый. По мне сох, но я дурочка была, как все девчонки. Мне нравились мальчики, похожие на Олега Видова или Николая Еременко. Чтоб высокие, плечистые. А Куцего я гоняла, потешалась над ним, и иногда довольно жестоко… Ясь тоже его шпынял. По-моему, иногда даже поколачивал — не со злобы, больше для развлечения. А через пару лет, как подросли, начались у нас в классе романтические приключения. Я влюбилась в Яся — просто по уши. Конечно, хотелось и девчонкам нос утереть, они все по нему сохли. В конце девятого класса, после школьного вечера (они тогда назывались «огоньки»), пригласил он меня домой. Родители его отсутствовали, уехали куда-то. Ясь завел «Джизус Крайст суперстар», я выпила ликёра, ну и, в общем, как говорили в советских фильмах, у нас было. За любовь? (Выпили за любовь.) Ну, было и было. Ничего ужасного, даже мило. Гормоны, влюбленность, то-сё. Только Ясю мало было девочку дефлорировать, ему еще похвастаться перед приятелями хотелось. И вот на следующий день (я сама этого не видела, после рассказали) стоит он на переменке, перед прихлебателями своими выставляется, а мимо Мират идет. Про то, что он мой давний, безнадежный воздыхатель, все знали. Ясь, сволочь, поворачивается к нему и как запоет:
