Ознакомительная версия.
— С чего бы мне бросаться в Двину? — удивилась я.
Он несколько смутился и снова стал спрашивать, где я скрывалась.
— Этого я сказать не могу. Слушайте, Кудряшов, вы ведь знаете, что творится у нас дома. Наверняка Варвара Петровна вас обо мне спрашивала. Как она настроена? Злится или полагает, что я попала в беду?
— Попала в беду? — повторил он. — Да, это верно сказано. Она в отчаянии от того, что ваше злосчастное приключение сделалось всем известно. А ведь она доверила вам дочерей…
— Что она может знать о моем приключении? — удивилась я.
— Да именно то, что ей поведал частный пристав.
Тут Кудряшов сделал многозначительную паузу. В своем халате из недорогой ткани, но щегольского покроя, на манер сюртука, ниспадавшем до земли, как широкая юбка толстой барыни, он был монументален и даже грозен.
— При чем тут полиция?
— Или вы самая ловкая притворщица в свете, — сказал он, помолчав и пристально на меня глядя, — или же случилось такое недоразумение, что только Вальтер Скотту впору сочинить. Или господину Бомарше. Сядьте, Елизавета Ивановна, сядьте… Я скажу вам нечто чрезвычайно неприятное…
Одно то, что он не назвал меня «мисс Бетти», заставило меня содрогнуться. Мое ночное бегство, несомненно, было понято, как любовная интрига с неведомым поклонником. Я готова была оправдываться, готова была даже правду сказать о том, как пыталась вернуть домой детей. Но полиция?..
— Я слушаю вас, Кудряшов.
— Нет… — пробормотал он. — Даже и не знаю, как подступиться…
— Да говорите, как есть! Что вы, в самом деле, Кудряшов, как малое дитя!
— Тише! Лиза… Елизавета Ивановна… Вас обвиняют… Нет, не так… Предполагается, что вы… что вы вступили в связь с цирковым наездником Лучиано Гверра и… и в ссоре убили его… закололи кинжалом…
— Какая чушь! — с чувством произнесла я. — Нужно совсем ума лишиться, чтобы такое придумать. Вы знаете меня не первый год, Кудряшов. Похожа ли я на женщину, которая сойдется с цирковым наездником?
— И Варвара Петровна также не желала этому верить, и Ермолай Андреевич. Но все свидетельствует против вас.
— Вы имеете в виду, что меня видели в обществе Гверры? — спросила я, невольно покраснев. — Это я легко могу объяснить. И свидетелем моим будет сам директор цирка, господин де Бах. Речь шла об услуге, которую я случайно оказала де Баху…
— При чем тут он? Лиза, вы еще не понимаете, в какую пропасть упали! Все товарищи Гверры клянутся, что вы были его любовницей и тайно с ним встречались. Они даже берутся указать место ваших ночных встреч!
— Я? Кудряшов, вы с ума сошли!
— Тогда уж не я, а частный пристав Вайсдорф! Это он собрал все сплетни о вашем романе с итальянцем и с торжеством доставил их к Варваре Петровне и Ермолаю Андреевичу! Вообразите, каково мне было слышать, что вы — вы! неприступная Диана! ходячая добродетель! — бегали по ночам к итальянцу! А затем, поняв, что удержать его вам не удастся, ночью пришли в цирк и ткнули его ножом прямо в сердце!
Кудряшов не на шутку разволновался. Я все еще не понимала, насколько серьезно обвинение.
— Мне остается только по-христиански простить этих бедных людей за клевету, — как можно спокойнее сказала я. — Они потеряли товарища, они ищут убийцу, это все понятно… Только я Гверру не убивала, клянусь вам!
— Но что же вы делали ночью в цирке?
Я ответила не сразу. Выходило, что кто-то из товарищей Лучиано видел меня. Мог ли это быть тот, кто за мной погнался? Или еще кто-то, кого я в темноте не заметила, узнал меня? Новость была прескверная…
— Я искала там Васю и Николеньку. Они решили, что ночью непременно будет пожар и придется спасать лошадей. Я обнаружила, что их нет в детской, догадалась, куда они сбежали, и пошла следом, чтобы привести их домой. Услышав в цирке голоса, я вошла… и увидела тело Гверры…
— А мальчиков вы там нашли?
— Нет… Признаться, когда я увидела труп, я… мне… не каждый ведь день спотыкаешься о трупы…
— Но отчего вы сразу не вернулись домой? И где вы были все это время?
— У добрых людей…
— У вас концы с концами не сходятся, Лиза. Зачем отсиживаться у добрых людей, если вы ни в чем не виноваты? И еще нож…
— Какой нож?
— Тот, которым был убит Гверра. Лиза, ради Христа, хоть мне-то скажите правду! Я найду способ помочь вам!
— Тише! — теперь уже я призвала его к осторожности. — При чем тут нож убийцы?
— Лиза, полиция обыскала вашу комнату, они нашли портрет Гверры, вами нарисованный. И с кухни пропал большой нож. Ваша Дарья первым делом доложила об этом Варваре Петровне, а Варвара Петровна проболталась частному приставу, теперь и сама не рада.
— Но это же совсем просто! Пусть дуре Дарье покажут тот нож, которым был убит несчастный Гверра!.. — начала было я.
— Невозможно. Тот нож исчез.
— Как он мог исчезнуть?
— Тело не сразу отвезли на съезжую. Оно лежало где-то в цирке, или в парке, или я уж не знаю где. Утром оказалось, что кто-то вынул нож.
— Вы хотите сказать, что это была я? — наконец-то я стала осознавать всю опасность своего положения.
— Так полагает Вайсдорф. Убив Гверру, вы не смогли покинуть цирк и где-то спрятались. Потом вам удалось вытащить из тела нож. Вы оставались в своем убежище до вечера, пока не стала сходиться публика, и, замешавшись в толпу, скрылись.
— Да где ж я там могла спрятаться?
— Товарищи Гверры полагают, что вы смогли забраться в щель между ложами первого яруса и землей.
— Как я могла знать о существовании такой щели?
— Вы могли найти ее случайно. Лиза, я не сочинил все это, я только пересказал слова частного пристава! Один Бог знает, как неприятно мне говорить вам все это…
Я ничего не ответила.
В романах оскорбленная невинность поднимает шум, взывает к Господу, наконец, лишается сознания. Я ни на что подобное была неспособна. В голове моей образовалась мысль, которая разрослась и затмила собой все иные мысли: «Это — конец…»
Как могла я оправдаться — хотя бы перед Кудряшовым? Меня видели в цирке, стоящей на коленях перед телом Лучиано; все слышали мой пронзительный вопль; никто не понял, куда я скрылась; портрет Лучиано найден в моей комнате, и все это — правда, правда, правда!
А слова товарищей Гверры — ложь, да только у меня нет средства ее опровергнуть. Разве сидел по ночам у дверей моей комнаты сторож, чтобы присягнуть — девица Полунина все эти ночи провела дома и никуда не убегала?
Тут мне пришло на ум еще одно соображение: а ведь эти господа не врут! Откуда бы они могли знать о моих, пусть даже невинных, встречах с итальянцем, как не от него самого? Я слыхала про нравы артистов — у них за честь и за подвиг почитается соблазнить женщину или девушку из порядочной семьи. Гверра, очевидно, лгал им про страстный роман со мной, чтобы услышать их похвалу. Все, что я делала по доброте и простоте душевной, теперь оборачивалось против меня. Когда я принесла рисунок господину де Баху, Гверра догнал меня — и никто не слышал, о чем мы уговаривались. А, вернувшись, он мог наплести невесть что. Затем он приходил на свидания в храм принаряженный — и одному Богу ведомо, где он после того слонялся, а товарищам своим исправно докладывал, что запросто добился моей благосклонности!
Вот истинный повод возненавидеть весь род мужской!
Но ведь я не называла Гверре своего имени, не говорила, где живу. Как же товарищи его догадались, кого назвать полицейским и куда их направить? Неужели за мной следили?
— Послушайте, Кудряшов, еще раз клянусь вам — я никого не убивала! Меня оболгали, я не так воспитана, чтобы пасть в объятия бродячего балаганщика! Даже если это красавчик-итальянец! — произнеся эти слова, я почувствовала, что слезы подступают к глазам.
В недобрый день эта древнеримская красота покорила мою душу!
Я заплакала — от какой-то непостижимой жалости, рассудок мой не мог бы ее объяснить. Кудряшов смотрел на меня с недоумением и даже страхом — он и представить не мог, что я способна самозабвенно рыдать.
Он раздобыл стакан с водой и попытался меня напоить. Вода оказалась теплая и отвратительная, я оттолкнула Кудряшова и понемногу стала успокаиваться.
— Вы верите мне или шайке балаганщиков? — спросила я.
— Вам, разумеется, — сразу ответил он, — но все доводы против вас настолько логичны…
— То есть, моя воображаемая страсть к итальянцу показалась вам логичной? Хорошего ж вы обо мне были мнения!
— Тише, ради Бога, тише! — воззвал он.
— Но как вы бы все это объяснили?
— Нож, несомненно, взяли мальчики… Вы знаете их страсть ко всякому оружию…
— Отчего ж они его не вернули?
— Не знаю. Вы даже не сказали, вернулись ли они сами.
— Утром они были в своих постелях. Они очень расстроены из-за того, что вы пропали. Никуда не хотят идти, сидят в детской, их с большим трудом выпроводили хотя бы поиграть во дворе. Лиза, вам никто не поверит, когда вы скажете, что эти два ангела ночью сбежали из дома.
Ознакомительная версия.
