Ознакомительная версия.
— Что?!? Синьор Буонарроти, драгоценный мой человек, что же вы молчали? Из-за вас мы застряли здесь, посреди улицы, как пара умалишенных! Идемте, идемте быстрее! Мне еще предстоит все осмотреть — первым! Понимаете, как это важно? Я должен, просто обязан — исключительно ради медицинской науки — выкупить все ценное до начал торгов!
Он припустил рысцой в направлении городской стены так быстро, что Микеланджело едва поспевал за ним.
Запустение и погода отравили парк, примыкавшей к особняку мессира Бальтасара. Черные мокрые ветви казались обугленными, засохшая трава в купе с неприбранной листвой напоминала о тщете земного существования, декоративные скульптуры облепила пыль и грязь, они недобро поглядывали на гостей. Кустарники, лишенные заботливой руки садовника, одичали и утратили форму. Горестную местность оглашали хрипы и стоны — то ветер хлопал створкой незапертой калитки. Но синьор Паскуале не замечал ничего вокруг! Он ринулся к заднему крыльцу, заколотил в черную дверь и ворвался прямиком на кухню, где потрясал кулаками, обзывал «варваром» и пинал, что есть сил, пьяного конюха. Пинки и затрещины не возымели эффекта, потому что вино превратилось в единственный источник тепла для этого бедолаги. Очаг давным-давно погас, сквозняки развеяли золу, а немытая посуда громоздилась по столам и полкам, похоже, вся прочая прислуга, включая кухонную, разбрелась искать лучшей доли, не дожидаясь наследников.
Микеланджело махнул на пьянчугу рукой и сам повел доктора Паскуале в лабораторию: он имел навык ориентироваться в любом сооружении с такой легкостью, как если бы сам его выстроил.
* * *
Уверенный слой пыли успел покрыть все, что находилось в лаборатории. Кое-где на этой мягкой, белесой пелене виднелись следы пальцев. Странно, что наследник не соизволил заглянуть сюда — для врача здесь должно быть много ценного. Доктор Паскуале сразу ухватился одной рукой за витой стеклянный змеевик, а свободной рукой — жестом любящей матери, вновь обретшей дитя, — прижал к груди толстенный рецептурный справочник. Глаза его округлились, а восторги клекотали в горле и силились вылиться в человеческую речь.
Имеются ли в лаборатории яды, способные остановить сердце?
О! Здесь хватит средств, чтобы отравить целый город. Доктор временно выпустил змеевик и схватил крошечный пузырек из синего стекла, прочитал наклейку и нетерпеливо заглянул внутрь — концентрированный яд водяной змеи! Вещь редкая и требует осторожного обращения, одним таким кристаллом можно остановить сразу дюжину сердец у физически здоровых мужчин. Но будучи многократно разведен, сей яд способен останавливать сердечное колотье, предотвратить апоплексический удар и даже остановить припадки ярости у безумцев. Мессир разработал препараты способные корректировать внешние проявления безумия — вроде агрессии, припадков, неконтролируемых движений, судорог и тому подобного.
Большого толку в изысканиях от такого помощника как маэстро Ломбарди коллегам не было. Маэстро эмпирик, и этим все сказано. Он из тех, что не боятся перепачкаться в кровище и гное, когда надобно вскрыть нарыв или отнять страдальцу конечность. Мало кто умеет лучше ставить клистир или выковыривать раздробленные кости из мышечной ткани. Ни брезгливость, ни сострадание, ни страх, ни сомнения никогда не омрачали манипуляций маэстро. Однако грамотно установить диагноз, объяснить природу болезни, составить сложную рецептуру и тем более самостоятельно изготовить снадобье для него слишком сложно.
Пока доктор суетился: выдвигал и задвигал ящики, переставлял книги на полках, заглядывал в колбы и обнюхивал порошки и коренья, оценивая свои потенциальные приобретения, Микеланджело остановился у окна и размышлял, разглядывая виллу напротив. Виной тому его настроение или набежавшие серые тучи, но обиталище семейства де Розелли выглядело вчерашним и погрустневшим, как немолодая дама.
У входа стояло нескольких наемных паланкинов, один из которых он легко узнал — в этих носилках доставили синьора Таталью. Носильщики с сомнением поглядывали на небо — дождь грозил хлынуть в любую минуту, — болтали, прохаживаясь либо перетаптываясь с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть. Пока он гадал, почему синьора Косма не отпустила носильщиков сразу, доктор Паскуале, прижимая к груди свои драгоценные трофеи, побежал вниз по лестнице. Ему требовалось незамедлительно послать кого-нибудь за юристом, чтобы составить письмо к кредиторам покойного мессира Бальтасара, подкрепив его векселем. Так он рассчитывал подтвердить свое первенство на выкуп имущества покойного мессира.
— Незачем посылать далеко за тем, что имеется рядом, синьор Паскуале, — он указал в окно. — Синьор Таталья, известный правовед, сейчас находится по соседству.
— Да? Не знаете, на кого синьора де Розелли намерена подать в суд на этот раз?
— Синьора де Розелли умерла сегодня ночью.
— Как? — доктор едва не выронил змеевик. — Она же моя пациентка!
— Слышал, у нее остановилось сердце.
— Почему же меня никто не известил? Я должен был осмотреть тело!
— О! Это еще не поздно сделать, доктор Паскуале, — заверил Микеланджело. — Достаточно пройти через парк до виллы де Розелли. Так вы убьете двух перепелов разом.
— Дьявол. Надо кого-то срочно отправить с запиской к моему банкиру, — он оглянулся на похрапывающего кучера, однако на этот раз даже не пытался растолкать его, а проявил свойственное врачу знание человеческой природы: схватил ковш на длинной ручке, распахнул дверь, зачерпнул воды из стоявшего у крыльца бочонка и окатил ею бедолагу. Тот недовольно фыркнул, протер глаза, размазал по лицу крупные капли:
— Чо? Вы кто?
Искреннее недоумение на его физиономии сменилось улыбкой, когда он обнаружил давнего знакомца — синьора Буонарроти.
— Ого! Синьор скра… скар… каменотес! Что, вам тоже по ночам являются статуи?
— Статуи?
— Ну. Мне одна с рассвета глаза мозолит.
— Сколько же ты выпил, приятель? Не многовато? — осведомился доктор и попытался поймать запястье кучера, дабы прослушать пульс и решить, возможно ли отправлять пациента с поручением.
— Много или мало, все мое, — кучер обиженно выдернул у него руку, и, чуть покачиваясь, повернулся к скульптору. — Синьор Каменотес, поглядите-ка, торчит там статуя или уже нету? Даст Бог, примерещилась. Около прудика с рыбами. вроде.
Через раскрытую дверь Микеланджело выглянул в парк, и обнаружил, что за мокрыми ветками в самом дальнем и запущенном уголке действительно что-то белеет. Это вполне могла быть статуя Вакха, он буркнул что-то вроде «извините — один момент», и бодро зашагал в направлении скульптуры.
На середине тропинки он сбавил шаг — ему почудилось, что статуя шевельнула плечом, легонько качнулась вперед, готова спрыгнуть с пьедестала. Захотелось остановиться, но он упорно шагал дальше, потому что был скульптором и прекрасно знал, ни Господь Бог, ни целый выводок демонов не в силах оживить холодный кусок мрамора! Даже рука мастера, способная освободить совершенную фигуру из каменного плена, не способна оживить изваяние.
…Могут! Они могут! Могут…
Со всех сторон шипело ему мироздание. Белоснежная статуя впереди качнулась снова — уже с большей решимостью, а может, это лишь порыв ветра раскачивал ветви. Снова начался дождь — редкие капли сливались в стальные струи — но уже ничто не могло остановить синьора Буонарроти — он раздвинул ветви и замер, потрясенный.
Он впервые наблюдал изваяние, вознесшееся над постаментом.
Крепкая мужская ладонь с легкостью могла пройти между основанием статуи и белоснежными стопами. Капли дождя собирались в ложбинках пальцев, и грустно стекали вниз — белые, мутные. Слезы камня стекали вниз и лужица мутной жидкости росла. Белоснежное тело парило в дождливой дымке, покачиваясь в такт порывам ветра. Он сжал кулак, так что ногти впились в кожу ладони, но видение не исчезло.
Зажмурился, выбросил вперед руку и прикоснулся к этой белизне.
Влажная, скользкая, ледяная… — поверхность под его пальцами не была камнем!
* * *
Пальцы коснулись плоти. Человеческого тела, лишенного жизни.
Толстый слой белил покрывал все тело целиком, а присмотревшись внимательно, Микеланджело обнаружил, что тело вовсе не парит, а висит на тонкой серебристой проволоке, прикрепленной к ветвям дерева. Он предпринял попытку снять тело, но только перемазался в белилах.
Пришлось повернуться к зрителям и сделать знак приблизиться.
Прочные нити проволоки перерезали садовыми ножницами, тело осторожно опустили вниз, уложили на конскую попону и отнесли в дом. Мертвец оказался пропорционально сложенным мужчиной лет двадцати. Его чресла прикрывала ткань пропитанная гипсом и аккуратно высушенная, что увеличивало сходство со статуей. Его лицо казалось спокойным, даже умиротворенным — но было незнакомо никому из присутствующих. Струи дождя неумолимо размыли белила, кое-где проглядывала блеклая кожа и темные волосы. Микеланджело склонился над телом, первым делом оттер шею от белил платком, и подозвал доктора Паскуале. Возможно, медику уже приходилось наблюдать нечто подобное — множество крошечных царапинок на коже удавленника?
Ознакомительная версия.
