Горечь, которую испытывала Анна от его слов, отпечаталась на ее лице.
– Андреас! – Возглас исходил из самого сердца Аделин.
Остальные молчали, следя за репетицией. Народу в зал набилось не так уж много, но из-за того, что все расселись полукругом поближе к сцене, кое-кто даже на полу, пьеса шла на небольшом пятачке. Но двум актерам этого казалось вполне достаточно.
Резкий текст, который вкладывал Бертольд Брехт в уста своих персонажей, частенько казался грубым, но Буше всегда настаивал на том, чтобы актеры подчеркивали все хлесткие фразы, – и в этом Этьен был с ним согласен. Морис был младше его самого, обладал внешностью студента и не возвышался над ними, как Дежарден, а скорее смешивался с актерами. Но тем не менее к молодому режиссеру прислушивались. За ним хотелось следовать, невзирая на его внешнюю легкомысленность.
– Дай мне руку. Ты думаешь, я привидение? Подойди ко мне, дай мне руку. Ты не хочешь подойти? – Краглер тяжело ронял неуклюжие, неловкие слова, лишь бы не дать тишине повиснуть между ними. Он неловко поднял руку, чтобы дотронуться до бывшей возлюбленной, но тотчас опустил. Анна смотрела на него как на чужого. – …У меня плохой вид. Я долго был в соленой воде. Во всем виновата багровая луна.
– Да. Хорошо. – Голос режиссера негромко прорезал наступившую тишину. – Перерыв десять минут.
Аделин выдохнула, потом прикрыла глаза и улыбнулась. Кивнув Этьену, она отошла в угол и присела прямо на стол, сдвинув в сторону ворох громоздившихся там вещей. Она извлекла из сумочки круглую серебряную пудреницу и принялась что-то поправлять у себя на лице воздушными касаниями пуховки. Марианна, которая сидела на единственном стуле, положив ногу на ногу, подняла на нее глаза.
– Как тебе только удается держаться во время всех этих ужасных сцен? – Она изобразила на лице сочувствие. – Такой странный текст! Если честно, то половина моих реплик вообще кажется бессмыслицей.
Аделин улыбнулась, продемонстрировав ямочки на щеках.
– Ну он как-то сам собой запоминается, – ответила она, не отрываясь от крошечного зеркальца. – Когда играешь, все становится совсем по-другому.
Марианна обвела взглядом зал и сбившихся в кучки актеров. От самой большой из них отделился Этьен и пошел в их сторону.
– Не знаю, как это тебе удается. Слова ведь те же самые… Все-таки эта пьеса занудная!
– Деточка, не забивай свою прелестную головку такими глупостями, – рука Этьена шутливо растрепала короткие волосы Марианны. В актере не осталось ничего от образа пленного. Он удовлетворенно улыбался, лучась удовольствием, которое получал от репетиции. Можно было только гадать, каким образом это холеное, безупречное лицо еще минуту назад казалось безобразным и едва ли не безумным. Все морщины разгладились сами собой, затравленное выражение исчезло из лукаво сверкающих карих глаз. Даже его осанка изменилась: плечи расправились, и в солдатской форме времен мировой войны актер выглядел не хуже, чем в элегантном костюме.
Марианна надула губки:
– Ну и ладно. Значит, мне повезло, что здесь у меня маленькая роль. – Ее взгляд упал на стоявшую в нескольких шагах Жюли Дигэ, которая внимала Буше, увлеченно что-то вещавшему. – Или не повезло. – Этьен расхохотался, как будто его позабавило ее обиженное личико.
– Каждый раз поражаюсь тебе, Этьен, – вздохнула Аделин, изучающе рассматривая партнера по пьесе. Она только теперь опустила руку, еще сжимавшую пудреницу.
– Ну мне говорили, что я поразителен… – усмехнулся тот, но девушка сохранила спокойную серьезность.
– Как тебе так быстро удается полностью меняться? Никогда не понимала. Мне кажется, я и сейчас наполовину Анна и наверняка до вечера сохраню что-то от ее манер.
– Главное, не накричи ненароком на домочадцев, – отшутился Этьен.
Аделин только покачала головой – от него никогда нельзя дождаться серьезного ответа.
Но Жюли и остальным актерам, образовавшим группу вокруг режиссера, было не до их разговора и не до скучающих взглядов Марианны.
– …Тут хозяин бара вместе с официантом, тут проститутка, здесь газетчик. – Оживленно жестикулируя, Морис Буше показывал, как должна выстраиваться мизансцена. – Жюли, ты не просто опираешься на стену, ты еще и навеселе, покажи это. – Эрик… – Он задумался, извлек из кармана клетчатый носовой платок и отер взмокший лоб. Близорукие глаза режиссера так задумчиво смотрели в пространство, что придавали ему отсутствующий вид, однако все напряженно ждали продолжения. – Эрик, прежде чем уйти, обойди всех. Посмотри на каждого с превосходством. С этого момента и начнем. – Он махнул рукой, небрежно бросив скомканный платок на стул. Потом взглянул на часы и хлопнул в ладони. – Окончание перерыва! Последний акт! Этьен!
– …Этот галдеж скоро кончится, нынче утром, а я нынче утром буду лежать в постели и буду размножаться, чтобы я не умер никогда. – На лице Краглера – не Этьена – было теперь написано торжество. Сцена как будто стала больше: все, кроме двоих актеров, вжались в стены маленького зала. – Нечего глазеть так романтически! Все вы захребетники! Все вы живодеры! – Он безумно расхохотался, стуча в воображаемый барабан, задавая ритм всему монологу. Аделин сделала шаг назад со смесью испуга и восхищения на лице. – Эй, вы, кровожадные трусы, эй, вы! – Он выплевывал слова по слогам и смеялся смехом сумасшедшего. Буше подался вперед, рискуя соскользнуть со стула на пол.
Прозвучали последние слова, и весь зал как будто выдохнул. Несколько человек зааплодировали. Режиссер подскочил, как пружина, бросился к Этьену и Аделин и принялся что-то говорить им, оживленно жестикулируя.
– Морис? Так мы закончили? У меня встреча, – протянула Марианна. Тот только махнул рукой, не оборачиваясь, и актеры потянулись к выходу, негромко переговариваясь.
– Что же это за встреча, Марианна? – с усмешкой поинтересовался Этьен, когда поравнялся с девушкой.
В ее руках блеснул флакончик духов Рено, и она быстро капнула себе на палец жидкость с тяжелым, пряным запахом, а затем размазала ее за ухом.
Марианна хитро взглянула на него и встряхнула белокурыми волосами:
– Важная! – хохотнула она и плавной походкой прошла мимо.
Этьен послал ей воздушный поцелуй и забыл о ее существовании до следующей репетиции.
– Этьен, сегодня было еще лучше! – окликнул его Морис Буше, который торопливо собирал свои вещи и пытался удержать в руках несколько костюмов, экземпляр рукописи и ящик с мелким реквизитом.
– Я уверен, спектакль получится отличным. – Этьен похлопал режиссера по плечу.
Морис окинул его рассеянным взглядом голубых глаз и кивнул.
Этьен накинул на плечи пиджак в светло-зеленую клетку, так разительно отличавшийся от военного кителя, и неторопливо направился к выходу. Едва он шагнул за порог, как маленькая рука, похожая на крысиную лапку, схватила его и крепко вцепилась в запястье.
– Мадам, – пробормотал он сквозь зубы, не оборачиваясь.
– Этьен, подожди. – Высокий, по-старчески надтреснутый голос взывал к нему, как с подмостков сцены: – Поговори со мной!
Он сжал зубы и прибавил шагу. Коридор внезапно стал очень длинным и темным, а каждое движение длилось вечность.
– Тебе придется со мной поговорить! – Она семенила за ним мелкой походкой, спотыкалась, прихрамывала, но не отставала. – Посмотри на меня!
Сам не зная зачем, Этьен обернулся. Женщина – то, что еще осталось от нее, – стояла перед ним в грязно-белом потрепанном платье, и могло показаться, что ему явилась безумная леди Хэвишем из романа Диккенса. Обвисшая дряблая кожа была щедро посыпана белилами, и темно-красный нарисованный рот смотрелся на ее лице кровавой раной. Этьен не мог отвести взгляда от этих сухих и тонких фальшивых губ, которые что-то говорили ему.
– Я должен идти, – произнес он наконец и с силой отцепил от себя крючковатые пальцы.
Колкие глаза буравили его насквозь, кровавый рот расплылся в странной гримасе, точно старуха готова была проклясть его или расплакаться.
Этьен быстро отвернулся от нее и прибавил шаг. Около одной из дверей маячила миниатюрная девичья фигурка, которую венчали ярко-рыжие кудри. Она отделилась от стены и подалась ему навстречу, источая аромат жасмина и нетерпения. Мысли в голове путались, и он не мог припомнить сейчас ее имени. Элиза? Нет, та была блондинкой. Катрин? Жаклин?
– Привет, милая, – он обнял ее за талию и привлек к себе в резком поцелуе. Девушка обмякла под напором его губ, ее яркая помада наверняка испачкала не только его кожу, но и ворот рубашки, однако Этьен не обращал на это внимания и продолжал думать о том, что за ним из темноты следят острые и внимательные глаза старой дамы. – Пойдем, – кивнул он и зашагал вперед.
Девушка подхватила его под локоть и почти побежала рядом, пытаясь подстроиться под его шаг. Она шептала ему на ухо какие-то глупости, а Этьен с трудом сдерживался, чтобы не обернуться назад.
