том числе свою несостоявшуюся жену.
— Как интересно! — оживилась Юля. — А почему несостоявшуюся?
«Черт меня дернул лезть в прошлое», — зло подумал Сергей, но останавливаться было уже поздно.
— Незадолго до регистрации она заявила: «Люблю, но выйти замуж не могу. Прости».
Юля молчала, потом тихо спросила:
— А причина?
— Как я после узнал, у нее была перспектива стать кандидатом в отряд космонавтов. А это интереснее, чем заниматься домашними делами.
— Как ее звали и кто она по профессии?
— Звали Марина, а по профессии инженер-испытатель подводной техники. В студенческие годы занималась в аэроклубе. Очень целеустремленный человек… как и ты.
— Спасибо.
— Дело, которое я вел, было связано с именем ее отца. При следующей встрече расскажу поподробнее.
Юля посмотрела ему в глаза:
— А будет она, следующая встреча?
— Будет, если Юлия Алексеевна не уйдет в отряд космонавтов. Там врачи нужны не меньше, чем инженеры-испытатели.
Она улыбнулась, хотела что-то сказать в ответ, но не решилась.
Дальше они шли молча. Вдруг Сергей услышал за спиной возглас:
— А, вот ты где!
Он повернулся и удивился:
— Откуда ты взялась? — и представил Юле: — Знакомьтесь, моя младшая сестра Дашка… пардон — Дарья Никитична, учитель начальной школы.
Даша с интересом поглядывала то на Юлю, то на брата.
— Откуда ты взялась? — повторил вопрос Сергей.
— Я здесь на семинаре. Сегодня последний день. Вот провожаем иногородних, — с достоинством проговорила учительница начальных классов.
Юля подала руку:
— Рада познакомиться.
Дружинин подозрительно посмотрел на сестру.
— Как ты меня вычислила?
— Да очень просто, — звонкий голос Даши выделялся среди голосов проходивших мимо и разговаривающих пассажиров. — Звоню тебе на работу в Калининград. Отвечают: из отпуска не прибыл. Я и подумала, что ты здесь, в Челябинске, расследуешь взрыв.
Даша была явно в настроении. Особенно потому, что увидела своего любимого брата с приятной, как ей показалось, женщиной.
— Ну, я пошла… — робко произнесла она. — Не буду вам мешать.
Любимый брат не имел ничего против.
— Привет маме, Виктору и племянникам, особенно старшему.
Когда она, простившись, отошла, Юля спросила:
— А почему особый привет старшему племяннику?
— Младшему два с половиной года, он еще несмышленыш. А вот старшему уже шесть, и он все время меня спрашивает: «Дядя Сережа, а правда, что ты шпионов ловишь?»
Оба рассмеялись.
В это время объявили посадку. Можно и нужно было говорить, что рады знакомству, но они молчали.
— Пойдем, провожу, — сказал Сергей.
— Спасибо, я погуляю. Ближайший автобус через двадцать минут.
Сергей взял ее за руку:
— Никаких автобусов, идем к такси!
У одной из машин покуривали двое, очевидно, водители. Вот один из них выбросил окурок и открыл дверцу своего такси.
— Эй, шеф! — окликнул его Дружинин. — В город едем?
Таксист выпрямился, и вдруг на его лице заиграла улыбка:
— Едем, товарищ майор!
Только после этого Дружинин разглядел его лицо. Это был Анатолий Глухих. Пожали друг другу руки. Сергей поблагодарил Анатолия за такого ценного свидетеля, как Леха Жолудев.
— Куда поедем?
— Мне далеко, на Балтику, — улыбнулся Дружинин. — А вот мою даму доставь до самого подъезда.
— Будет все хоккей.
Сергей полез в карман за бумажником.
— Нет-нет, — запротестовал Глухих. — С друзей денег не берем.
Сергей все же незаметно вложил в руку Анатолия банкноту. А когда усадил Юлю в такси, сказал:
— Толя, расскажи по дороге Юлии Алексеевне, при каких обстоятельствах мы с тобой познакомились.
Такси отъехало, Сергей смотрел ему вслед. Вынул из кармана записную книжку Ивана Божко. Как хорошо, что он забыл ее в той самой 310-й палате. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения.
Глава 11
«Этот, пожалуй, подойдет»
Юрий Григорьевич никогда не испытывал слабости к спиртному, но в тот вечер открыл бутылку водки. Наполнил рюмку, выпил. Закусил, не спеша разжевав бутерброд с колбасой. Почему водки, а не коньяка, ведь был же у него коньяк? Да потому что коньяк наводил на мрачные воспоминания, на то, что случилось два часа назад. «Прости, Валентин, — тихо произнес он. — Но так надо». А началось все днем, в 14:15. И произошло на редкость гладко, он даже сам такого не ожидал. С мощностью заряда он, конечно, перебрал: погибла не только неверная жена Крохмаля, к сожалению, погибли и другие люди, многие ранены. Что ж, этого следовало ожидать, от этого не уйти. Ведь бросали же народовольцы бомбы в царя и царских чиновников. При этом тоже гибли невинные люди. Но из искры разгорелось пламя.
Он налил себе еще. Выпил, закусил, задумался. Почему он так негативно относится к нынешней власти? Почему его все раздражает и озлобляет? Происхождение у него самое превосходное: отец рабочий — шахтер, мать — медицинский техник. Никто от репрессий, коллективизации и прочих советских напастей не страдал. И в молодые годы все было у него хорошо: школа, радиокружок, значок ГТО. Далее радиотехникум, год работы на радиозаводе и служба в армии, в войсках связи.
Но едва он отслужил, случился удар судьбы. Отец погиб во время взрыва на шахте. Мать не перенесла, с ней случилось то, что в народе называют легкое помешательство. Он целыми днями сидел у ее кровати, не сводил с нее глаз, а она не узнавала ни его, ни старшего брата Николая, который работал на Уралмаше и приехал на похороны отца. И может быть, поэтому он не вернулся к своей профессии радиомонтажника, а пошел учиться в медицинский. И направление выбрал конкретное — психиатрия.
Но все это было до войны. А война многое изменила. Ему дали возможность окончить институт, а сразу после окончания в июне 1943-го призвали. Чего он только не повидал за годы войны. Два года прослужил в тыловом госпитале. Красноармейцев с психическими расстройствами почти поголовно эвакуировали в тыловые госпиталя. Заболевания среди них провоцировались не только травмами головы, не только страхом перед немецкими бомбами и снарядами, но и отношениями с сослуживцами, в первую очередь с вышестоящими командирами и особистами. Тяжелораненых, лишившихся ног, рук, глаз, было великое множество. Они представляли собой особую категорию. Их, находящихся в здравом уме, нужно было успокаивать, ведь у кого-то гитлеровцы сожгли дом, убили семью, кому-то жена перестала писать. А для кого-то расстрел в последнюю минуту заменяли штрафной ротой или штрафным батальоном.
Он хорошо помнил молодого танкиста с обгоревшим лицом, без ноги и без глаза. «Да кому я такой нужен!» — психовал парень, заявляя при этом, что в родной Саратов никогда не вернется. Пришлось несколько дней провести у его койки. Их разговоры были непростыми, но танкист постепенно успокоился и решил, что все-таки
