соседнем Новочеркасске в начале июня было восстание рабочих! Да-да, именно восстание, а не забастовка, хотя с забастовки все и началось. Причина — ухудшение снабжения продуктами и понижение расценок по оплате труда. Восстание было подавлено, были суды, расстрелы и смертные приговоры. Ночь он не спал, все не мог поверить в случившееся. «Значит, можем!» — повторял он самому себе.
В партию он не вступил, хотя ему, как участнику войны, предлагали. И, узнав о Новочеркасских событиях, был рад, что не вступил, ибо считал, что за все происходящее в стране несет ответственность правящая партия. И ни в какую другую политическую организацию не вступил, если бы предложили, ни сейчас, ни позже. Он понимал, что не создан для работы с большой группой людей. Он одиночка, врач. Что может один человек? Может, и очень многое. Архимед один сжег римский флот. Создал систему зеркал, сфокусировал солнечные лучи и навел на противника. Один! Другой пример. Все думали, что Солнце вращается вокруг Земли, а Галилей считал, что наоборот. Один! И оказался прав. Это в действительности, в истории. А в литературе? Его любимым литературным героем был инженер Гарин, который за счет изобретенного гиперболоида мог сжигать целые заводы.
И он взялся за дело. Его мечтой было создать препараты для управления психикой человека. Он ясно понимал, что такие давно уже существуют, но хотел создать что-то свое, присущее только ему. И в первую очередь препараты, с помощью которых можно было бы зомбировать людей.
Зомби — человек, полностью потерявший контроль над собой и своим телом и подчиняющийся чьим-то приказам. Он начал осваивать искусство гипноза, но вскоре понял, что не каждому дано гипнотизировать людей и, с другой стороны, не каждый человек может поддаваться гипнозу. Нет, таблетки, гипноз — этого мало. Нужен еще какой-то дополнительный фактор. Но какой?
И тут он вспомнил 1945 год, Германию. На окраине городка, где располагался их госпиталь, был обнаружен секретный объект, представлявший собой полуразрушенное здание с дополнительными постройками казарменного типа. Кое-где сохранилась ограда из колючей проволоки, опоясавшая объект по периметру. Оказалось, объект был некой секретной физиологической лабораторией. Он вспомнил, как его, тогда еще молодого врача, включили в комиссию по обследованию лаборатории, вернее, того, что от нее осталось. Уходя, немцы все основательно разрушили. Глава комиссии — врач с погонами полковника НКГБ — тщательно через переводчика расспрашивал жителей города. Но никто ничего о секретной лаборатории не знал, даже бургомистр. А ведь на ком-то испытывали создаваемые препараты. На заключенных? Но в окрестностях городка не было ни одного концлагеря. На местных жителях? Но такие о себе не заявляли. И все же ответ нашелся. В соседнем, таком же небольшом городке, каких в Германии много, был военный госпиталь, в котором среди прочих лечились солдаты и офицеры с психическими расстройствами. Таких у немцев было ничуть не меньше, чем у нас.
В развалинах физиолаборатории долго копаться смысла не было. Интерес могли представить разве что полуобгорелые журналы-дневники наблюдений, которые плохо сохранились, хоть и были упакованы в металлические ящики. Но глава комиссии, потратив несколько часов на изучение, испытал разочарование: ничего интересного! Применение первитина? Так о первитине, как о стимулирующем препарате, являвшемся средством борьбы с усталостью, в немецкой армии было давно известно. Еще в 1938 году его рекомендовал Отто Ранке, директор Института общей и военной физиологии Берлинской академии военной медицины. Что еще? Что нового? А новым, по обрывкам записи, был создаваемый препарат под названием «чудо-таблетка». Он проходил проверку и был синтезирован на базе того же первитина с добавлением кокаина и оксидона. Чудом сохранилась запись о том, что «чудо-таблетка» прошла проверку в концлагере Заксенхаузен в 1944 году. Ясно, что на заключенных. А результаты? Данные о результатах не сохранились.
Да он в них и не верил. Может, «чудо-таблетка» и лучше первитина, но ненамного. Юрия Григорьевича интересовало другое: стоило ли из-за этой «чудо-таблетки» создавать лабораторию и сохранять ее до последних дней рейха? Нет, тут, видимо, что-то другое.
Сразу после отбытия комиссии он выкроил время, чтобы вернуться на развалины лаборатории. Больше часа он ходил там, вороша все, что попадалось под ноги. Вскоре его внимание привлек полуобгорелый листок из дневника. Он вместе с другими листками подпрыгивал от порывов ветра. Он взял листок. В немецком он был не силен, но кое-что разобрал. «Звук… наложение… эффект есть…» — с трудом переводил он то, что отмечал немецкий врач. И спустя много лет после войны Юрий Григорьевич решил, что речь в немецком дневнике, скорее всего, шла о применении ультразвука в сочетании с медикаментозными препаратами. О применении ультразвука в медицине он слышал. На одной из научных конференций этому был посвящен доклад, который вызвал немало откликов.
Он убедил руководство поликлиники, где работал, приобрести ультразвуковой низкочастотный аппарат, который немало стоил и предназначался для проведения процедур ультразвуковой терапии. Итак: медикаментозное лечение плюс ультразвук, плюс гипноз! Он очень надеялся на эту схему, верил, что удастся зомбировать человека. Не зря же немцы испытывали что-то похожее. Он широко варьировал дозами ультразвукового воздействия и продолжительностью процедур. Но не получалось, хотя ультразвук успешно применялся для лечения остеохондроза и церебрального паралича. Вскоре его коллеги стали применять ультразвук для лечения сердечно-сосудистых заболеваний, артритов, артрозов и органов дыхания. Руководство поликлиники было очень довольно новшеством. Но он-то что с этого имел? Что получил он для создания своего зомби? Да ничего! Он сильно переживал, не находил себе места. Претензий к нему не было. Он продолжал, и небезуспешно, лечить психические расстройства: шизофрению, избавлять от навязчивых мыслей и различных видов фобии, но чувствовал, что до превращения человека в зомби далеко. «Правильный ли путь он выбрал? Неужели немцы ошиблись? Он же помнил заключительную фразу на обгоревшей странице: «Эффект есть». И сам часто повторял самому себе: «Эффект есть, эффект есть…»
Юрий Григорьевич несколько раз пересматривал сборник тезисов докладов конференции. Аппарат, который установили в поликлинике по его предложению, работал на частоте 110 кГц. А вот один из участников конференции рекомендовал более высокочастотную обработку — до 880 кГц. Может, в этом вся суть?
Он пошел к руководству поликлиники и изложил свое видение по применению лечения ультразвуком. Нервное напряжение усугубилось еще и тем, что месяц назад от сердечного приступа умерла его жена Лиза. Это была его вторая жена, которую он очень любил. Первая, с которой он познакомился еще во время войны, ушла, забрав дочь и наградив его унизительными словами: «С тобой невозможно жить».
Покупать или не покупать дорогостоящий генератор высокочастотных колебаний? Ему ответили
