рюмку водки. «Бедный Никодимушка, царствие тебе небесное и спасибо», — тихо произнес он.
Он все пытался осмыслить происшедшее, думал, размышлял. Предположим, толпа недовольных требует у руководителей каких-то уступок. Те пытаются утихомирить собравшихся. И тут один из толпы, тот, которому он внушил, бросает… Что бросает? Камень, бомбу? Бутылку с зажигательной смесью? Нет-нет, не так. Все не так! Этот человек должен гореть желанием бросить бомбу в ненавистного ему человека. А он, врач-психиатр, должен попытаться отговорить его от этой навязчивой мысли, а потом подвергнуть инфразвуковой обработке, чтобы навязчивая мысль не исчезла, а усилилась.
Юрий Григорьевич вспомнил один случай. Был на приеме у него рабочий-литейщик. Его за пьянку отодвинули в очереди на квартиру, и он вслух грозил набить морду председателю профкома. «Нет, этот не подойдет, — заключил Юрий Григорьевич. — От своего намерения он избавляться не желает». Так и случилось. Рабочий-модельщик и слышать не хотел, чтобы пройти курс лечения, да еще погрозил кулаком, сопроводив нецензурной бранью.
Был и другой кандидат. Однажды Юрия Григорьевича пригласили в горотдел милиции. Начальник смущенным тоном сообщил, что два раза задерживали молодого человека, который расклеивал листовки с призывами к погрому винных магазинов. С этим поборником трезвости проводили беседы, но тщетно. «Может, вы его образумите? — взмолился начальник УВД. — Конечно, борьба с пьянством дело хорошее, но где гарантия, что завтра он вместо винных магазинов не будет призывать громить райкомы партии? А это уже антисоветчина, это тема для КГБ». Пришлось согласиться. Собеседование с парнем было проведено, но на первый сеанс лечения, который был замаскирован под диспансеризацию, парень не пришел. «Нет, этот тоже не подойдет», — печально констатировал тогда Юрий Григорьевич.
…В тот день он бодрым шагом шел из диспансера домой на перерыв. Дорожка в парке была пуста. Лишь пожилая женщина гуляла с ребенком, да на лавочке одиноко и отрешенно сидел какой-то человек. Заношенное зимнее пальто распахнуто, такой же заношенный шарф, сдвинутая набок кепка.
— Простите, милейший, — Юрий Григорьевич остановился напротив сидящего.
Человек сначала никак не реагировал. Потом вдруг поднял взгляд, снял очки с толстыми стеклами и тихо произнес:
— Юрий Григорьевич, вы?
Только сейчас стало понятно, что сидящий на лавочке с отрешенным видом человек не кто иной, как Крохмаль. Валя Крохмаль! Тот самый, которого много лет назад он, Юрий Григорьевич, настраивал на победу.
А дело обстояло так. После 1958 года, когда в Швеции на чемпионате мира по футболу с явным преимуществом победила сборная Бразилии, выяснилось, что у бразильских футболистов, помимо обычного врача, есть еще и врач-психолог. Летом в Челябинске проходило командное первенство Урало-Сибирской зоны по легкой атлетике. «Юрий Григорьевич, вы известный врач-психолог. На вас вся надежда, — тоном, не терпящим возражения, сказал председатель облспорткомитета. — Возьмите шефство над спортсменами. У некоторых из них нервы ни к черту! А нам надо на зональных в Перми выступить достойно и попасть на всесоюзные в Одессу».
То, что не все спортсмены внушаемы, Юрий Григорьевич тогда при встрече не сказал, но к просьбе отнесся серьезно. Для психологической обработки он выбрал троих: прыгуна в высоту, метателя копья и бегуна на 100 метров. Быстро поняв, что для первых двух психологическая обработка ничего не даст, он сосредоточил внимание на бегуне. Им был тот самый Валя Крохмаль, который в данный момент смотрел на него сквозь толстые стекла очков и даже пытался улыбнуться.
А Юрий Григорьевич продолжал разглядывать Валентина. Вспомнился 1960 год и парень среднего роста, щуплый, но от природы спринтер. Да вот беда: сильно волновался и проваливал низкий старт. А это на стометровке главное. На тренировках все шло нормально, а вот как соревнования — так провал.
Психологическая обработка заняла немало времени, но у него получилось. Результат был! Валентин Крохмаль не только выиграл стометровку, но и последний этап в эстафете 4х100, внеся весомый вклад в победу сборной области.
…Юрий Григорьевич присел на лавочку рядом:
— Как поживаешь, Валя?
Когда-то малоразговорчивый Крохмаль вдруг разразился длинным повествованием о своей судьбе, вспоминая все: как оставил спорт и увлекся рисунками, как познакомился со своей женой Татьяной, как стал замечать, что она ему изменяет, и не с кем-нибудь, а с известным дирижером. Под конец он совсем разоткровенничался:
— Я люблю ее и ненавижу! Я хочу убить ее… Убить!
— В самом деле убить? — переспросил Юрий Григорьевич, почувствовав волнение.
— Да, да, да! — почти закричал Крохмаль. — Хочу, но понимаю, что не сделаю это. Гоню от себя эту мысль, но отделаться от нее не могу.
Юрий Григорьевич осторожно глянул по сторонам: зимняя аллея была по-прежнему пуста. Даже женщина, гулявшая с ребенком, удалилась. Слышать их разговор никто не мог.
— А если я вам помогу? — тихо спросил он. — Я разработал специальную методику лечения человека от навязчивых мыслей.
Крохмаль вдруг крепко ухватил врача за полы зимнего пальто.
— Сделайте, сделайте что-нибудь! Будьте моим спасителем, как много лет назад.
Юрий Григорьевич снова почувствовал волнение.
— Для начала застегните пальто, и пойдем прочь с мороза.
Они двинулись в конец аллеи, туда, где она выходила на многолюдную улицу.
— Вы не пробовали обратиться со своей бедой к врачу?
— Пробовал, — грустно произнес Валентин. — Наблюдался в поликлинике Городской больницы № 1.
— У кого? Уж не у Чеурина ли?
— Да, Чеурин его фамилия. Лечил, назначал процедуры, да все без толку.
— И было это…
— С конца февраля.
«Жаль, что я тогда уже там не работал, — подумал Юрий Григорьевич. — Но ничего, это поправимо».
Когда они стали прощаться, он протянул визитку:
— Вот мой домашний адрес. Я разработал собственную методику лечения. Жду вас завтра в шесть вечера. Готов заверить, что помогу. Но вы должны прекратить лечиться у Чеурина.
…Валентин Крохмаль удалялся, а Юрий Григорьевич оценивающе смотрел ему вслед. «Этот, пожалуй, подойдет», — тихо прошептал он вслед.
Юрий Григорьевич налил еще рюмку водки. Мысли о содеянном несколько часов назад обернулись воспоминаниями. Воспоминания… наверное, это самое ценное, что есть у человека. Если нечего вспомнить, жизнь прожита впустую. Но воспоминания — это прошлое. А жить надо настоящим. А настоящее 15 марта подтвердило его идею о влиянии инфразвука на человека со слабой психикой. И еще: он был немало удивлен тому, что смастерить самодельную бомбу не так уж сложно. Да, пришлось почитать кое-какую, не для широкого пользования, литературу и достать все необходимое: жестяную банку с плотной крышкой, порох, дробь. Часовой механизм.
Теперь что дальше? Ясно одно: назад пути нет — джинн выпущен из бутылки. Юрий Григорьевич выпил. На этот раз водка показалась на удивление горькой. И он сразу пошел варить себе какао, благо его запасы
