Хотел, чтоб мы именно так и подумали: любовник-то про брошку знал, ergo виноват чужой.
— Ну-у-у, допустим, — передразнил Мармеладов. — А кто тогда пустил слух о замурованной в погребе девице? Ведь эта байка сыграла против Игумнова. Какой человек в здравом уме станет так себе вредить? Нет, здесь явно замешан кто-то ещё…
— Или купец не был в здравом уме! — в голосе Федора звучало самодовольство. — Я разгадал сей ребус. Игумнов упился водкой до такой степени, что совершенно позабыл как убил барышню. Потому и развил бурную деятельность, за розыск Маришки радел… А слух о замурованной девице родился из его пьяного бреда в ресторации. Любой халдей мог услышать, а они те еще сплетники.
Сыщик задумчиво поставил фонарь на земляной пол, обеими руками расправил голубой шёлк платья, закрывая голые колени покойницы.
— Слишком много «если». Все доказательства в этом деле условные. Нет четкого следа, который бы однозначно указал на купца Игумнова, либо на другого виновника, — он поднял глаза на Шпигунова. — Вам хочется поскорее раскрыть дело — для карьерного роста это полезно. Но нельзя торопиться…
— Господин Мармеладов! — холодно оборвал его следователь. — Благодарю за подсказки, но вынужден попросить вас впредь воздерживаться от подобных заявлений. Особенно в присутствии третьих лиц. Вы намного старше меня годами, но я никому не позволю себя поучать! Ведь в этом случае становится заметно, что вы сомневаетесь в моих следственных талантах и в умении вычислить убийцу путем собственных размышлений. Ergo все это крайне вредно для моей профессиональной репутации, — Федор даже ногой притопнул для пущей убедительности, — Надеюсь, я достаточно ясно изложил свою просьбу?
— Кристально ясно. Не оставляя возможностей для иного толкования, — сыщик улыбнулся в темноте. — Но пока в этом погребе нет третьих лиц, и вашей репутации ничего не угрожает, позвольте дать вам последний совет.
— Я вас слушаю.
— Забудьте про это латинское словечко. Ergo… Вам кажется, что употребляя его, вы выглядите умнее. Но это не так.
Юноша поник головой и обиженно засопел, но тут же затаил дыхание. — Глядите… А это что?
Он опустился на четвереньки и схватил один из кирпичей. Поднес к фонарю, чтобы лучше рассмотреть.
— Нет четкого следа, а? Вот вам! Куда уж четче!
На кирпичном боку расползлось неряшливое пятно засохшего цементного раствора, а поверх него виднелся оттиск четырех пальцев и верхней части ладони. Огромной ладони.
Шпигунов ринулся наружу, забыв про фонарь и неоконченный разговор с сыщиком. Выскочил на улицу, щурясь от яркого солнца. У крыльца стоял купец. Двое городовых стерегли его, придерживая за локти.
— …проедем, уточним пару деталей. Для протокола, — увещевал старый следователь. — Чистая формальность.
Молодой следователь молча вцепился в правую руку Игумнова — тот не сопротивлялся, — и приложил к оттиску.
— Совпадает!
— Что это за каменюку вы принесли? — забеспокоился купец.
— Идеально совпадает! Видите? На этом оттиске мизинец слишком короткий. А у вас, Игумнов, как раз одной фаланги не хватает! Давно ли?
— С самого детства. Мне лет шесть было, когда я сунул руку в ткацкий станок. Дурак был, захотелось челнок поймать. Кровищи тогда натекло…
— Вы арестованы! — Шпигунов захлебывался эмоциями, да и как тут не ликовать: первое дело, раскрытое самостоятельно, и сразу такая жуткая и таинственная история. — Ключ от погреба был только у вас, Игумнов. Ладонь по размеру подходит. Мизинец искалеченный. Все указывает на виновность вашу!
— Можно ещё сравнить узоры на подушечках пальцев, — предложил сыщик, глядя на разыгравшуюся сцену с высокого крыльца. — Для пущей уверенности.
— Что за бред, господин Мармеладов?! — нахмурился старый следователь. — Какие еще узоры?
— Я прочёл недавно статью Вильяма Гершеля. Этот англичанин много лет служил в восточных колониях. Однажды заметил, что неграмотные индусы и китайцы вместо подписи окунают в чернила палец и прикладывают к документу. Заинтересовался, стал изучать эти оттиски. Представьте себе, осмотрел тысячу разных следов и не нашёл ни одного совпадения. Из этого Гершель вывел, что линии на кончиках пальцев складываются в особые рисунки, по которым можно опознать человека.
— Глупость редкостная, — усмехнулся Федор. — Неужели вы и впрямь думаете, что полиция будет подобной ерундой заниматься? Нам и так доказательств хватает.
Развернулся на каблуках и горделиво зашагал к казенной карете. Нечипоренко кивнул городовым.
— Уведите арестованного. Потом тело из погреба вытащите. Чего же ей, бедняжке, не упокоенной лежать, — он перекрестился и вздохнул. — А сбежала бы, девонька, от старого ревнивца, жила бы долго и счастливо. На балах бы танцевала.
— Вот уж вряд ли, — возразил сыщик.
— Как это понимать, сударь? Федя — следователь цепкий, хоть и не имеет богатого опыта. Ежели он утверждает, что оттиск на кирпиче обличает Игумнова, то я ему верю. А вы не верите?
— Нет. Теперь я окончательно убедился, что именно этот оттиск на кирпиче купца и оправдывает.
Нечипоренко присвистнул.
— Эвон как! Может вам известно, кто убийца? Так скажите уж. Уважьте старика.
— Простите, не имею привычки обвинять кого-то без четких доказательств.
— Понимаю, в чей огород камешек. Хе-хе-хе… Что же, воля ваша. Ищите свои доказательства, — старик любезно поклонился на прощание. — А Николаю Васильевичу придётся пока в холодной посидеть.
Мармеладов вернул поклон.
— Это не беда, если невиновного на одну ночь в арестантскую запрут. Беда будет, если безжалостный душегуб избежит наказания.
* * *
— Ну и дом себе отгрохал этот стервец! — визгливый голос раскатился по всей Якиманке. — Не дом, а пряник.
Мармеладов оглянулся. Из полицейской кареты выпрыгнул Федор Шпигунов. Подал руку высокой некрасивой женщине, одетой богато, но безвкусно. Она замерла на ступеньке, придирчиво осматривая красно-белые хоромы.
— Изнутри, поди, сплошной изюм и патока? Надобно взглянуть.
Волосы ее чуть тронула седина, однако судя по глубокому декольте платья, женщина продолжала молодиться. Она поднялась на крыльцо, где сыщик беседовал с кучером. Окинула обоих презрительным взглядом и замахнулась на двустворчатые двери. Постучать не успела — швейцар раскрыл их как всегда вовремя.
— Чего изволите?
— Войти хочу.
— Это Варвара Платоновна Игумнова, — подскочил с пояснениями Федор. — Законная супруга Николая Васильевича.
Он сделал особенное ударение на слове «законная» и махнул рукой, мол, отойди с
