Они коротко попрощались и скрылись за дверью.
Магдалена слишком поздно вспомнила, что так и не расспросила Георга о его будущем в Бамберге.
5
Перед резиденцией курфюрста,
4 февраля 1672 года от Рождества Христова
– Здесь живет настоящий король?
Петер в изумлении смотрел на мюнхенскую резиденцию. Дворец курфюрста раскинулся вдоль улицы, ведущей к Швабингу, небольшому селению к северу от Мюнхена. При этом он не был дворцом в прямом смысле слова, а представлял собой целый комплекс сооружений с собственной церковью, внутренними дворами, конюшнями, различными строениями и огромным садом с северной стороны. На другой стороне улицы высилась еще недостроенная церковь. Симон задумался, сколько же народу проживало в резиденции. Одним лишь семейством курфюрста число ее обитателей явно не ограничивалось – вполне возможно, что оно превышало даже все население Шонгау.
– Нет, здесь живет не король, а баварский курфюрст Фердинанд Мария, – ответил Симон своему сыну. – Впрочем, это примерно одно и то же.
– И его жена пригласила тебя?
В голосе Петера сквозила гордость. Симона тоже пробрала легкая дрожь, и причиной тому был не только холод. К сегодняшней аудиенции он вычистил свой красный сюртук и вставил в шляпу новое перо. Петер тоже надел лучшую свою рубашку. Перед выходом Магдалена хорошенько причесала его и умыла с мылом, так что лицо мальчика стало розовым.
– Ну, у меня были кое-какие соображения насчет болезней, и по всей видимости, их захотели выслушать, – ответил Симон с улыбкой. – Говорят, жена курфюрста умна и общительна.
Они стояли перед воротами, охраняемыми полудюжиной стражников в кирасах, шлемах и вооруженных алебардами. Вид у солдат был довольно хмурый. Они смотрели прямо перед собой и отступали в сторону, только если в ворота въезжали многочисленные поставщики курфюрста. Боясь опоздать, Фронвизер пришел за полчаса до назначенного часа. За это время ворота пересекли торговец с вином, два пекаря с ароматными ковригами и курфюршеский кондитер. Неужели все это предназначалось для аудиенции?
Симон прислушался. Колокола Старого Петра отзвонили полдень. Лекарь пригладил волосы и поправил шляпу.
– Пора. Пробил наш час.
Он вынул из кармана письмо, полученное накануне от посыльного, взял Петера за руку и гордо шагнул к стражникам.
– Доктор Симон Фронвизер. Мне назначена аудиенция у ее высочества высокоблагородной курфюрстины, – представился он высокопарно.
Стражник скользнул скучающим взглядом по письму, затем показал на широкую лестницу за воротами.
– Вверх по лестнице и до конца, – бросил он.
Немного озадаченный, Симон вместе с Петером поднялся по лестнице. Они вошли в просторный зал, украшенный алебардами и прочим оружием. Здесь тоже стояли стражники. А справа и слева сидели человек двадцать мужчин и женщин – по всей вероятности, они тоже дожидались аудиенции с курфюрстиной. Симон с первого взгляд определил, что просители были не из дворян, а скорее из низших городских сословий. Они тоже пришли на прием в поношенных одеждах и начищенных башмаках. Симон сглотнул. В душе его крепло подозрение, что в аудиенции этой не было ничего выдающегося, как представлялось ему вначале.
Ну, по крайней мере, курфюрстина выслушает меня, и я расскажу ей о своем трактате. И может, удастся все-таки пристроить Петера в школу…
Время тянулось мучительно долго. К тому же в зале стоял холод, и Симон успел пожалеть, что не надел вместо модного красного сюртука простой теплый плащ. Время от времени в дальнем конце зала отворялась дверь, раздавался приказ, и очередного просителя приглашали в соседний зал. Симон понял, что аудиенции ему придется ждать не меньше двух часов. И это притом, что посыльный просил его явиться точно к полудню!
Поначалу Петер спокойно сидел рядом, но через некоторое время стал беспокойно ерзать.
Еще пятнадцать минут прошли в ожидании, и мальчик не выдержал.
– Можно мне немножко прогуляться? – попросил он.
– С ума сошел? – прошипел Симон. – Ты в резиденции курфюрста, а не на ярмарке!
Но потом он посмотрел налево, где к залу примыкал длинный коридор, украшенный картинами и барельефами. Там тоже стояли просители и вполголоса переговаривались.
– Пройдись, если хочешь, по коридору, посмотри картины, – предложил лекарь сыну. – Только далеко не уходи! Я хочу, чтобы ты вошел со мной, когда нас вызовут.
Петер с благодарностью кивнул и скрылся в проходе. Со вздохом облегчения Симон достал из сумки свои записи – теперь он постоянно носил их с собой, вместе с книжкой о микроскопах, которую ненароком унес из лавки. Он надеялся, что так и останется безнаказанным за совершенную кражу. За фальшивые монеты ему, судя по всему, тоже ничего уже не грозило.
И вновь Симон принялся править свою работу. И всякий раз ему попадались места, требующие исправлений. Раз уж его пригласили к курфюрстине, следовало должным образом сформулировать свои тезисы. Кроме того, ему по-прежнему не нравились кое-какие фразы на латыни.
Sanitas bonum inaestimabile nec contemnendum…
Погруженный в раздумья, Симон совершенно забыл о времени. Когда прозвучало его имя, он резко вскинул голову.
– Доктор Фронвизер! – позвал один из стражников. – Доктор Фронвизер приглашается на аудиенцию!
Симон собрал свои листы и поспешил было к стражникам, но осознал вдруг, что Петер так и не вернулся. Лекарь огляделся в поисках сына, но не увидел его даже в коридоре. Его охватило беспокойство. Куда же подевался Петер? На него ведь всегда можно было положиться! Может, он просто-напросто вышел на улицу поиграть?
– Доктор Фронвизер! – настойчиво повторил стражник. – На аудиенцию, поторопитесь!
Симон в последний раз оглядел присутствующих и в конце концов сдался. Ну, дома этого сорванца ждет серьезный разговор!
Как и меня…
Оставалось только надеяться, что он и без Петера сумеет поговорить с курфюрстиной насчет школы. Магдалена никогда не простит его, если он не воспользуется этой редкостной возможностью.
Симон поднялся и подошел к стражнику. Тот уже начинал терять терпение. Он еще раз взглянул на письмо с печатью и распахнул перед лекарем высокие двери. Фронвизер прошел в просторную комнату. К ней примыкал еще один зал, как и первый, увешанный гобеленами и портретами. Симон пересек его и оказался в самом пышном зале, какой ему только доводилось видеть.
Потолок, украшенный витиеватой резьбой, и стены были сплошь позолочены. Повсюду висели изображения правителей древности, восседающих в роскошных тронных залах. Во всем зале не было такого места, где не висел бы гобелен или портрет. Перед Симоном, на возвышении, стоял трон, также позолоченный.
На троне восседала курфюрстина.
Это была женщина немногим за тридцать, с узким лицом и темными волосами, завитыми и украшенными в проборе бриллиантовой брошью. На ней было приталенное красное платье с золотой вышивкой. Во взгляде ее сквозили ум и прохлада, хотя смотрела она приветливо. Симону вспомнилось, что говорили о ней другие. Курфюрстина Генриетта Аделаида была родом из Пьемонта, и холод Баварии пришелся ей не по душе. Тем более что во Франции этой женщине в свое время прочили титул королевы. Но ей все-таки удалось собрать в Мюнхене целую группу итальянских и французских зодчих, и с тех пор они превращали город во второй Рим.
Симон опустился на колено и склонил голову к полу.
– Ваше высочество… для меня… для меня великая честь… – прохрипел лекарь. Потом голос и вовсе отказал ему.
«Видел бы меня сейчас отец! – пронеслось у него в голове. – Сын полевого врача при дворе курфюрста!»
Генриетта Аделаида вопросительно взглянула на седого дворецкого. Тот стукнул по полу церемониальным жезлом и скрипучим голосом представил Симона. Тут губы ее тронула улыбка.
– А, так вы и есть тот самый доктор Фронвизер! – рассмеялась курфюрстина. Она изъяснялась на ломаном немецком с итальянским акцентом и, казалось, говорила на нем не так уж часто. – Мадонна! Вы и в самом деле такой маленький, как вас описывали…
