Я хлопнул его по плечу так, что у него колени подкосились, и рявкнул:
— Да не жадничай, Федя!
Я взял под локоть Арсения Феофановича и отвел в сторонку.
— Не жадничай! — раздался за спиною добродушный возглас штабс-капитана, а затем последовал шлепок, и под ручищей Репы Чоглоков вовсе едва не рухнул.
— А что, Арсений Феофанович, много ль воруют? Так, между нами? — спросил я экзекутора Казенной палаты.
Он часто-часто захлопал глазами, поднес правую руку ко лбу и выдохнул:
— Вот вам крест…
— Не богохульствуй! Честно говори! — Я перехватил его руку. — И хватит моргать! Ресницы осыплются!
— Так мне ж то неведомо, — прошептал он.
— Как так — неведомо? — нахмурился я. — Кто у нас экзекутор? Ты или я?
— Так я же деньги по сметной росписи выдаю, а мне бумаги потом приносят, — торопливым шепотом произнес он. — А что там, за этими бумажками, в действительности, то мне неведомо.
— Ладно, Арсений Феофанович, ты мне бумаги эти наготове держи. Может, понадобятся.
Экзекутор раскраснелся и перевел растерянный взгляд на Чоглокова.
— Что пялишься на него? — рыкнул я. — Отвечать за государеву казну не ему, а тебе придется!
— Помилуйте, ваше благородие, Петр Ардалионович, — взмолился Арсений Феофанович. — Да чем же я провинился-то?
— На свет родился, вот и провинился! Понял?
— Понял, — обреченно промолвил экзекутор.
И удивление на лице сменилось привычным скорбным выражением. Жизнь вернулась в свою колею.
— А что, брат Феофаныч! — воскликнул я. — Может, нам к Аверкию Степановичу зайти?
— К кому?! — вытаращился Городец.
— К господину Кириллову Аверкию Степановичу, — с нажимом в голосе уточнил я.
— Так ведь его убили, — пролепетал экзекутор, явно удивленный тем, что я нахожусь в неведении.
— Убили?! — оторопев, я повернулся к Чоглокову. — А почему мне не доложили?!
Федор Алексеевич вжал в плечи голову и развел руками.
Во мне пробудился охотничий азарт: я предположил, что и эта смерть связана с событиями на Моховой и в Тосне. Странно, что генерал-губернатор не упомянул об убийстве председателя Казенной палаты. Но, без сомнения, это преступление уже расследуется. Даже если заговорщики имеют возможность свернуть розыск, среди полицейских может найтись ретивый служака, который достаточно далеко продвинется. Как знать, возможно, он уже наступает убийцам на пятки! И если объединим усилия…
— Что случилось-то? Кто? И за что убил? Он, что, неподкупным был? — спросил я.
— Да нет, ваше благородие, — настороженным тоном промолвил Арсений Феофанович, — как раз за взятки, за воровство и убили…
— Господи, — выдохнул я. — Да что тут у вас происходит? Убийцу поймали?
— Петр Ардалионович, — вмешался Репа, — это случилось сто двадцать лет тому назад во время стрелецкого бунта.
— Тьфу ты, черт! — выругался я. — Что ж ты мне, Федя, голову-то заморочил? Просвещенностью блеснуть решил?! Это вы тут в Москве историю книжкам не доверяете, в голове держите. А в Петербурге, знаешь ли, брат, не до того, там жизнь кипит! Некогда голову ерундой забивать.
— Ну, извините, — вновь развел руками Чоглоков.
— Ладно! — Я хлопнул по плечу Арсения Феофановича. — Убили и убили, тут уж ничего не поделаешь. Нечего было взятки брать и воровать! Как говорится, ни почестей, ни наград, — ничего для себя лично! Кстати, Арсеньюшка, а ты где, брат, проживать изволишь? На случай, если понадобишься.
— А здесь же, от Казенной палаты налево третий дом, — указал Городец.
Я повернулся к Чоглокову:
— Ну что, Федя… Тут все путем! Считай, ревизию провели. Теперь неплохо б до места добраться, посмотреть воочию…
— Путь будет длинным, семнадцать верст от Москвы, — ответил надворный советник, который после моих слов о проведенной ревизии заметно повеселел.
— Тогда поторопимся!
Мы сели в карету и некоторое время ехали молча. А потом Чоглоков с гордостью заявил:
— Между прочим, дом Аверкия Степановича Кириллова строил предок мой, Михаил Чоглоков.
— А он знал, что там будет Казенная палата? — поинтересовался я.
— Ну-у. — Чоглоков почесал затылок. — Наверное, знал.
— И что же? Не сделал потайного лаза и не оставил секретного чертежа наследникам? — с горячностью спросил я.
Чоглоков разинул рот, соображая: шучу я или говорю серьезно?
— А, Федя? — продолжил я комедию. — Тебе не нужны были б никакие махинации с подрядами! Ночью наведался в Казенную палату — вот и вся забота о приросте твоего благосостояния! Вы бы проверили семейные архивы… Найдете подземный ход — я в доле! За подсказку.
— Это уж непременно, хе-хе, — с усмешкой ответил Чоглоков.
— Хе-хе, — откликнулся я и, хлопнув Федора Алексеевича по колену, добавил: — А случись мне саму палату проверять, так теперь я знаю, с кого за недостатки спрашивать!
Надворный советник залился столь густою краской, что поневоле родилось подозрение: нет ли и впрямь потайного лаза?
Послышался топот копыт, шелест колес другого экипажа, раздались крики: «Стой! Стой!» Чоглоков выглянул в окно.
— Кого еще нелегкая принесла?! — буркнул я, внутренне сжавшись от недобрых предчувствий.
Федор Алексеевич безучастным голосом сообщил:
— Компания «Герард и сын». Немчура прикатила…
Наша карета остановилась. Чоглоков выбрался наружу и с улыбочкой направился к экипажу с «немчурой».
— Ловко же ты выкрутился у Салтыкова! — похвалил меня Репа.
Я снисходительно улыбнулся.
— Так все шло хорошо, — продолжил петь дифирамбы отставной штабс-капитан. — И вдруг — нате вам! — опомнился старый хрыч! У меня все так и оборвалось внутри! И думаю, правда же, на торжествах-то московский генерал-губернатор со столичным частенько рядышком стоят! Значит, Михаил Федотович и племянника своего мог Ивану Петровичу представить! Ну, думаю, все! Погорели!
— У страха глаза велики, — пробормотал я, всматриваясь в физиономию старика, выбравшегося из экипажа навстречу Чоглокову.
— А ты ему — эдак!.. Как ты ему сказал-то?
— Сказал, что авгиевы конюшни разгребаю от зари до зари и для торжественных мероприятий свободным временем не обладаю, — повторил я.
Штабс-капитан даже зарделся от удовольствия. Уж не знаю, что он такого разглядел в моих словах!
Следом за стариком из кареты выбрался господин средних лет, судя по возрасту и внешнему сходству, сын. Репа смерил их торопливым взглядом и тоже забеспокоился.
— Вот что я думаю, Андрей, — зачастил он. — Ты-то, пожалуй, поезжай, глянь, чего они тут настроили. А я, давай-ка, лучше вернусь во дворец губернатора. Если там шум какой-нибудь поднимется, бог даст, предупредить успею.
— Может, так оно и лучше будет. Если что, встретимся у моей тетки, графини Неверовой, у нее дом в Большом Харитоньевском переулке, — ответил я и отворил дверцу кареты.
Старик был родом из Швабии, на российской службе дослужился до тайного советника. Полковник Иоганн Конрад Герард — так представил его Чоглоков.
— Зовите меня Иваном Кондратьевичем, — попросил немец.
Второй господин, как я и догадался, оказался сыном тайного советника Герарда, Фердинандом Иоганном Герардом, также назвавшимся на русский манер Федором Ивановичем.
— А я как услыхал, что вы, Петр Ардалионович, решили лично обойти наши сооружения, так поспешил следом! — оживленно сообщил Иван Кондратьевич. — Как же это? Без меня такую экскурсию проделать!
— Премного благодарен, господа, — ответил я. — Премного благодарен. Хотелось бы конечно же производить осмотр со знающими людьми.
— А то бы без них не управились, — чуть слышно буркнул Чоглоков.
Отставной штабс-капитан пошел искать извозчика, а мы расселись по каретам и отправились в путь. Федор Алексеевич надулся, а я пожалел, что не зазвал старого Герарда в наш экипаж. Он бы не утерпел и просветил меня о назначении сооружений еще до прибытия на место. Предстоял неблизкий путь. Из приказов, отданных возницам, я понял лишь то, что сначала мы посетим какую-то Трубу, затем Ростокино, а оттуда поедем в Тайнинское.
На берегу Неглинки скопилось огромное количество подвод, и посему образовалось настоящее столпотворение. Фыркали, ржали и толкались кони, суетились мужики, стараясь перекричать друг друга, а заодно и лошадей.
— Что происходит? — удивился я.
— Последние приготовления перед приездом императора, — пояснил Чоглоков. — Обычно здесь торгуют всяким деревом, пригодным к строительству.
— И сюда приедет император?
— Да, здесь же водозаборная ротонда, — ответил Герард-старший.
— Все ветхие строения снесли. Построили павильон, а за сегодня должны вывезти весь мусор и хлам. — Чоглоков указал на подводы.
Я перекрестился на кресты Богородице-Рождественского монастыря, что стоял выше на холме, и спросил:
