Де Ридфор отпустил ее руку и указал на оставшуюся у них за спиной церквушку.
– Что мы только что делали во время мессы? – угрюмо спросил он. – Мы причащались к плоти и крови воскресшего Христа, совершали обряд, являющийся ядром, самой сутью святой римско-католической церкви. Если подорвать эту самую святую веру, тогда тысяча лет, прошедшие после того как Павел сделал Рим центром христианской вселенной, обратятся в прах.
Они свернули в ворота, и Ивлин, которой стало не по себе настолько, что она уже начинала бояться этого странного, загадочного человека, убежала, чтобы рассказать обо всем матери.
Глава восьмая,
в которой коронер Джон узнает
ужасную новость
Утро четверга, семнадцатого дня марта, было холодным и ветреным. Нежное дыхание весны оказалось лишь обманом, как это обычно бывало в западной части Британских островов.
Перекусив миской горячего бульона и ломтем хлеба, де Вулф пешком отправился в замок. Одина пришлось оставить у кузнецов, где ему меняли подковы. Коронер двигался размашистым шагом, борясь с порывами ветра, который старался сорвать с него поношенный плащ, время от времени бросая в лицо пригоршни дождя. Тарахтели под ливнем крыши палаток уличных торговцев, а сами торговцы, завернувшись в плащи и накидки, ждали, когда покупатели отважатся бросить вызов стихии.
Де Вулф с удовлетворением отметил, что нога уже почти не беспокоит, исчезла ноющая боль, мучавшая его на протяжении многих недель. Он вспомнил вчерашний вечер, который скучно, но, к счастью, спокойно провел в обществе Матильды у домашнего очага. Вчера ей не нужно было идти на службу в храм, и супруги поужинали относительно спокойно. У коронера не было желания отправляться в «Ветку плюща», поскольку он знал, что Неста пошла на собрание хозяев постоялых дворов, чтобы обсудить повышение цен на ячмень и то, как это должно отразиться на цене продаваемого ими эля.
Из-за скудного прошлогоднего урожая и огромного спроса на зерно, которое нужно было королю для его армии во Франции, стали расти цены на многие продукты. Это еще более усилило недовольство населения, которое и так уже было не в силах выносить непомерные подати. Де Вулф опасался даже, что подобные настроения смогут подвигнуть принца Джона на новый заговор против своего отсутствующего брата-короля.
Дороговизна и явилась одной из тем довольно скованной беседы между де Вулфом и Матильдой, когда они сидели после ужина перед камином. Джон распечатал флягу с вином, и под влиянием спиртного супругам удалось немного расслабиться – в последнее время Матильда, похоже, все чаще и чаще была не прочь выпить пару стаканчиков. Как и следовало ожидать, разговор зашел о Жильбере де Ридфоре, и Джон рассказал жене о том, что Томасу удалось узнать об аббате Козимо и о приезде трех тамплиеров. Судя по всему, Матильду искренне заботила судьба рыцаря, и она даже согласилась, пусть и не очень охотно, с тем, что де Вулф поступил правильно, спрятав де Ридфора в Стоуке. Более того, она поведала и еще кое-какие сплетни, почерпнутые ею из разговоров с любопытными прихожанами церкви св. Олафа, которая находилась в нескольких сотнях шагов от монастыря св. Николая.
– Ты говоришь, что одним из этих рыцарей был Бриан де Фалэз, – сказала Матильда, – а мне говорили, что двоих, приехавших вместе с ним, зовут Годфри Капра и Роланд де Вер.
О последнем Джон никогда не слышал, но Годфри Капра смутно помнил – тот присутствовал на известной встрече в Жизоре. Эта встреча получила название «рубка вяза» и, похоже, оказала существенное влияние на организацию тамплиеров. Там же присутствовал и Жильбер де Ридфор, и Джон сомневался, что это могло быть простым совпадением.
Подходя к сторожке у ворот Ружмона, де Вулф вздохнул, осознав, что ему так и не удалось объединить эти разрозненные обрывки информации. Становилось очевидным, что единственный способ узнать истинную причину, заставившую тамплиеров приехать в Эксетер, – это задать им вопрос в лоб. Джон повернул в помещение для стражи, но вместо того, чтобы испытывать судьбу и подниматься по крутой лестнице, сунул голову в проем и крикнул, привлекая внимание Гвина. Раздался ответный крик, и его помощник сбежал вниз, сопровождаемый Томасом де Пейном.
– В восемь часов мы должны присутствовать при наказании преступников, – сообщил де Вулф. – Томас, секретарь шерифа отдал тебе список?
Маленький сутулый писарь порылся в своей бесформенной сумке и выудил обрывок пергамента.
– Их будет трое, коронер, – объявил он, сверившись с записями, – и у одного из них вы должны получить признание.
– Признание, – нахмурившись, переспросил де Вулф. – С чего это вдруг?
– Похоже, что он тоже хочет стать аппрувером, чтобы спасти хоть и не правую руку, но хотя бы свою шею. – Аппруверами называли преступников, которые, чтобы спасти свою жизнь, выдавали сообщников. Взамен их избавляли от казни, но они должны были покинуть пределы страны. Иногда их вообще освобождали из-под стражи.
Коронер недовольно хмыкнул и направился во главе маленькой процессии через внутренний двор в направлении главной башни. Ее темные сырые подвалы служили и тюрьмой, и складом, и камерой пыток, а заправлял всем этим хозяйством Стиганд, чудовищной толщины тюремщик с мозгами мокрицы. Подвал был разделен пополам каменной стеной с ржавой решеткой посредине, за которой начинался коридор с рядом грязных камер. Остальная часть была освещена тусклым светом, просачивающимся сквозь небольшой дверной проем, и несколькими прикрепленными на стенах свечами с фитилем из сердцевины ситника. В одном из углов находился альков, где жил Стиганд. Соломенный тюфяк, служивший ему постелью, валялся прямо на сыром земляном полу. Рядом с альковом была выкопана яма с угольями, где Стиганд стряпал свою нехитрую еду и раскалял клейма и другие пыточные орудия.
Спустившись по нескольким ступенькам, коронер и его спутники услышали зловещее бульканье древесного дегтя, варившегося в железном горшке. Впрочем, этот звук тут же заглушили шаги мрачной процессии, появившейся из-за железной двери тюрьмы. Впереди шествовал Габриэль, сопровождаемый стражником, за ними, спотыкаясь на неровном полу, плелись трое заключенных, одетых в лохмотья, с кандалами на руках и ногах. Замыкали процессию еще два солдата, которые подталкивали пленников в спину. Стиганд запер на ключ тяжелую металлическую дверь и, грузно ступая, направился к очагу, рядом с которым, на низкой скамейке, были разложены орудия пытки. В центре помещения уже собралась небольшая группа наблюдателей, включавшая священника из гарнизонной часовни св. Марии – на случай, если кто-нибудь из заключенных умрет во время судебного процесса. Остальными были Ральф Морин, комендант замка, Генри Риффорд, один из двух эксетерских приставов, и шериф Ричард де Ревелль с одним из своих писарей из суда графства. Шурин Джона и должен был чинить суд над злодеями.
Солдаты, щедро рассыпая удары, заставили троих заключенных выстроиться перед чиновниками в шеренгу, чтобы писарь, дородный мужчина с раздутыми представлениями о собственной важности, мог зачитать подробности приговоров.
– Во-первых, Роберт Тебод, мясник из этого города, ты осужден за постоянный и злонамеренный обвес и явные мошеннические манипуляции с весами, совершаемые в собственную пользу. – Он перевернул лист пергамента и сверился с одной из предыдущих записей. – Восьмого дня июня прошлого года ты уже был подвергнут штрафу в десять марок судом этого города. И ты был предупрежден, что следующее такое преступление приведет к повешению или отсечению конечности.
Шериф, облаченный в короткий плащ его любимого зеленого цвета, небрежно наброшенный на плечо, нетерпеливо помахал перчаткой, перебивая писаря.
– Известно ли что-нибудь еще об этом злодее?
Риффорд, короткошеий мужчина средних лет с брюшком и выпуклыми глазами, был приставом, представляющим свободных граждан города и гильдии. Он ткнул пальцем в несчастного Роберта, плотного человека с обычно цветущим лицом, которое в этот момент было бледным от страха.
– В прошлом году гильдия мясников предупреждала его, что если он снова преступит закон, то будет изгнан из гильдии и не сможет более торговать в этом городе. Так тому и быть, хотя, в любом случае, он все равно не сможет бить скот и рубить мясо одной рукой!
Тебод рухнул на колени и начал умолять о снисхождении, но никто не обращал внимания на его полубессвязное бормотание: присутствующим не раз приходилось слышать от осужденных подобные просьбы.
Писарь перешел к изложению следующего дела. На этот раз обвиняемым оказался молодой угрюмый сакс с длинными желтыми волосами, свисающими до лопаток.
– Бритрик из Тотнеса, тебя задержали на Саржевом рынке, когда ты пытался сбыть обрезанные пенсы с коротким крестом. Городской бейлиф обнаружил в твоем жилище мешок с обрезками и железные ножницы для обрезки монет.
