Борис Акунин - Алмазная колесница. Том 2

Ознакомительная версия.

– Мне больше нравятся б-бодхисатвы, – заметил Эраст Петрович.

Доронин улыбнулся:

– Это потому что они ближе к христианской идее самопожертвования. Я мизантроп и предпочёл бы стать архатом. Боюсь только, праведности не хватит.

– А что же такое Алмазная Колесница?

– Это совершенно особое ответвление буддизма, весьма запутанное и изобилующее тайнами. Непосвящённым про него мало что известно. В соответствии с этим учением человек может достичь Просветления и стать Буддой ещё при жизни, но для этого требуется особенная твёрдость в вере. Потому-то колесница и называется алмазной – ведь в природе нет ничего твёрже алмаза.

– Решительно не понимаю, – сказал Фандорин, подумав. – Как можно достичь просветления и стать Буддой, если совершаешь убийства и вытворяешь м-мерзости?

– Ну, это, положим, не штука. Мало ли гадостей вытворяют наши с вами святоши, да всё во имя Христа и душеспасения? Дело не в учении. Я знаю монахов из секты Сингон, исповедующей путь Алмазной Колесницы. Просветляются себе, никому не докучают. Посторонних в свои дела не пускают, но и сами чужими делами не интересуются. Притом нисколько не фанатики. Трудно вообразить, чтобы кто-то из них отрезал себе физиономию с воплем «Конгодзё!». Главное, я никогда не слышал, чтобы эта формула имела магическое значение… Видите ли, в японском буддизме считается, что некоторые сутры или словесные формулы обладают магической силой. Есть заветное заклинание «Ному Амида Буцу», есть Сутра Лотоса «Наму мёхо рэнгэкё». Монахи повторяют их тысячи раз, веря, что тем самым продвинутся по Пути Будды. Вероятно, существует и какая-нибудь фанатичная секта, придумавшая себе восклицание «Конгодзё»… – Всеволод Витальевич развёл руками. – Увы, в подобных материях европейцу не разобраться. Вернемтесь-ка лучше к Безликому, пока не заплутали в буддийских чащах. Проверим логическую последовательность событий. Вопрос: за что убили Благолепова? Ответ: За то, что кому ни попадя болтал о ночных пассажирах. Другой причины насылать мастера хитрых убийств на столь никчёмного человечишку вроде бы не было. Так?

– Так.

– Безликий – ниндзя, которых, как известно из истории, нанимают за деньги. Особый вопрос, откуда в 1878 году мог взяться ниндзя, – может быть, мы теперь никогда этого не узнаем. Но раз уж нашёлся человек, решившийся жить и умереть по законам этой секты, то наверняка способ существования у него был тот же самый. Иными словами, это был наёмник. Вопрос: кто его нанял? Ответ: неизвестно. Вопрос: зачем наняли?

– Прикрывать и охранять троих самураев из Сацумы? – предположил Фандорин.

– Скорее всего так. Нанять такого мастера наверняка стоит больших денег. Откуда они у бывших самураев? Значит, в игре участвуют серьёзные закулисные игроки, способные делать высокие ставки, чтобы сорвать банк. Банк нам известен – это министр Окубо. Вот всё это я и напишу в докладе на имя посланника. Присовокуплю, что руководителем, связным или посредником сацумских убийств является содержатель игорного притона. Японская полиция следит за ним, и это на сегодняшний день единственная наша зацепка. Что скажете, Фандорин? Не упустил ли я чего-нибудь в своём анализе ситуации?

– Анализ вполне хорош, – признал титулярный советник.

– Мерси. – Консул приподнял свои тёмные очки, устало потёр глаза. – Однако начальство ценит меня не столько за способность производить анализ, сколько за умение предлагать решения. Что ж я напишу в резюмирующей части доклада?

– Выводы. – Фандорин тоже подошёл к окну, посмотрел, как в саду под дождём покачиваются листья акаций. – Числом четыре. Заговорщики имеют в полицейских кругах своего агента. Это раз.

Доронин вздрогнул:

– Откуда вы взяли?

– Из фактов. Сначала убийца узнал, что у меня есть свидетель убийства Благолепова. Потом кто-то предупредил сацумцев о засаде в г-годауне. И наконец, ниндзя знал о существовании отпечатков и о том, где они хранятся. Вывод может быть лишь один: с заговорщиками связан либо кто-то из моей группы, либо одно из лиц, получающих сведения о ходе расследования.

– Например, вроде меня?

– Например, вроде вас.

Консул сдвинул брови, помолчал.

– Хорошо, с первым выводом ясно. Дальше.

– Горбун безусловно знает о слежке и ни в коем случае сам не выйдет на связь с сацумцами. Это два. Следовательно, нужно вынудить Горбуна к действию. Это три. Однако, чтобы снова не произошло утечки, операцию нужно провести втайне и от муниципальной, и от японской полиции. Это четыре. Всё.

Обдумав сказанное, Доронин скептически качнул головой:

– Так-то оно так. Но что значит «вынудить к действию»? Как вы себе это представляете?

– Нужно, чтобы Сэмуси избавился от слежки. Тогда он непременно кинется разыскивать своих сообщников. И выведет на них меня. Но для проведения этой операции мне нужна санкция на самостоятельные действия.

– Какие именно?

– Пока не знаю, – бесстрастно ответил титулярный советник. – Такие, какие п-понадобятся.

– Не хотите говорить? – понял Доронин. – Ну и правильно. А то сорвётся ваша операция, и вы меня в шпионы запишете. – Он побарабанил пальцами по стеклу. – Знаете что, Эраст Петрович? Для чистоты опыта я и посланнику не стану писать о ваших выводах. Что же до санкции, то считайте, что получили её от вашего непосредственного начальника. Действуйте, как найдёте нужным. Только вот что… – Консул слегка замялся. – Может быть, вы согласитесь взять меня… нет-нет, не в конфиденты, а хотя бы в исполнители? Одному, без помощи, вам будет трудно. Я, конечно, не ниндзя, но выполнить какое-нибудь несложное задание мог бы.

Фандорин окинул взглядом тщедушного Всеволода Витальевича и вежливо отказался:

– Благодарю. Мне будет достаточно письмоводителя Сироты. Хотя нет. Пожалуй, сначала мне нужно с ним поговорить…

Титулярный советник заколебался – вспомнил, что в последнее время японец ведёт себя немного странно. Без повода бледнеет и краснеет, смотрит как-то исподлобья. В отношении письмоводителя к вице-консулу, вначале чрезвычайно дружественном, явно произошла перемена.

Эраст Петрович решил выяснить, в чем тут дело, незамедлительно.

Пошёл в канцелярию, где девица Благолепова оглушительно колотила по кнопкам «Ремингтона». Увидев Фандорина, она вспыхнула, быстрым движением поправила воротничок и застучала ещё проворней.

– Мне нужно с вами поговорить, – тихо сказал титулярный советник, наклонившись над столом Сироты.

Тот дёрнулся, побледнел.

– Да, мне тоже. Давно пора.

Эраст Петрович удивился. Осторожно спросил:

– Вы хотели говорить со мной? О чем?

– Нет, сначала вы. – Письмоводитель поднялся, решительно застегнул сюртук. – Где вам угодно?

Провожаемые истерическим треском «Ремингтона», вышли в сад. Дождь перестал, с ветвей падали стеклянные капельки, над головой звонко пели птицы.

– Скажите, Сирота, вот вы связали свою жизнь с Россией. Могу ли я спросить, почему?

Письмоводитель выслушал вопрос, напряжённо прищурился. Ответил чётко, по-военному, словно подготовился заранее:

– Господин вице-консул, я решил связать свою жизнь с вашей страной, потому что Россия очень нужна Японии. Восток и Запад слишком различны, им не слиться друг с другом без посредника. Когда-то в древности роль моста между Японией и великим Китаем выполняла Корея. Теперь, чтобы гармонично соединиться с великой Европой, нам необходима Россия. Благодаря помощи вашей страны, которая объединяет в себе и Восток, и Запад, моя родина расцветёт и вольётся в ряды великих держав мира. Конечно, не сейчас, а лет через двадцать или тридцать. Вот почему я служу в русском консульстве…

Эраст Петрович смущённо кашлянул – он не ожидал столь чеканного ответа, а идея о том, что отсталая азиатская страна может через двадцать лет превратиться в великую державу, была просто смехотворной. Однако обижать японца не следовало.

– Понятно, – протянул Фандорин, чувствуя, что не очень-то достиг цели.

– Ещё у вас очень красивая литература, – добавил письмоводитель и поклонился, как бы давая понять, что добавить ему больше нечего.

Возникла пауза. Титулярный советник думал, не спросить ли напрямую: «Что это вы на меня всё волком смотрите?» Но с точки зрения японского этикета это, вероятно, будет чудовищной невежливостью.

Сирота нарушил молчание первым:

– Это и есть то, о чем господин вице-консул хотел со мной говорить?

В его голосе звучало удивление.

– С-собственно, да… А о чем желали говорить со мной вы?

Письмоводитель из белого сделался пунцовым. Сглотнул. Откашлялся.

– О капитанской дочке. – И, увидев, в глазах собеседника изумление, пояснил. – О Софье Диогеновне.

– Что случилось?

– Господин вице-консул, вы её… вы её рюбите?

Оттого что японец перепутал в ключевом слове "р" и "л", а ещё более от самой невообразимости предположения Эраст Петрович понял смысл вопроса не сразу.

Ознакомительная версия.