– Так давай подожжем! – по тону Гермеса было легко догадаться, что он улыбается. – Я могу стащить факел, а на складах наверняка полно кувшинов с маслом. Мы можем устроить отличный пожар еще до того, как они поймут, что происходит!
Поджог считается в Риме неслыханным по наглости преступлением, так что ничего подобного у нас дома никому устроить не удастся, никаких шансов.
– Но после они обшарят все окрестности, стараясь обнаружить поджигателей. Они, возможно, не особо выдающиеся вояки, но наверняка хорошо умеют ловить беглых рабов.
– Тогда, наверное, нам лучше ничего такого не делать.
– Кроме того, все это может понадобиться мне в качестве вещественных доказательств.
– Доказательств чего?
Это был хороший вопрос. Рим весьма неодобрительно отнесется к подобным работам, но станет ли Сенат предпринимать какие-то резкие меры? Я в этом сильно сомневался. И какая связь между этими боевыми машинами и смертью Ификрата? Так и не найдя ответов на эти вопросы, мы осторожно вернулись на берег озера.
Одно из непременных условий успешной политической карьеры в Риме – это тягостная, но необходимая подготовка и обучение, начиная с низших ступеней гражданской службы. Никому это не нравится, но за это время, по крайней мере, начинаешь понимать, как работает государство. Именно поэтому цари так часто оказываются скверными правителями. Они получают представление об общественной жизни, лишь наблюдая за ней с высоты трона. Им нравятся некоторые ее стороны, которыми можно любоваться и наслаждаться, например, сражения и гибель врагов, возможность командовать и распоряжаться всеми, и вообще стоять выше закона. Но все остальное наводит на них скуку, и они оставляют это людям, иногда евнухам, у которых вполне могут быть свои собственные амбиции и честолюбивые замыслы. Поскольку цари не знают, как ведутся государственные дела и как функционируют государственные учреждения, они не в состоянии понять, когда их подхалимы и лакеи оказываются некомпетентными, воруют у них или подрывают их власть.
Отмывшись от грязи и сажи и снова переодевшись в приличную одежду, я явился в Земельное управление, располагавшееся недалеко от дворца Птолемея. Я знал, что могу выяснить здесь точные границы и имя владельца любого квадратного дюйма земли во всем Египте. Здесь создали и разработали целое искусство топографической съемки и межевания. Это было сделано по необходимости, поскольку здешние земли каждый год затапливаются при разливах Нила и все границы между земельными владениями и межевые знаки частенько смывает водой. Подобно большинству завоевателей, Птолемеи взяли на вооружение все самые полезные практические навыки и опыт покоренного народа, поэтому в данном управлении, за небольшим исключением, служили только египтяне. В первом же помещении, в которое я вошел, ко мне сразу же бросился услужливый раб.
– Как я могу тебе услужить, господин?
– Где я могу найти карты и документы касательно ближайших к Александрии земельных участков?
– Пожалуй вот сюда, следом за мной.
Мы прошли через несколько комнат, где на полу сидели писцы, скрестив по египетскому обычаю ноги и растянув папирусы на коленях, на своих туго натянутых юбочках. В руках у них были тонкие кисточки, а чернильницы стояли рядом на полу. Другие трудились над картами, разложенными на длинных столах.
– Здесь Управление Царского нома, сенатор, а вот это – Сетхотеп, царский землемер Северной инспекции землеустройства и межевания.
Из-за своего стола встал мужчина и подошел к нам. Местный, одет просто, но я к этому времени уже научился различать статус человека по качеству его парика и по тому, из какой ткани изготовлен его передник, эта египетская юбочка. Сетхотеп явно был чиновником высокого ранга, равный по положению в обществе примерно римскому всаднику*. Нас представили друг другу, и я выдал ему заранее придуманную историю.
– Я занимаюсь работой, связанной с географическими данными о Египте. На латыни таких исследований не появлялось уже более пятидесяти лет, а прежние работы всего лишь переводы с греческого, и, само собой, в них полно ошибок. И я полагаю, нам нужно новое исследование, наше собственное.
– Весьма похвальное начинание, – заметил Сетхотеп.
– Я уже приступил к этой работе и начал с Александрии, и теперь мне необходимо изучить карты и описания близлежащих окрестностей. Я хотел бы начать с озера Мареотис и окружающих его территорий. У вас имеются такие карты? Я предпочел бы иметь дело с топографическими планами, в которых были бы указаны все землевладения и их собственники.
– Конечно, сенатор, – ответил Сетхотеп.
Он отступил к стеллажу, такому же, как в Библиотеке, и достал из него большой свиток.
– Конечно, вся земля в Египте принадлежит царю Птолемею, однако, по древней традиции, наш повелитель жалует права владения крупными земельными участками и имениями своим преданным вельможам.
Именно это я и хотел от него услышать.
Он отнес свиток к длинному столу и извлек его из трубчатого кожаного футляра. Расчищая для него место, он собрал несколько листов папируса, заглянул в них и затем швырнул в большой ящик, стоявший сбоку от стола. Он был наполовину заполнен. Египетские бюрократы портят и выбрасывают в десять раз больше папируса, чем их римские коллеги по ремеслу. В Египте этот материал дешев, так что они даже не пробуют использовать его вторично.
– А куда идет весь этот использованный папирус? – полюбопытствовал я.
– Каждый месяц сюда являются гробовщики и все это забирают, – ответил Сетхотеп.
– Гробовщики?! В самом деле? – Еще одна египетская странность.
– О, да. Дерево в Египте стоит очень дорого, и его мало. Лишь самые богатые могут позволить себе деревянные саркофаги для мумий. А гробовщики заливают использованный папирус клеем и формируют из получившейся массы саркофаги для мумий. Они предназначаются для небогатых или нищих. Пока гробница усопшего остается закрытой и запечатанной, такие гробы сохраняются ничуть не хуже, чем деревянные. Во всяком случае, они так утверждают. Лично я предпочел бы дерево. Моя собственная гробница почти готова, и я уже приготовил гробы для себя и для своей жены. Они изготовлены из лучшего ливанского кедра.
Римляне тоже любят заниматься похоронами и подготовкой к погребальным процедурам, но у египтян, которые верят в радости загробной жизни, это настоящая мания. Дай им только возможность, и они будут болтать на эту тему часами.
– Вот озеро, – объяснял между тем Сетхотеп, разложив карту на столе и придавив уголки чем-то тяжелым.
Озеро оказалось весьма неправильной формы, как это обычно и бывает. Пунктирные линии на карте обозначали границы земельных владений и имений, что располагались по его берегам, но надписи были сделаны скорописью, так называемым демотическим письмом, то есть упрощенными иероглифами, воспроизводящими фонетическое звучание слов подобно греческому или латинскому алфавиту. Такое принято только у египтян, они таким образом обеспечивают себе место на службе у Птолемеев. И только они сами могут читать эти надписи на картах или топографических планах.
– Это имена землевладельцев? – спросил я, указывая на совершенно непонятные для меня письмена. – Я вскоре намерен предпринять поездку по озеру, и, вероятно, мне понадобится посетить кое-кого из них.
– Так, сейчас посмотрим. Если плыть от канала на запад…
– Вообще-то я хотел начать с восточной стороны. Кто, к примеру, владелец вот этого надела? – Я ткнул пальцем в место, где побывал этим самым утром.
Сетхотеп изучил надпись на плане.
– Это владение принадлежит вельможе Кассандру. Он его унаследовал напрямую от своего предка, который был сподвижником Птолемея Сотера, первого из Птолемеев и основателя царской династии.
Это было неприятное сообщение. Я никогда не слыхал об этом человеке.
– Стало быть, именно к этому Кассандру мне следует обратиться, если я вознамерюсь посетить его владение?
– Кассандр уже несколько лет проживает в уединении в своем имении в Арсинойском номе, это в Файюмском оазисе, на берегу озера.
– У него, значит, не одно имение? – спросил я.
– Как и многие другие цари, Птолемеи придерживаются такой политики, что наделяют своих крупных вельмож имениями, разбросанными по всему царству, а не в одном месте, чтобы не создавалось одно большое землевладение. Это смягчает ревность, возникающую среди приближенных к царскому трону, и обеспечивает каждого из них и лучшими землями, и средними по плодородию, и бесплодными.
И еще такая политика заставляет их все время разъезжать от имения к имению и лишает их возможности создать для себя целостную и мощную экономическую и властную базу, подумал я.
– Очень мудрая политика. Так к кому мне следует обратиться?
Сетхотеп поправил парик, который съехал набок.
